Один день в Республике Фриголандии, последнем убежище итальянской сатиры

На дворе был 1980 год. Италия оплакивала жертв теракта на железнодорожном вокзале в Болонье и копалась в руинах, оставшихся после землетрясения в Ирпинии. Тем временем в коридорах власти Коммунистическая партия отдалялась от исторического компромисса, связавшего её с христианскими демократами, пока усталые глаза наблюдали за выборами бывшего актёра Рональда Рейгана в Белый дом. Стремление к личному удовлетворению взяло верх над политическими идеологиями. В том году на Фестивале комиксов в Лукке дебютировал один журнал, который впоследствии войдёт в историю издательского мира Италии. Этот журнал назывался Frigidaire.

Frigidaire не ограничивал своё содержание одной конкретной темой, что было нетипично для итальянских журналов той эпохи. Вместо этого он занялся проектом полной коммуникации: комиксы, искусство, сатира, литература, политика, философия и музыка были соединены в единое целое, будучи полностью подчинены одному и тому же сатирическому мотиву. Журнал наложил свой отпечаток на целое поколение и занял в коллективном воображении место наиболее дерзкого и незаурядного журнала в Италии. Он не подвергался цензуре и нападал с двух сторон в то время, когда от сатириков часто ожидали, что они будут принимать чью-то сторону.

Frigidaire непрерывно публиковался до 1998 года, а затем нерегулярно, с продолжительным перерывом с 2003 по 2009 год. Сегодня найти его в газетных киосках Милана нелегко. Проще купить его в баре, который часто посещает один из его основателей, Винченцо Спаранья, в Джано-дель-Умбрия, городке в Умбрии, где живут всего лишь 3,000 жителей. Спаранья работал в журнале с момента его основания, но после того, как он продал свой дом в Риме в 2003 году, журнал оказался в тупике. Один приятель рассказал Спаранье о возможности предложить проект региональному правительству в Умбрии. У Спаранье родилась идея о такой себе «стране», куда люди могли бы совершать паломничество, дабы увидеть искусство и идеи, из которых состоит журнал. План был предназначен для Museo dell'Arte Maivista, музея «невиданного доселе искусства», которое Frigidaire в своё время прославил. Изначально Спаранье приглянулся замок 12-го века, превращённый в склад оливок, но однажды он наткнулся на заброшенный фашистский летний лагерь и решил его восстановить. На ремонт летнего лагеря явились сотни волонтёров, художников и товарищей, и в 2006 он открылся под именем Республики Фриголандии. Сейчас она является главным офисом журнала и домом Спараньи, который он делит со своей девушкой и главным корреспондентом, Майлой Наваррой, художницей-оформителем из Рима, которой на момент основания Frigidaire было десять лет.

***

Когда я этой осенью, проехав по сельской местности Умбрии, прибыл во Фриголандию, было уже темно. В холодной ночи выли собаки. Впереди меня приветствовали большие железные ворота, увенчанные словом «ФРИГОЛАНДИЯ». Спаранья уже спал, но меня встретила Наварра. Она засиделась допоздна за разметкой номера IlNuovoMale, другого сатирического журнала, который они выпускают. Она провела меня в спальню, где меня защитило от холода множество одеял и болеутоляющих средств.

Проснувшись, я отправился на экскурсию по сосновому лесу вокруг Фриголандии. Я восхитился Природным театром Оклахомы (деревянной постройкой, созданной Лучано Бискарини, художником из города Фолиньо, в память о Франце Кафке) и живописным CasaRosada (Розовым домом) с его огромным камином. На спортивной площадке я, наконец-то, встретился со Спараньей, который в это время кормил четырёх белых собак. Из-под его чёрной шапки торчали густые белые волосы. Он любезно пригласил меня в свою студию.

В этой просторной комнате были два окна, две большие книжные полки и письменный стол, покоящийся на огромном стволе каштана. В начале нашего разговора Спаранья налил себе стакан воды с капелькой лимонного сока. «Я был убеждён, что журнала, способного на анализ мира без вселенной идеологий, не существует, – сказал он. – Даже сейчас нам редко говорят, что происходит на самом деле, так как прятаться за идеологическими щитами легче. В то время это искажение было ещё сильнее, чем сейчас. Мы старались рассказывать о мире в режиме реального времени, с субъективной точки зрения, не сидя в готовой клетке».

