Ралли по Центральной Азии было худшим путешествием в моей жизни

Пока полицейский поправляет ремень своего Калашникова, я не могу перестать думать о словах Гоба из «Замедленного развития»: «Я сделал огромную ошибку». Только вот я не инфантильный мужчина в солнечной Калифорнии, я стою на обочине оживленной дороги во Владикавказ, Северную Осетию, около 50 миль от границ Грузии и России, потому что в нашем заезде в первом Центрально-Азиатском Ралли (5.000-милевое авторалли из Будапешта в Таджикистан) мы должны были сделать огромный крюк вокруг южного берега Черного моря после того, как нам отказали во въезде в Украину.

Мы повернули от Украинской границы 4 дня назад, и за это время я и мои венгерские со-водители Габор и Аттилла успели перебиться всего 11-часовым сном за 1 800 миль езды. Теперь я безуспешно пытаюсь разговаривать с этим стражником закона, пока его приятель затаскивает Габора в полицейскую машину. Мы были в России час. Тут облачно и влага висит над городом как мокрое и липкое пуховое одеяло. В сочетании с выхлопными газами, это производит впечатление как особенно отвратительного дня.

Полиция остановила нас, потому что Габор не пристегнулся за рулем. Коп протягивает свою жирную руку и просит мой паспорт. Ему должно быть между 45 и 60, его кожа покрыта нездоровым блеском, а его нос кажется побитым и поддатым. Он сканирует мои документы своими холодными глазами, пока нескончаемый поток машин грохочет позади.

«Ингалиш?» - спрашивает он.

«Шотландец», - отвечаю я, не зная правильного русского слова (У меня мама англичанка и папа шотландец, но я еще не посещал страны, где невыгодно заявлять о моей отцовской линии. Большинство людей в большинстве стран не понимают, что Шотландия – это часть Соединенного Королевства, и была/остается причастна к грехам Британской Империи. Но зато они знают и любят «Храброе сердце».)

«Ингалиш?» - спрашивает он вновь с растущей раздражительностью.

Ладно, почти. «Да», - говорю я.

Он обдумывает это с секунду, хмурится, сверяет мое потное, несчастное лицо с фото на паспорте. Затем он смотрит вверх, указывает на себя и говорит: «Manchester United», прежде чем потыкать своим коротким, твердым пальцем мне в грудь. «Liverpool», - говорю я, надеясь, что он, как и большинство фанатов Манчестера, он больше, чем охотник за славой.

При этом, он откидывается назад и начинает безумно смеяться. Общение началось. Потом: «Ливерпуль – Владикавказ…» Он хмурит лоб, не зная, как поступить. Он поворачивается к нашей Nissan Vanette, дьявольской машине, привезшей нас сюда. Его палец пишет "1995" на толстом слое грязи. Он смотрит на меня вновь и говорит: «Ливерпуль – Владикавказ…»

«О, подожди, Ливерпуль играл здесь с Владикавказом в 1995?»

«Да, да, да», - говорит он, по крайней мере, такой же счастливый, как и я.

Позже – дав взятку и купив еды – мы едем на север, надеясь наконец-то оказаться в пограничном городе Астрахани, откуда мы попадем в Казахстан. Впереди, Т-образный перекресток предлагает нам дьявольское глубокое море: направо – Грозный, налево – Беслан.

Если вы сложите всех убитых в Данблейне, Колумбайне, Утейе и Сэнди Хук, затем умножите все на три, у вас все равно не получится число убитых, когда захват заложников в бесланской школе №1 в 2004 году обернулся катастрофой. После трехдневного противостояния исламских чеченских сепаратистов и российской армии, въехали танки. Когда пыль осела, оказалось, что 385 человек было убито. 186 из них были детьми.

