Афроамериканцы были порабощены до 1960-х годов

Историк и генеалог Антуанетт Харрелл установила факты, согласно которым афроамериканцы по-прежнему жили как рабы и через 100 лет после подписания Прокламации об освобождении. 57-летняя уроженка Луизианы посвятила более 20 лет изучению принудительного отбывания трудовой повинности в погашение долга или обязательства. Благодаря своей работе она узнала о горьких историях жизни в южных штатах, таких как Луизиана, Миссисипи, Арканзас и Флорида. В ходе ряда интервью она рассказала Джастину Форналу о том, как она стала экспертом по современному рабству в Соединенных Штатах.

Моя мать всегда рассказывала мне нашу семейную историю и о членах семьи, которых уже нет. Она знала только их истории, поэтому часто рассказывала те же самые снова и снова. Каждый раз, когда она повторно рассказывала историю, я чувствовала, что она пыталась сообщить мне что-то. Похоже, она пыталась сказать мне, что если я захочу узнать больше о том, кто мы такие, мне придется копнуть глубже.

Мы знали, что члены нашей семьи когда-то была рабами в Луизиане. В 1994 году я начала изучать исторические записи и государственный архив. Я нашла своих предков в инвентарном учёте 1853 года, принадлежащему Бенджамину и Селии Банкстон Ричардсон. Вместе с другими личными вещами, среди которых были ложки, вилки, свиньи, коровы и диван, были записаны и мои прапрадедушка и прапрабабушка, Томас и Кэрри Ричардсон.

Кэрри и её ребенок Томас были оценены в $1100. Я увидела цену моих предков, написанную на листе бумаги. Это изменило меня. Это также определило направление всей моей жизни. Было ужасно больно, но мне нужно было узнать больше. Что они делали после отмены рабства в 1863 году? Куда они отправились? Я разыскала контракты Фридмена со стороны Харрелла – членов моей семьи, которые подтверждают, что они были издольщиками. Слухи о том, что я использую генеалогию для соединения точек утраченной истории, сначала распространились по Новому Орлеану. Вскоре люди начали просить меня прийти и рассказать о том, как я раскрывала историю своей семьи, чтобы они могли сделать то же самое. Появилась возможность узнать, кто мы и откуда мы пришли, как потомки порабощенного народа. Это был шанс узнать историю, которую мы никогда не учили в школе.

Единственный факт, который, казалось, был ясным, заключался в том, что рабство закончилось принятием в 1863 году Прокламации об освобождении. Но даже это оказалось не совсем правдой.

Однажды знакомая с моей работой подошла ко мне и сказала: «Антуанетта, я знаю людей, которые были лишены своей свободы до 1950-х годов». Она позвала меня к себе домой, где я встретила около 20 человек, которые работали на плантации Уотерфорда в пригороде Сент-Чарльза, штат Луизиана. Они рассказали мне, что большую часть своей жизни обрабатывали поля. Так или иначе, они были в долгу перед владельцем плантации и не имели права покидать эти владения. Находясь в таком положении, они жили как рабы 20 века. По окончанию сбора урожая, когда они пытались договориться с владельцем, им всегда говорили, что они не приносят прибыль и нужно снова попытаться в следующем году. С каждым годом рабочие всё глубже и глубже залезали в долги. Некоторые из этих людей были привязаны к этой земле до 1960-х годов.

Я не могла поверить своим ушам. Более всего шокировало то, что они боялись. Я неоднократно замечала, что люди боятся делиться своими историями. Спустя несколько десятилетий они боялись предоставить эту информацию мне, даже за закрытыми дверями. Они полагали, что их можно каким-то образом отправить обратно на плантацию, которая давно уже не функционирует. Как я поняла, люди боятся делиться своими историями, потому что на Юге многие из тех же белых семей, которые владели этими плантациями, до сих пор возглавляют местные органы власти и крупные предприятия. Они всё ещё находятся у власти. Таким образом, бедные и лишённые гражданских прав люди действительно не имеют возможности рассказать об этой несправедливости, не опасаясь серьезных последствий. Для большинства людей это того не стоит. К сожалению, большинство ситуаций такого рода остаются неуслышанными.

Спустя шесть месяцев после той встречи я читала лекцию о генеалогии и репарациях в Амите, штат Луизиана, когда встретила Мэй Луиз Уоллс Миллер. Мэй вошла после того, как лекция закончилась, и захотела поговорить со мной. Она подошла, посмотрела мне в глаза и сказала: «Я была лишена свободы до 1963 года».

Отец Мэй Каин Уолл потерял свои земли, подписав контракт, который он не мог прочитать, обрекши всю свою семью. В детстве Мэй не знала, что положение её семьи отличается от других. У семьи не было телевизора, поэтому Мэй полагала, что все жили так же, как и её братья и сестры. Им не разрешалось покидать владения, и они регулярно подвергались избиениям со стороны землевладельцев. Когда Мэй подросла, ей и её матери было приказано приступить к работе в главном доме. Там её насиловали все мужчины, которые там находились. В большинстве случаев её и её мать насиловали одновременно.

