Теперь его зовут 26. Часть I

Текст: Сэм МакФитерс. Перевод: Максим Подпольщик.

Однажды в среду, февральским вечером 2007 года, я встретился с человеком по имени 26 в ресторане Международного клуба путешественников при Музее тубы, что в Окимосе, штат Мичиган.

Мы сели подальше от двери, чтобы укрыться от зимних сквозняков; над нашими головами висели ряды африканских масок и потрёпанных временем, но по-прежнему красивых туб.

В полицейских отчётах 26 значился как человек «худощавого» телосложения пяти футов и семи дюймов ростом. На самом деле, сказать что-то определённое о его телосложении было непросто. На нём был сильно поношенный вязаный свитер синего цвета, а на голове огромная бейсболка с логотипом канала «Погода». Она частично скрывала его неопрятные, жидкие, но ещё не седые волосы.

Практически на каждом пальце у него было надето по нескольку колец. Он выглядел дружелюбным и утончённым. Увидев его, официантка удивилась и обрадовалась.

«У вас выходило что-нибудь после «Патриции» (Patricia)?» – спросила она с сильным русским акцентом. Речь шла о его сольном альбоме, названном в честь врача-терапевта, которую он посещал в 90-х годах, когда ещё был завсегдатаем этого ресторана.

С чем только ни сравнивали (не) многочисленные музыкальные критики этот альбом Дока Дарта. Большинство из них писали о влиянии R.E.M. и U2. В этом есть доля истины. Пластинка звучит очень легковесно, но вместе с тем невероятно трагично – Док поёт об одиночестве, покинувших его друзьях («Надеюсь, у вас всё в порядке»), и, конечно, о Патриции – женщине, в которую он успел безответно влюбиться во время сеансов психотерапии. Альбом слушается легко, если не знать, при каких обстоятельствах он был записан. Крик, на который иногда всё-таки срывается Док, уже не несёт былой агрессии. Скорее, это крик о помощи.

«Я записал несколько альбомов после «Патриции», - кивнул он. «Один из них я выпустил несколько лет назад под вывеской 26». Она кивнула, возможно, решив, что 26 – это название группы, а не его собственное имя. «А до этого я пел в другой группе, с неприличным словом в названии», - добавил он.

Девушка снова улыбнулась.

Ранее в нашем разговоре, он морщился, произнося это «плохое» слово – теперь 26 не матерится. Он был явно рад, что официантка не стала углубляться в эту тему.

В ресторане работало радио, и когда стали передавать новости из суда над проворовавшимся адвокатом Льюисом Либби, 26 быстро заткнул уши. 20 марта 2004 года он решил оградить себя от всех новостей из внешнего мира.

«В принципе, я даже не знаю, кто у нас сейчас президент», - радостно сказал он после окончания информационного выпуска.

«Как-то раз я попросил одного своего квартиросъёмщика не рассказывать мне ни о чём, что передают в новостях. После этого он сообщил мне, что какой-то президент недавно умер. Но я ведь специально просил его не сообщать мне никаких новостей. На что он ответил: «А я думал, это не относится к тем случаям, когда кто-то умирает». Ох, и натерпелся я с этим квартирантом».

Полагая, что он имел в виду Джеральда Форда, я сказал, что на следующей неделе собираюсь в Президентскую Библиотеку Форда в Грэнд Рэйпист, Мичиган.

«Нет, это был другой президент», - немного раздражённо ответил он. По-видимому, речь шла о Рональде Рейгане, который умер три года назад.

Смена нашей официантки подошла к концу вскоре после нашего прибытия. На прощание она взяла с моего собеседника слово принести ей его новые диски. Когда она скрылась за прилавком, большая чёрная женщина в другом конце ресторана вскочила и закричала: «Блядь, где мои деньги?».

Выступление Дока Дарта с Crucifucks, Балтимор, 1986. Фото: Билли Витфилд

«Эх», - пробормотал 26, медленно подымаясь из-за стола, - «Опять это слово».

26, которому на момент интервью было 54 года, при рождении был назван Доком Корбином Дартом. Он родился в пригороде Мейсона, штат Мичинган, и прожил всю жизнь в районе Большого Лэнсинга. Его бывшее имя – Док – это не сокращение, он унаследовал его от дедушки Дока Кэмпбелла Дарта, который, в свою очередь, был назван в честь местного врача доктора Кэмпбелла.

Прадед Дока Роллин Си Дарт основал «Национальный Банк Дарт», а двоюродный дядя Билл - «Дарт Контейнер» – крупнейший в мире завод по производству пенопластовых стаканчиков.