Вместо Беслана нам нужно было повернуть направо по направлению к Грозному, столице Чечни, где убитые исчисляются тысячами. Будучи главным местом боя во время первой и второй Чеченских войн, Грозный познал ад за последние 20 лет, и само его имя вызывает в воображении образы смерти в промышленных масштабах. Чтобы возлюбленные моих со-водителей поволновались у себя в Венгрии, они решили остановиться в черте города и сфотографироваться перед массивной табличкой, на которой кириллицей было написано «ГРОЗНЫЙ». Мы едва сделали пару шагов, когда Габор остановился и поднял что-то с земли – 9мм гильзу, одну из тысячи валяющихся на земле среди использованных обойм и пустых патронов.

Следующие полчаса были, возможно, самые нервозные в моей жизни. Так как мы добрались до центра города, навигатор перестал ловить, заставляя нас полагаться на инстинкты, чтобы выбраться уже с другой стороны. Но хоть даже я и ссутулился в кресле, волнуясь, что мои светлые волосы и голубые глаза привлекут нежелательное внимание, я не мог перестать думать: Грозный не так плох. На самом деле, когда мы доехали до центра, он выглядел как старый Дубай – роскошные апартаменты и смехотворные рекламные щиты.

«Ха! Они купили их!» - говорит Аттилла с водительского кресла. Я спрашиваю, что он имеет в виду.

«Чеченцы неебически сумасшедшие, чувак, - каждые десять лет или около того у них наблюдается небывалый подъем, но возникает такое ощущение, будто им кто-то за это заплатил». Все казалось довольно спокойным, настолько спокойным, что вот Аттиллу уже тянет в безвкусную мечеть Ахмада Кадырова. Габор выскакивает и начинает делать фотографии; Аттилла потянулся за сигаретой. Я остаюсь прикованным к сиденью, но скоро какие-то аборигены пришли поближе рассмотреть рекламные наклейки на моем Nissan. Они просят меня выйти. Они настаивают.

Меня встречают двое мужчин в дишдашах; один стоит, положив руку на бедро, устремив на меня свои желто-зеленые глаза и лицо в шрамах от акне. Но больше меня волновал его друг. Под два метра ростом, с выпирающей мускулистой грудью, его мощная челюсть служила приютом для непроницаемой бороды – гнезда для ряда золотых зубов. Если бы вы попытались ударить по этой челюсти, то, не сомневаюсь, вы бы сломали запястье. Невозможно не представлять себе этого сумасшедшего, высунувшегося из окна башни, с автоматом в каждой руке наперевес, радостно вырезающего встречные русские войска.

Что-то подсказывает мне, что эти ребята не поймут мою отсылку к сериалу "Замедленное развитие", но я приложил все усилия, чтобы объяснить, что мы тут не специально. Они дают нам уехать.

Вернувшись на дорогу, мы почти покинули Грозный, когда полиция остановила нас вновь, в этот раз на импровизированном дорожном блоке. Водители становятся в линию, чтобы бросить деньги в маленькую хижину, где толстый мужчина в форме сгребает их в кучу. Когда мы остановились, Аттилла договорился снизить нашу взятку всего до 300 рублей.

В то время как Аттилла идет сдать наши деньги, дорогой красивый автомобиль с тонированными окнами пролетает через контрольно-пропускной пункт, подняв гигантский шлейф пыли в воздухе. Большинство людей не выглядят удивленными, но один коп возражает, дико размахивая руками в знак протеста.

Машина резко свернула к остановке и маленький, разъяренный мужчина выскакивает с заднего сиденья, раздраженный тем, что полиция решилась его остановить. Его лицо багровело по мер того, как он выкрикивал угрозы и оскорбления полицейскому. Затем его телохранитель выходит из машины, быстро становясь между маленьким визжащим гангстером и обиженным офицером. Моя рука нащупывает камеру – но, подумав получше, я понимаю, что мои яйца недостаточно крепкие, чтобы поднять камеру к окну.

Телохранитель выглядит как римский воин – племенной убийца. Его сильная, жилистая шея вырастала из его гигантского тела, как пень на склоне. Этот монстр ставит одну свою руку перед полицейским, а вторую – перед своим боссом. Я не мог понять, кого именно он пытается спасти. К счастью, полицейский отступает, и уже в следующую секунду машина помчалась по пыльной дороге, обратно к Грозному.