Приготовления к первому номеру продлились около года, а случилось это после встречи Спараньи, работавшего над IlMale, одним из важнейших итальянских сатирических журналов, со Стефано Тамбурини, художником-оформителем. «Всё началось тогда, когда нас со Стефано Тамбурини посетила одна идея. В Cannibale всё ещё были невероятные комиксы, и Тамбурини хотел продолжить это дело. С другой стороны, поскольку я, возможно, первым понял революционное значение этих комиксов, я думал о новом журнале. IlMale, по сути, создал пространство для языка сатиры, но до сих пор оставались неисследованными многие другие формы повествования». Пара привлекла к сотрудничеству Филиппо Скоццари, иллюстратора и одну из ключевых фигур андеграунда 70-х годов, и они разработали идею Frigidaire. «Наш журнал Frigidaire всегда был брендом, с самого рождения», – заявил Спаранья.

***

Стены кабинета Спараньи увешаны набросками, резьбой по дереву и громадными фотографиями из прошлого журнала, вроде снимка обнажённого художественного критика Ачилле Бонито Оливы на диване, оказавшегося на обложке в 2011 году. Она, возможно, стала одним из образцов artemaivista – «невиданного доселе искусства», – которое и прославило журнал. «Это был способ пародии и насмешки, иллюстрирующей нашу концепцию искусства, которое никто никогда не видит, потому что оно обновляется с каждым мгновением, – объяснил он. – Существуют работы, которые видели тысячи раз, например, работы Леонардо и Микеланджело, а также многие другие. Тем не менее, глядя на них, всякий раз ощущаешь новые эмоции, поскольку они обладают энергетикой, которая всякий раз делает их «невиданными». Термин изначально родился как обозначение оригинальных чернильных рисунков, которыми я занимался с подросткового возраста, но которые мы так никогда и не опубликовали. Это были не комиксы и не иллюстрации; мы просто не знали, как их назвать. Затем [карикатурист Frigidaire Андреа] Пацьенца сказал: «Это искусство, которое существует, но которого никто не видел. Это artemaivista!»

Подобно любому другому художественному движению у artemaivista есть свой манифест. «Мы начали с шутки, но оно вскоре стало способом определения всего искусства Frigidaire как искусства слушать искусство. Собственно, у нас были очень разные стили и художники. Эти совместные работы являются результатом нашей способности слушать, а это значит смотреть на художественный образ, открывать его, когда он рождается, до того, как он осядет в музеях или войдёт в систему коммуникации и станет хорошо известным».

Artemaivista – это искусство, живущее во тьме трущоб, из которых, как можно лицезреть время от времени, появляются невероятные лучи света. Немалая часть произведений искусства коллектива, даром что невиданная, хорошо усвоена культурой. Даже сегодня молодые люди делают себе татуировки РанКсерокса (RunXerox), одного из антигероев в комиксах Тамбурини, персонажа, впервые появившегося во Frigidaire. «Действительно, страницам Frigidaire присуща долговечность, стойкое воздействие, – заявил Спаранья, в чьём стакане остались одни только лимонные зёрнышки. – И это не случайно. С самого начала мы старались смотреть на действительность глазами будущего».

Ещё одним футуристическим элементом Frigidaire стало его графическое оформление, которое не меняло своих основных составляющих с момента выхода журнала на рынок. «Полагаю, оно отражает нашу индивидуальность, и оно сделало нас уникальными. Оформление Frigidaire, спланированное ещё в то время Тамбурини и отредактированное мной, сегодня при художественном содействии Майлы Наварры черпает вдохновение из творчества «Баухауса» и объединяет читабельность и элегантность, – считает Спаранья. – Удивительно, но она никогда не перерастает в надоедливую эксцентричность. Оформление позволило нам чётко и блестяще провести параллель между различными областями человеческих знаний, от науки до литературы, от ежедневных новостей до политики, от комиксов до сатиры».

Я спросил Спаранью, как за последние несколько десятилетий изменилась сатира. «Сатира, которая родилась лет сорок назад вместе с Движением 77-го года, была независимой от СМИ. Если говорить об этой форме сатиры, то от её основных принципов не стали отступать только мы, – заявил Спаранья. – Когда ни от кого не зависишь, можешь позволить себе сарказм, иронию, но более всего – правдивость со всеми. Когда тебя никто не уважает ради удобства или с молчаливым одобрением, можешь себе позволить никого не уважать. Сатирик может быть только маргинальным гением. Разумеется, существует и более официальная сатира, которую я, не колеблясь, назову угоднической».