Большинство людей, слышавших о Доке Дарте, понятия не имеют, что известность пришла к нему уже в зрелом возрасте. Он начал работать в банке Дартов ещё подростком. Сначала на самой нижней ступени, в должности инкассатора, но с прицелом на то, чтобы в итоге стать четвёртым президентом банка династии Дартов. В 1980 году он вернулся в Мичиганский Университет, чтобы получить степень бакалавра по антропологии, затем женился на своей девушке Энжи и два года спустя стал отцом.

Его главной страстью всегда была музыка. В тот год, когда The Beatles выступили на шоу Эдда Саливана, Доку исполнилось 11 лет. Группа произвела на него большое впечатление. Для юного Дока Боб Дилан и Джимми Хендрикс стояли в одном ряду с антивоенными кадрами, которые он видел по телевизору. Самого Дока война чуть-чуть не обошла стороной: в 1971 году восемнадцатилетнему Дарту пришлось участвовать в последней призывной лотерее во Вьетнам. Смертельно опасный для многих «розыгрыш» транслировался по телевидению. На шариках, которые ведущие вынимали из вращающегося барабана, вместо номеров билетов были написаны даты рождения тех, кому следовало явиться на призывные пункты в первую очередь.

Он жадно скупал все мало-мальски интересные записи в Восточном Ленсинге и к середине 70-х стал обладателем солидной коллекции пластинок. К тому времени он уже чувствовал, что все его некогда любимые группы сдулись под грузом наркотиков и общей изнуряющей атмосферы 70-х, которая не пощадила никого. В 1977 Док услышал Sex Pistols, а затем Talking Heads, Buzzcocks, The Stranglers, Ramones, Devo. В конце 70-х в Америке появилась субкультура, настроение которой, наконец, полностью соответствовало картине мире Дарта – быстрый, злой, и гораздо более агрессивный, чем раньше, панк-рок, впоследствии названный хардкором.

Со своими будущими музыкантами Скоттом Беджерстоном и Стивом Шелли Дарт познакомился на концерте Black Flag в 1980 году. Интересно, что оба они тогда играли в группе, исполнявшей исключительно кавера песен Joy Division.

Когда Crucifucks начали выступать, Доку Дарту было 28 лет, но при этом он называл себя «малышом». В детстве его звали Док Младший или Малыш Док, чтобы не путать с дедом - теперь же это прозвище стало его альтер-эго. Во время концертов Малыш Док часто резал себя бритвой или осколками битого стекла, а затем, чтобы заглушить боль, вливал в себя литры алкоголя. Ещё больший вред он причинял себе (и другим), прыгая в толпу с большой высоты. Из-за названия группу не пускали играть во многие клубы. Поэтому в Лэнсинге они выступали под вывеской The Scribbles (по кличке собаки Дока), а иногда указывали себя на афише как Crucifex, Cruise Effects или даже The Christmas Folks.

Выступление Дока Дарта с Crucifucks, Балтимор, 1986. Фото: Билли Витфилд

В апреле 1982 года Crucifucks должны были играть вместе с Meatmen в одном из кафе Восточного Ленсинга. Док раздавал на улице флаеры, а затем зашёл в ресторан через дорогу и продолжил всучивать бумажки ничего не понимающим посетителям. Он пересёк весь зал и вышел с чёрного хода, где был арестован. В тот вечер Crucifucks не суждено было выступить, но фотографии Дока из полицейского участка стали впоследствии знаковыми для мичиганской сцены 80-х. Это самый известный и, возможно, самый качественный снимок Дока, который сейчас можно найти.

Тем же летом Meatmen пригласили Crucifucks сыграть в пригороде Детройта, городке Понтиак (Мичиган), вместе с уже знаменитыми тогда Dead Kennedys из Сан-Франциско. С группой Дока их роднила тяга к театральности и общее саркастически злое настроение.

Вспоминает Джелло Биафра: «Это был человек с очень высоким голосом, огромными ушами, как у Линдона Джонсона и широкой издевательской улыбкой. Она раздражала всех. Это было связано с тем, что далеко не все поклонники Necros и Negative Approach были такими уж умными и интеллигентными ребятами. Доку было скучно на них смотреть, он прикалывался над ними снова, снова, и снова, до тех пор, пока в него не начинали лететь плевки и пустые банки, а публика не взрывалась воплями «Вали со сцены!». После этого он взял и с разбега прыгнул им на головы! Каким-то образом толпа упустила его из виду, он вновь забрался на сцену, и продолжил сыпать издевательствами».

Через год, когда Dead Kennedys вновь оказались в Мичигане, Биафра предложил группе издать альбом на своем лейбле «Alternative Tentacles». Не случись этого, скорее всего, Crucifucks поиграли бы еще некоторое время, не выезжая за пределы штата, а затем благополучно распались. Вместо этого в 1984 году они выпустили одноименный альбом, рецептом которого была очень странная смесь злорадства и истерики. Вокалист тянет на себе всю запись, голос Дока ни на что не похож. Он глотает слова, выплевывая по нескольку фраз в минуту. Это одновременно и насмешка, и драма. Он звучит то, как Джелло Биафра, то, как кролик Роджер.