Следом шел Дагестан – забытая богом республика, обнимающая Каспийское море. Полиция здесь не меньше коррумпирована – в следующие пять часов мы дюжину раз были остановлены копами, жаждущими взятки. Мы заплатили около половины из них, включая одного особенно пьяного идиота, который согласился отпустить нас в обмен на иностранную валюту для своей жены, мнимого коллекционера.

Так как мы направились на север в Астрахань, контрольно-пропускные пункты редеют и, в конце концов, исчезают. В момент, когда они исчезли, мы расслабились, наше истощение возвращается. Аттила ползет на заднее сиденье, принимает позу эмбриона и засыпает. Габор садится за руль, и я стараюсь трещать всю дорогу, чтобы он не уснул. Но мы путешествовали так долго и спали так мало, что пару раз я засыпал на полуслове, затем все вместе начинали говорить о чем-то совершенно другом. В конце концов, я сдаюсь и позволяю голове безвольно прислониться к окну.

Я понятия не имею, как долго был в отключке, когда машина съехала с дороги, но я тотчас подумал, что Габор уснул и мы разбились. Аттиллу выбросило с заднего сиденья на пол фургона. Посыпались ругательства.

Наполовину осознанно, наполовину в бреду, нам понадобилось много времени, чтобы принять ситуацию, в которой мы оказались: асфальт закончился, теперь наша дорога до Астрахани будет пролегать по бездорожью, снижая нашу скорость вдвое. Когда мы вновь поехали, боевой дух в фургоне опустился до рекордно низкого уровня.

После нескольких часов этого трясущего, кровавого безумия, что-то в моем мозгу мягко треснуло, и я начинаю видеть галлюцинации. Поскольку огни от нашего Nissan выхватывают маленькие пыльные бугорки песка, я вижу страшных животных, бегущих на нашем пути. Долговязые волки пробегают перед нами; гигантская змея исчезает под колесами. Я открываю рот, чтобы сказать об этих призраках Габору, но он говорит: «Это кошмар наяву», - затем отпускает педаль газа и позволяет фургону мягко врезаться в песчаную насыпь. «Я не могу продолжать», - говорит он.

Я отключался от усталости и был не в состоянии вести, но, к счастью, Аттилла вызвался добровольцем. В течение следующих трех часов его езда была едва не богатырской – быстрой и уверенной, будто ралли только началось. В конечном счете, солнце раскололось над ужасным горизонтом, и где-то вдали мы завидели смог Астрахани.

Часть города расположена на дельте могучей Волги, а уже с восточной стороны находится граница с Казахстаном и наш выход из этой адской России. Даже руководствуясь самыми экстремальными интерпретациями их границ, это самый конец Европы. Как будто, чтобы подчеркнуть это, тут находится последний МакДональдс, между этим местом и Пакистаном. Мы провели в пути уже 21 час, когда въехали на парковочную стоянку, отчаянно желая кофе и мечтая вычистить пыль из глаз.

Стоя в очереди, - тело болело, разум сломлен, - я чувствовал, будто нахожусь на краю катастрофического падения. Когда я добрался до прилавка, строго вида менеджер подошла поприветствовать меня. Я пишу "поприветствовать", но имею в виду "сердито взглянуть”, будто бы она хотела поругаться. Вместо того, чтобы встретить ее пугающий взгляд, мои глаза скользят ниже, на ее рубашку, которая, казалось, вот-вот разорвется под давлением этих железных сисек, которые поочередно выглядывают, когда она поворачивается направо и налево. Пока она плавно удалялась, один из ее сотрудников-подростков тоже не может не заглянуть украдкой. Должно быть, он любит эти штуки.

Я улыбаюсь, когда указываю на номер в меню за ее спиной, но этого не достаточно, чтобы изменить мое мнение: это было худшее путешествие в моей жизни.

Ещё о путешествиях по миру:

Свидание во Вьетнаме

На Кубе татуировщики зарабатывают больше, чем юристы

В самом декадентском зоопарке Бирмы полно поддельных животных