По мнению Спараньи, главное в сатире – это всё ещё оставаться за пределами области власти и влияния. Важнее всего было то, что Frigidaire всегда был независимым. Он высмеял одного своего приятеля, публиковавшего комиксы в некой итальянской газете, представив его заложником имперской прессы. «Когда я его критикую, он говорит: «Меня никто не цензурирует», – объяснил Спаранья. – Он не понимает, что проблема не в цензуре; дело в том, что ты принадлежишь к системе, ты – часть ситуации, управляемой другими людьми, ты стал придворным шутом. Ты рисуешь свой комикс, но управляют разговором другие люди, а ты для них – юмористическая пауза».

Сатира не ограничивается простым смехом, которого можно добиться любого рода комедией. Как заметил Джипи, итальянский карикатурист, на одном ток-шоу сразу после побоища в редакции «Шарли Эбдо», сатира – это резкая литературная или художественная атака на тех, кто обладает политической, общественной или культурной властью. А именно этим и занялись IlMale, IlNuovoMale и Frigidaire. В конце 70-х и начале 80-х Спаранья посодействовал созданию ряда фальшивых номеров газет, которые он затем распространял на их родных территориях. Он и его коллеги незаконно выпустили фальшивую TrybunaLudu в Польше в 1979 году, а в следующем году распространили фальшивую версию «Правды» во время Олимпиады в Москве. «Мы осознали, что в 1983 году в России царило смятение вокруг войны в Афганистане. Мы поговорили об этом с Владимиром Буковским и другими русскими интеллектуалами, жившими в изгнании в Париже и боровшимися с большевизмом, который отрицал свободу, одну из фундаментальных ценностей, и решили создать фальшивую «Красную звезду» [газету для советских солдат] для распространения в России», – рассказал он. Главной целью были 500,000 русских солдат, пребывавших в то время в боевой готовности. Сатира, думали они, может бросить вызов войне.

На первой странице рядом с изображением русского солдата, ломающего автомат Калашникова напополам, значилось: «КОНЧАЙ ВОЙНУ! ВСЕ ПО ДОМАМ!» Литовский журналист-диссидент Савик Шустер, который побывал в Афганистане и у которого там были контакты, решил распространять газету вместе со Спараньей. «Разумеется, дело было довольно затруднительное, – поведал он. – Нам требовалось навести КГБ на ложный след, поэтому мы разделились на две группы, одна из которых проникла в оккупированный Красной Армией Кабул. Вот так Frigidaire и удалось посмеяться над Советским Союзом. Мы распространили огромное количество экземпляров, а также вернулись домой целыми и невредимыми. Это деяние получило мировую огласку. Более того, русские газеты, в том числе настоящая «Красная звезда», отреагировали на это, обвинив нас в том, что мы проплачены Рейганом. Но чем больше они отрицали, тем более вероятными представлялись наши фальшивые новости русским читателям, привыкшим к постоянной лжи режима. Они попытались возразить нашему слогану «Кончай войну!» своим: «Война продолжается!» Это была трагикомедия».

***

Таких событий полно на страницах журнала и в жизни Спараньи, который в 1984 году решил, что наиболее разумный способ погасить долги Frigidaire – это отправиться в Марокко, чтобы купить 100 килограммов гашиша на перепродажу в Европе. «Нужно встать на место человека, у которого нет ни гроша, но которому нужно взять откуда-то миллионы, – заявил Спаранья. – Журналу были нужны деньги. А у меня как у человека из простой семьи полно приятелей, выросших в трущобах, где делаешь что угодно, чтобы выжить. Одним словом… один мой приятель знал девушку, которая вышла замуж за парня из Марокко, у которого брат владел фермой в Кетаме. Итак, была эта возможность получить сто килограммов гашиша в кредит. Нам «всего лишь» нужно было за ними приехать».

Попутчик Спараньи, диссидент, который также писал для Frigidaire, был моряком. Он думал, что они вдвоём смогут сбежать из страны на большом надувном плоту с мотором, как только завладеют партией. «Мы отправились в Марбелью, что в Испании, а через несколько сеансов сложных расчётов количества бензобаков, которое нам следовало взять с собой, поплыли в сторону открытого моря в тёмную безлунную ночь, – рассказал он. – Когда мы увидели африканскую береговую линию, смеркалось. Кто-то с берега ответил на наши сигналы фонариком, и к нам приблизилась маленькая лодочка, чтобы передать гашиш». Но, едва погрузив товар, они поняли, что использовали больше бензина, чем рассчитывали, и не смогут вернуться в Испанию. Волей-неволей им пришлось сменять свой запасной подвесной мотор на бензин и бесстрашно выйти в Средиземное море без подстраховки. «Мы целый день плыли под африканским солнцем, а к вечеру уже были на пути назад. Но из-за второй бутылки CarlosPrimero, испанского бренди, которое мы раздавили, мы пошли не по тому маршруту и всё ходили кругами в кромешной тьме своей второй ночи в море». По словам Спараньи, возле их плота кружили касатка и стая дельфинов, но, возможно, он перебрал с гашишем. Когда они, наконец, прибыли обратно в Марбелью на закате, их уже ждал на пристани сыщик.

