FYI.

This story is over 5 years old.

Жизнь изнутри

Нереальный ужас: меня в 16 лет заперли в одиночной камере

Мне казалось, что, проведя там всего 20 дней, я постарел на десять лет.
Illustration by Dane Patterson

Эта статья была опубликована в сотрудничестве с Marshall Project.

В 16 лет меня арестовали и отправили в Центр юстиции округа Онондага в Сиракузах (штат Нью-Йорк), где мне следовало ожидать суда по обвинениям в кражах со взломом. Среди тех, с кем я оказался за решёткой, оказалось очень много моих школьных товарищей. Я пообщался с некоторыми из них, но в основном просто старался не путаться под ногами.

Реклама

Проведя в тюрьме всего пару недель, я вступил в конфликт с другим заключённым, и нас обоих отправили в штрафной изолятор, он же – одиночная камера.

Когда я там оказался, надзиратели заставили меня лечь на землю. Они постепенно сняли с меня одежду, чтобы провести полный обыск. Закончив проверку полостей моего тела, они сказали мне одеться.



В моей камере было жутко грязно, а ещё на меня орали другие заключённые. Но об этих ребятах я даже не думал – я просто осматривался вокруг. Там была металлическая раковина, соединённая с металлическим унитазом, металлическое зеркало на стене, металлическая кровать с тонким пластиковым матрацем и металлический письменный стол без стула. Вот и всё. И я понятия не имел, как долго там пробуду: чтобы узнать это, нужно было дождаться дисциплинарного слушания.

Посмотрев в «зеркало», я увидел, что у меня после драки в глазу течёт кровь. Поэтому я крикнул надзирателю, что нужно привести врача: не хотелось занести туда инфекцию. Лишь после того, как меня подлатали, и я остался один, я начал думать: я не выйду из этой камеры – никогда, – если не приму душ или ко мне не пустят посетителя. Я просто представлял себе, как остаюсь там до конца дней своих. Я чувствовал себя животным в клетке.

В этот, первый день в штрафном изоляторе у меня после драки болело всё тело, из-за чего я просто попытался проспать до конца дня, но у меня не вышло. Парни в камерах по обе стороны от меня орали и стучали мне в стены. В конце концов мне всё-таки удалось заснуть, но я проснулся, услышав, как надзиратель вставляет ключ в скважину и открывает окошко в моей двери, чтобы протолкнуть туда поднос с едой. После этого я просто сидел там и осматривался. Там было одно окно, и из него я видел только другие тюремные корпуса сбоку.

Реклама

Человеку, сидящему в штрафном изоляторе, остаётся только одно: думать. Думается обо всех сторонах своей жизни, и мысли эти неприятны. Я думал только о негативе: о моём затянувшемся деле, о своих проблемах дома и о своей семье.

Вокруг лишь четыре стены да тусклое освещение – ни сокамерника, ни магазинчика, ни фотографий родных. И так изо дня в день. Вскоре эмоции достигают немыслимого доселе предела. Этого оказалось достаточно, чтобы мне едва не расхотелось жить, но мне всегда хватало силы духа, чтобы не хотеть покончить с собой.

До попадания в штрафной изолятор моя жизнь, пожалуй, не была идеальной, но я был умным, восторженным молодым человеком. Попав в тюрьму, я знал, что совершил определённые ошибки, но всё равно пытался радоваться жизни. В изоляторе я ощутил невыносимую боль, и она меня изменила: мне казалось, что, проведя там всего 20 дней, я постарел на десять лет.

После выхода из штрафного изолятора мне было трудно заново приспособиться к взаимодействию с людьми, поскольку я здорово привык к одиночеству. Там кажется, будто вас никто не поддерживает. Поддерживать вас может лишь один человек – вы сами.

В ожидании суда я посетил штрафной изолятор ещё дважды. Один раз из-за путаницы: двое парней дошли до рукоприкладства, а надзиратель решил, что в нём участвовал я. Я оправдывался перед всеми, кто был готов послушать. Один ассистент вернулся и посмотрел записи камер наблюдения, а затем меня выпустили. Но осознание того, что я мог отсидеть в изоляторе за то, чего не совершал, всё равно бесило.

Реклама

В последний раз я попал в изолятор после того, как двое парней попытались подраться со мной и моими приятелями. Мы просто защищались, но в итоге всё равно отправились в изолятор. Посещение изолятора меня неизменно угнетало, но после первого раза я хотя бы знал, чего ожидать.

За пределами штрафного изолятора я в течение недели учился, посещал церковные службы и другие программы. Но во время пребывания в изоляторе мне нельзя было посещать ни одну программу, как мне сообщали каждый раз на дисциплинарных слушаниях. Вместо этого ко мне дважды в неделю приходил преподаватель, который приносил в камеру манильскую папку, полную листов с заданиями, газетных статей, кроссвордов и филвордов.

Её даже не забирали, принося новую пачку. Я всё выполнял, а мне говорили: «Ой, нет. Оставь себе. Это тебе».

«А зачем вы это принесли? – спросил я их. – Для некоторых вещей мне нужна была помощь, а кое-что я не понял. Вы приходите не учить меня, вы просто даёте мне это и уходите». Это не оценивали, да и вообще: в штрафном изоляторе я никогда не получал никаких уроков, никакого образования.

Из-за этого моё положение становилось мне ещё противнее. Я тихонько думал: «Я здесь по обвинениям, которые ещё никто не доказал, но вы обращаетесь со мной как с животным».

11 месяцев в Центре юстиции изменили меня как в лучшую сторону, так и в худшую. Теперь я в большем согласии с собой, потому что в одиночке человек узнаёт самого себя, узнаёт, кто он на самом деле. В то же время он познаёт все тёмные чувства, которые питает в глубине души, а с ними трудно справляться, ещё не будучи взрослым.

Сейчас я выступаю в роли наставника для знакомых младших ребят, побуждаю их отказаться от жизни на улицах, потому что того, через что я прошёл, я не пожелал бы и злейшему своему врагу.

Джордан попросил указать его второе имя, так как суд признал его молодым правонарушителем и закрыл его дело. Он признал свою вину в 2016 году и, выбыв из Центра юстиции округа Онондага, провёл 15 месяцев в тюрьме. Он стал основным истцом в групповом иске против округа, возбуждённом NYCLU и Управлением юридических услуг Центрального Нью-Йорка, и выступил с обвинением в отсутствии защиты несовершеннолетних от вреда и непредоставлении им надлежащего образования. Округ урегулировал спор в 2017 году, согласившись ограничить применение одиночного заключения к подросткам. Больше об этой проблеме можно прочесть здесь.

Эта статья впервые была опубликована на VICE US.