Я спросил у Джелло, известного коллекционера пластинок, слышал ли он когда-нибудь вокалиста, который пел бы так же, как Док. Он сказал, что нет. В середине 80-х у группы была репутация самой злой команды на тогдашней музыкальной сцене. В эпоху расцвета хардкора заслужить  это звание было совсем не просто.

Панки, стараясь, максимально отдалиться от своих предшественников хиппи, всё-таки переняли у первого поколения детей цветов некоторые словечки - в частности, называли полицейских не иначе как свиньями. Ненависть к копам была одним из немногих пунктов, с которым были солидарны все: и аполитичные Black Flag, и крайне политизированные Dead Kennedys, и растафари из Bad Brains. Однако выступать против полицейского беспредела и открыто призывать к убийствам служителей порядка, всё-таки, было не одним и тем же. Доку удалось зайти в этом вопросе гораздо дальше большинства своих современников. В 1992 году песня рэпера Ice T. «Cop killer» прогремела с огромным скандалом. Многие считают, что только безвестность спасла песню Дока «Ментов на удобрения» (Cops for Fertilizer) от повсеместного общественного порицания.

Когда Dead Kennedys во второй раз выступали в Лэнсинге, их снова разогревали Crucifucks. «К моему огромному удивлению, они понравились публике», - вспоминает Биафра. «Для Дока это было настоящим шоком. Он не знал, как себя вести. В итоге он ляпнул что-то про «бессмысленный спектакль, в который превратилась нынешняя хардкор-сцена». После этих слов, разумеется, весь зал начал улюлюкать и кидать в Дока разный мусор, а ему только того и надо было, он смотрел на них и улыбался до ушей. Он старался задеть их любым способом, и ему это удалось».

26 живет в хорошо обустроенном пригородном районе с роскошными двухэтажными особняками, дома классом ниже здесь встречаются лишь изредка. На близлежащих улицах можно наблюдать аккуратные асфальтированные дорожки и хорошую подборку американских флагов, великолепие которых изредка разбавляют как будто стыдливо накарябанные пацифики. Знамён же здесь полный набор – как больших полотнищ на крышах, так и флагов поменьше, развивающихся на лужайках. Идёт второй срок правления президента Буша, флаги на участке означают, что их владельцы поддерживают политику 43-го президента США и/или войну в Ираке. Пройдя пешком один квартал, я замечаю букву "А" в букве "О", намалёванную баллончиком на задней стороне дорожного знака.

Его дом было легко найти. Он расположен в стороне от тротуара; окна забиты листами ярко-голубой фанеры. Следы разбитых яиц со временем стали почти незаметными, но белые пятна, оставленные десятками шариков для пейнтбола, отчётливо выделялись на синем фоне. Два больших листа толстого картона скрывали надписи, намалёванные рядом с входной дверью. Здание выглядело заброшенным.

Внутри же свет широкой полоской прорезался сквозь перила уходящей вверх лестницы, освещая длинные двустворчатые окна и некрашеный деревянный пол. В гостиной нам пришлось аккуратно сдвинуть в сторону двадцатикилограммовые мешки с кормом для птиц и животных, которые стояли прямо у стеклянной двери, ведущей на задний двор. Карты Африки, Индии и озера Верхнее (крупнейший пресноводный водоём в мире, находится на границе США и Канады) были аккуратно развешаны по комнате, на стене ближе к кухне висел портрет принцессы Дианы. Пространство казалось неиспользуемым, но, в то же время, его нельзя было назвать грязным или заброшенным. Едкий запах ладана, царивший в комнате, был настолько привязчив, что моя куртка пахла нашим разговором ещё несколько часов спустя.

Планировка заднего двора не совсем соответствовала картинке, которую я видел в Интернете, когда искал нужный мне дом через Google Earth. Я хотел рассказать ему об этом, но потом подумал, что это может стать нарушением его запрета о каких-либо новостях. Это правило было очень тяжело соблюдать, частично из-за того, что мне всё время хотелось проверить своего собеседника, действительно ли он живет в полной изоляции. Несколько часов назад, проезжая по Окимосу, мы увидели очередной приспущенный государственный флаг, и я спросил, неужели ему все эти годы не было любопытно, что происходит в мире. Его ответ был неожиданным:

- Я полагаю, сейчас у власти президент Чейни.

- Ну, я не скажу вам, так это или нет.

- Отлично.

В гостиной я включил свой цифровой диктофон для записи нашего разговора. Когда я сказал, что в него влезают сотни часов интервью, он посмотрел на меня с недоверием.