Не вся история Frigidaire была настолько комична: в апреле 1986 года Тамбурини умер, что стало потрясением. Сотрудники журнала полагали, что он избавляется от героиновой зависимости, но на самом деле он продолжал принимать наркотик в больших количествах. Примерно в то же время журнал потерял основную часть финансирования. «Наша воля к сопротивлению не угасла. Но затем, в июне 1988 года, мы узнали, что Пацьенца также умер от передозировки. Это был самый мрачный для нас момент, момент, полный боли и отчаяния. Журнал был ещё жив и полон комиксов и историй, но радость первых лет исчезла».

***

«Вы когда-нибудь думали о том, чтобы уйти?» – спросил я Спаранью под конец нашей беседы.

«Едва ли, – ответил он. – Нам нужно было защищать целостность нашего проекта, несмотря на то, что эти трагедии, разумеется, были совершенно неожиданными. Тамбурини и Пацьенца были на десять лет моложе Скоццари и меня. Умерли самые молодые, и продолжать было очень тяжело». Но, продолжал он, «с помощью свободной сатиры можно смотреть на действительность как таковую, без воздействия доказательств, но в приближении и следуя собственному чутью. Мы работали под маской сатиры, и мы могли выкрикивать правду, казалось, обо всём».

Глядя из окна кабинета Спараньи, я смотрел на средневековую деревню Джано, находившуюся всего в нескольких тысячах футов оттуда. В саду были сосны, одна хурма, вишни, липы, дубы и курятник. Я спросил, как у него с коллегами вышло создать эту невероятную республику искусства, больше похожую на парк развлечений, чем на музей.

«Как и любое изобретение, Фриголандия отчасти родилась случайно, а отчасти – по необходимости, – ответил мне Спаранья. – Но я бы сказал, что скорее случайно». У Фриголандии были нелады с местной властью с момента её основания. Когда марксист Оресте Скальцоне в 2007 году, с окончанием срока давности по преступлениям, в которых он был обвинён в апреле 68-го, вернулся в страну из Франции, Фриголандия пригласила его на пресс-конференцию. Правительство было недовольно и попыталось выселить Фриголандию, но потерпело неудачу. «Вместо благодарности за тысячи людей, приезжавших в Джано ради посещения музея, левые и правые политики продолжали относиться к нам враждебно, – говорит Спаранья. – Их интересуют только отвлечённые проекты, которые поголовно подразумевают наше исчезновение».

Обедать мы собрались на кухне Фриголандии, где находился большой деревянный стол, вдохновлённый «Крестьянской свадьбой» Брейгеля. Готовя вкусную пасту с томатным соусом, Спаранья рассказывал мне о своей дочери, которая в прошлом работала с Мартином Скорсезе и Ридли Скоттом, а сейчас живёт в Новой Зеландии и работает на государственной службе. Помешивая соус деревянной ложкой, он рассказывал мне о своих племянниках, а также описывал океанские ландшафты и красоту дальних стран.

Я спросил его, что он думает о новых поколениях художников. «Каждое поколение состоит из множества разных социальных сегментов, – сказал он. – С другой стороны, на молодые поколения сильно повлияло культурное и идеалистическое запустение последних двадцати лет. Это легко можно заметить благодаря распространённой мысли о том, что нужно ждать своего личного «разведчика талантов». «Мне нужен разведчик талантов». Вы понятия не имеете, сколько людей об этом думают или в этом убеждены. Это, к сожалению, простейший способ парализовать кого угодно. Если вы думаете, что обладаете некими качествами… пустите их в ход! Не ждите, пока вас кто-то откроет. Разумеется, существуют исключения, и примеров у нас предостаточно – молодых авторов, карикатуристов, иллюстраторов, которые работают с нами только ради удовольствия общения и реализации своих грёз, начиная с Майлы Наварры. Она явилась во Фриголандию, чтобы показать мне свои прекрасные рисунки, а через несколько лет стала душой журнала».

Официально став гражданином Фриголандии и даже получив паспорт, я сел в машину и приготовился уезжать. Воспоминание об улыбке Спараньи, прятавшейся за его усами, пока он прощался, здорово подняло мне настроение, хотя что-то и говорило мне, что я больше никогда не увижу это место.