Ее отец Кейн больше не мог мучиться и однажды посреди ночи попытался сбежать из дома. Он планировал попасть в армию и быть дислоцированным подальше. Но его подобрали некоторые люди, утверждая, что помогут ему. Вместо этого они отвезли его обратно на ферму, где его жестоко избили перед всей семьёй.

Когда Мэй было около 14 лет, она решила, что больше не будет ходить в дом. Её семья умоляла её, поскольку наказание применялось бы ко всем. Мэй отказалась и оскорбила жену хозяина фермы, когда она велела ей работать. Беспокоясь, что хозяева убьют Мэй, Кейн избил свою дочь до крови в надежде спасти её. В тот вечер Мэй вся в крови убежала в лес. Она пряталась в кустах у дороги, когда одна семья ехала в своей телеге. Женщина на телеге увидела, как куст двигается. Она подошла и увидела Мэй, плачущую, окровавленную и испуганную. Эта белая семья забрала её, а позже той ночью спасла остальную часть семьи Уолл.

Такие истории случались чаще, чем вы полагаете. Были также польские, венгерские, итальянские иммигранты, а также другие национальности, оказавшиеся в схожих ситуациях на американском Юге. Однако подавляющее большинство рабов 20-го века были африканского происхождения.

Когда я познакомилась с Мэй, её отец Кейн был ещё жив. Ему было 107 лет, но он всё ещё был в невероятно здравом уме. Несколько раз мы сидели вместе с Мэй и её братьями и сестрами. Когда они говорили о том, что произошло на той ферме, для них это стало жестоким катарсисом. Я никогда не забуду выражение их глаз, когда речь заходила об ужасе, который они пережили. Было ясно, что они никогда не делились своими историями друг с другом. Это было что-то, что осталось в прошлом, поэтому никогда не было причины поднимать эту тему. Однажды Кейн смотрел телевизор, и в программе показали белого мужчину со светлыми волосами. Он напомнил Кейну кого-то на ферме. Кейн считал, что, из-за того, что он рассказал мне о том, что случилось на ферме, человек из телевизора придёт к нему домой и вернёт его обратно. Болезненные воспоминания так сильно расстроили его, что он оказался в больнице. После этого семья на какое-то время не подпускала меня к нему.

Но мы с Мэй стали хорошими друзьями и вместе читали лекции. У неё были необычные нервные тики из-за воспитания. Иногда, когда мы были на мероприятии, где было бесплатное питание, она не могла перестать есть. По её словам, это пережитки прошлых лет, когда она не знала будет ли она когда-нибудь есть. Было время, когда ей приходилось снимать обувь. У неё никогда не было ботинок в детстве, и она отметила, что иногда чувствовала себя некомфортно, когда носила их. Нюансы посттравматического стрессового расстройства у Мэй из-за взросления в рабстве дало мне возможность взглянуть, на что была похожа жизнь многих наших предков, которых содержали в таких бесчеловечных условиях.

Мэй умерла в 2014 году. Она была бесстрашным и чудесным человеком, а её смерть оставила гигантскую пустоту. Я рада, что её брат Артур продолжает рассказывать историю семьи Уолл. Люди, которые слышат эти истории, часто говорят: «Вы должны были пойти в полицию». «Вам следовало скорее бежать оттуда». Но земли здесь остаются навсегда. Эти плантации – это их жизни. Даже если бы вы могли бежать, куда бы вы отправились? К кому бы вы пошли?

Верю ли я, что семья Мэй была последней освобожденной семьей? Нет. Для афроамериканцев рабство на протяжении многих лет будет впредь преобразовываться. «Школьно-тюремный трубопровод» и частные пенитенциарные учреждения – это всего лишь несколько новых способов, которые гарантируют, что чернокожие люди предоставляют бесплатный труд для системы в целом. Тем не менее, я также считаю, что до сих пор есть африканские семьи, которые привязаны к южным фермам в самом довоенном смысле. Если мы не проведем расследование и не выявим, как рабство тихо продолжается, история может снова повториться.

Несколько раз я возвращалась к владениям, где держали Мэй и её семью. Осталось не так уж много от фермы.

Однажды я и Мэй зашли глубоко в лес, чтобы взглянуть на старый зелёный ручей, о котором она всегда рассказывала. Мэй и её семья пили и купались в этом грязном участке воды, где ссали и гадили коровы. Когда мы стояли вместе и смотрели в воду, слова Мэй навсегда остались в моей душе.

«Я рассказала вам свою историю, потому что у меня нет страха в моём сердце. Что может мне сделать живой человек? Ничего такого, чего ещё не было сделано».

Эта статья впервые появилась на VICE US.