26 часто называет себя «странным типом», а вещи, которые ему не нравятся (первый альбом CRUCIFUCKS, Раш Лимбо, буддизм) – «мерзостями». Его речь насыщена словечками, которые часто употребляют жители Среднего запада: «бох ты мой», «вот те ну», «что за чертовщина» и редкими «аха», которые, как мне казалось раньше, скорее присущи выходцам из Миннесоты. Когда он предложил мне «выдуть» и открыл холодильник, набитый бутылками с шипучкой, я только через пару минут понял, что он имел в виду газировку, а не траву (26 строгий противник марихуаны).

Пытаясь докопаться до истинных причин его ненависти к полиции, я был удивлен, когда узнал, что серьёзных проблем с законом у моего собеседника никогда не было. Впервые его арестовали в 1971 году при проведении опасного социального эксперимента.

«Я не думал, что мне есть чего опасаться, но, в то же время, я был очень обеспокоен тем, что происходит с нашими гражданскими правами», - сказал он.

«Нам всю жизнь внушали, что мы можем говорить всё, что вздумается. И я подумал: «Я могу сказать всё, что захочу. Следовательно, я могу сказать это ментам. Что же, вперёд!». Мне было интересно посмотреть, что из всего этого выйдет. Я даже предполагал, что всё закончится успешно», - усмехнулся он – «К сожалению, в жизни всё работает совсем не так, как на бумаге».

В начале 70-х он попадал в участок ещё дважды – первый раз за оскорбление офицера полиции, арестовывавшего его друга. В суде 26, которого тогда еще звали Док, отказался от адвоката и защищал себя самостоятельно.

«Я всегда думал, что менты постоянно лгут под присягой. В тот день я убедился в этом на собственном опыте. Я больше не мог с этим мириться. Мой опыт был ужасен, просто ужасен, и он основывался совсем не на пустом месте. Я был переполнен ненавистью к полиции, я буквально ей искрился. И они это прекрасно чувствовали. Это начало превращаться в рутину: если поблизости от меня находились полицейские», - 26 щёлкнул пальцами. – «Они чуяли моё к ним отношение и сразу меня забирали».

Проработав четыре с половиной года в Национальном банке Дарт, он только укрепился в своих радикальных взглядах. Несмотря на то, что Док уверенно шёл в гору, его мировоззрение с каждым днём кренилось всё дальше и дальше влево. При этом у него практически не было друзей среди коллег, которые думали, что повышения достаются ему исключительно по блату. «Я выглядел, как бомж», - рассказывал 26. – «У меня были длинные волосы и борода. И я постоянно пребывал в депрессии. В банке не было ничего, что было бы мне близко». В обязанности Дока входило каждое утро поднимать государственный флаг перед зданием банка. Ежедневно направляясь через вестибюль к флагштоку, он волочил полотнище за собой по земле. Долгие споры по поводу его причёски достигли своего апогея в 1976 году. Банк отказался выплачивать ему пособие по безработице, и тогда он подал в суд на собственного отца.

К началу 80-х в полиции Ленсинга о Доке знали все. Он подливал масла в огонь, выпуская «Полицейский Вестник Ленсинга» - маленький фэнзин с фотографиями и заметками об убитых стражах порядка.

Весной 1985 года Док организовал «Оззи пати», идея которой заключалась в том, чтобы прокрутить все пластинки, на которых хоть как-то засветился Оззи Осборн. Неожиданно для хозяина вечеринки одна местная группа попросила у него разрешения выступить на крыльце его дома. Несмотря на то, что дело происходило поздно ночью в жилом квартале, а команда никак не вписывалась в формат вечера, Док согласился. Он думал, максимум, что сделают местные власти – выпишут ему штраф. Вместо этого к дому начали съезжаться отряды полиции, которые начали забирать людей.

Док забежал в дом, схватил банку пива и – сейчас он признаёт, что эта была ошибка – вышел через заднюю дверь и, встав рядом с ментами, начал наблюдать за беспределом. Двое полицейских схватили его, избили и, на глазах и без того изрядно напуганной публики, сломали ему мизинец. Он был обвинён в нападении на сотрудника полиции и проиграл суд, попытавшись опротестовать приговор.

В судье, который вёл дело, он узнал друга своего отца. В результате своего последнего задержания (за сопротивление полиции), он получил сразу два срока, по 20 дней каждый. Его дядя Стив Дарт, известный адвокат, договорился о том, чтобы Дока выпустили под залог в тысячу долларов с обязательством пройти психиатрическое обследование.

Жена вокалиста Crucifucks, ранее угрожавшая бросить его, если он ещё хоть раз попадёт за решетку, выполнила своё обещание и ушла, забрав с собой их четырёхлетнего сына Эвана и трёхлетнюю дочь Сару. После того, как семья его покинула, Док остался один в неубранном доме, заглушая пивом нахлынувшее отчаяние. Его единственной одеждой была вытянутая линялая футболка.

Конец первой части.