Моя коллекция нацистского барахла с немецких блошиных рынков

Обожаю, когда люди умирают. Особенно, если умерший был злобным старым ублюдком, чья семья ненавидела его, и у него было самое лучшее барахло, которое я хочу заполучить себе.

Я поняла это, когда жила в Кёльне, в Германии, я нашла там огромное количество блошиных рынков в городе. В каждом селении или деревне вы обнаружите, что немцы очень серьёзно относятся к своим еженедельным Flohmärkte(блошиные рынки), заметно отличающимся от тех, которые вы можете найти в Северной Америке. На Бруклинском блошином рынке в Нью-Йорке или Джанкшен рынке в Торонто вы скорее найдёте оригинальных дизайнеров ювелирных изделий или модные инди-лейблы, чем уникальный антиквариат или старинные винтажные вещички. Конечно, вы можете найти пишущие машинки, но вам зарядят 500 долларов США за уродливую Corona 1979 года без валика или катушки и с пропавшими без вести ключами. На немецких блошиных рынках практически нет хипстэрских предпринимателей, которые пытаются продать вам серьги из пера павлина, а пишущие машинки стоят всего лишь 13 долларов США. Все продавцы сальные, старые скряги с нерегулярными зубами, которые пахнут одеколоном Чешской Республики. Это запах хорошего куша. Их мерзость сообщает мне, что я пришла в нужное место.

Я познакомилась с одним таким продавцом в Дюссельдорфе, его звали Винни, который, как и почти все продавцы на блошином рынке, также работал в качестве ликвидатора недвижимости. Этих людей нанимают, чтобы избавиться от всех вещей и мебели из дома умершего для продажи недвижимости. Винни сказал мне, что счастливые семьи хранят хорошие вещи, такие как диваны Davenport, серванты, любовные письма и сентиментальные фотоальбомы, а неблагополучные семьи просто хотят избавиться от всего и сразу. И право распоряжаться вещами на своё усмотрение входит в стоимость услуг Винни. Как только он продал все большие предметы, такие как холодильники и диваны Chesterfield на eBay, он торгует на блошином рынке вещами помельче: Китайскими чайными сервизами и старыми радиоприёмниками.

Для таких психопатов, как я, это означает, что я могу купить всё странное барахло, которое эти люди хранили в секрете в своих скрытых ящиках в течение многих лет. Затворники, патологические накопители хлама, агорафобы, сексуальные преступники, и нацисты — редкие и особенные находки, и мне просто выносит мозг, когда я их нахожу.

Была открытка от 30 января 1933 года, день прихода к власти нацистской партии. На ней был изображён пропагандистский марш, который прошёл под Бранденбургскими воротами, и марка с Гитлером и Гинденбургом в профиль. Там была написана первая строка национального гимна Германии, «Deutschland, Deutschland überAlles», который больше не поют под страхом уголовного преследования.

Потом была открытка с конференции партии Третьего Рейха в 1938 году в Нюрнберге, подписанная «HeilHitler» на обороте, которая пришла с листом перфорированных марок с Адольфом в профиль. Надпись гласила «Тот, кто хочет спасти людей должен думать героически».

Когда я переехала в Берлин, моим любимым блошиным рынком стал рынок на Ратхаус Шёнеберг, где я купила несколько карманных фотографий из чьего-то личного семейного альбома. На одной был нацистский пропагандистский парад. На ней чётко видны флаги со свастикой, висящие на зданиях, и знамёна, а также зрители кричащие «SiegHeil» и солдаты, которые маршируют по деревне. Другая фотография отчётливо изображает офицеров низкого ранга, отдающих честь в шеренге, с лопатами под рукой. Лучше даже не представлять, что они копали этими лопатами.

На другой фотографии была изображена семья с детьми, приветственно машущих из окна, рядом с ними чётко виден флаг со свастикой. Фотография датирована мартом 1933 года, всего через два месяца после прихода нацистской партии к власти, так что видно насколько быстро эта пропаганда захватила город. Покупка этих вещей наРатхаус Шёнеберг показалась мне весьма ироничной, так как это именно то место, где Джон Ф. Кеннеди дал свою знаменитую речь «IchbineinBerliner».

Там были бесконечные копии первого издания MeinKampf в твердом переплёте, ими были усыпаны все раскладки продавцов. Была пишущая машинка SS, которая произведена со специальным ключом с изображением символа SS. Были там и медали чести Третьего Рейха, а однажды я даже нашла полноценную форму Вермахта в идеальном состоянии на продаже.

Как ни странно, продавать или покупать нацистские раритеты в Германии не запрещено законом, а изображать свастику запрещено, поэтому большинство из этих вещей были похоронены на дне коробок, вынуждая меня копаться в них. В некоторых случаях, свастика была закрыта небольшой наклейкой.

Продавцы на блошиных рынках на Ратхаус Шёнеберг, Боксхагенер Плац и Фербеллинер Плац в Берлине уже начали узнавать меня через некоторое время: та странная канадка, которая покупает нацистское барахло. Им не понять моё увлечение; в конце концов, для них это барахло – привычное дело. У большинства немцев есть родители или бабушки и дедушки, которые воевали или поддерживали нацистов. Во многих немецких семьях легко найти такие вещи на дне ящика.

Всё в 1930 году должно было иметь нацистское клеймо или печать, от свидетельства о рождении и водительских прав до разрешений на преподавание. Везде был изображён орёл, держащий свастику. Чего они не понимают, так это того, что канадцы этого никогда не видели. Когда мы узнаём о Второй мировой войне и Холокосте в школе, это всегда что-то, что произошло на другой стороне планеты миллион лет назад. Мы никогда не видим свастики или марок с Гитлером. Поэтому, когда канадец имеет возможность стоять на том месте, где были сожжены книги, где была объявлена война, и держать реликвию одной из самых страшных эпох современности, нас охватывает необъяснимая сила. Для меня эти вещи являются тёмными, тревожными, загадочными, преследующими, и невозможными для игнорирования.

Для баланса я также купила много фотографий и любовных писем от тех, кто пережил нацистские злодеяния. На блошином рынке в Брюсселе, я купила грязное и ужасно пожелтевшее письмо, написанное во время оккупации Бельгии. Во время прочтения, я перевела его с исходного французского в уме:

Почему такое историческое и личное письмо было выставлено на продажу на блошином рынке за жалкое евро, более того, оказалось заброшенным на дно коробки, пропитанной дождевой водой и облитой грязью? Я предположила, что, когда получатель этого письма умер, он, вероятно, не был в хороших отношениях со своей семьёй, и у них не было никакого желания сохранять что-нибудь из его вещей. Кто был этот человек? Как он пережил войну? Кого он любил? Почему его ненавидели после смерти?

Узнать это невозможно. Поэтому я поместила в рамки все эти семейные фотографии и письма, и повесила их на стене в моей спальне. Эти люди так заботились о манере этих писем и о сохранности этих воспоминаний, что я решила, что кто-то должен их помнить. Возможно, я последний человек на земле, который ценит эти потерянные во времени моменты. Так что, да, я не знаю, кто они, и никогда не узнаю, но это не может остановить меня от коллекционирования их историй.

Что касается моих нацистских вещей, я храню их на дне ящика, где, я надеюсь, они пробудут до тех пор, пока ликвидатор недвижимости, пахнущий грязью и потом, не придёт в мою комнату и не задумается, каким человеком я была.

Следите за сообщениями Кристины Эстимы на Twitter.