Мой друг убил себя в нашей алабамской тюрьме

Эта статья была опубликована в сотрудничестве с Marshall Project.

В прошлом месяце федеральный судья постановил, что психиатрическое обслуживание, предоставляемое заключённым в Управлении исполнения наказаний Алабамы, является «ужасающе недостаточным». В своём 302-страничном решении судья окружного суда США Майрон Томпсон с негодованием и отчаянием описывает систему психиатрического обслуживания, на каждом шагу подстерегающую заключённых.

Частота суицидов в алабамских тюрьмах за последние два года выросла в два с лишним раза. Переполнение и недостаток персонала достигли кризисного уровня по всему штату, а многие тюрьмы «невероятно опасны и неуправляемы», как обнаружил Томпсон. Нестабильность и страх перед насилием особенно мучительны для психически больных, которых часто наказывают за проявление симптомов заболеваний временным заключением в одиночных камерах, что разрушает их психическое здоровье ещё сильнее.

Из девяти заключённых тюрем штата, покончивших с собой в 2016 году, трое находились в одиночных камерах Исправительного учреждения Холман в городке Атмор на юго-западе Алабамы. Одним из них был 26-летний Роберт Деанджело Картер, повесившийся 9 октября. Здесь его вспоминает его друг, который также находится в одиночном заключении в Холмане. Говоря в своей камере по контрабандному мобильному, он попросил нас не упоминать его имя, боясь возмездия со стороны должностных лиц тюрьмы.

Мы называли его Тайсон. Ростом этот парень был невелик. Очень хорош собой. И он в каком-то смысле был похож на ребёнка. Говорил он очень тихо. Мы знали, что он страдает психическим заболеванием. Можно просто заметить, когда человек ненормальный. Он был похож на нашего племянника – как ребёнок, о котором надо заботиться. Иногда он бродил туда-сюда. Нам приходилось заставлять его отправляться к себе в комнату. Он был очень наивным.

На моих глазах Тайсон занимался лишь одним: он вызывал людей на бой. Не по злобе – ему иногда просто хотелось побоксировать. Собственно, вот такой он был. Я его спрашивал: «Тайсон, что с тобой не так?» – «Ничего, дядя, мне просто хочется сегодня подраться». Помимо этого, он не ругался. Он был честен, как десятилетний ребёнок. Можно было сказать ему, что делать, и он это делал.

Мы в этой тюрьме осознаём, что о психически больных нужно заботиться. Другие заключенные в этой тюрьме их не трогают. Если мы знаем, что человек страдает психическим заболеванием и что он курит сигареты, мы стараемся уследить, чтобы он не ходил туда-сюда, подбирая с пола сигареты. Если человек не моется, мы следим, чтобы он мылся и менял одежду.

Когда прибыл Тайсон, я уже был здесь в одиночном заключении. В прошлом он уже побывал в одиночке несколько раз. В Хольмане отправляют в одиночку за все нарушения, какими бы они ни были. Если что-то приключается с человеком, который психически болен, он подвергается такому же дисциплинарному воздействию и оказывается в одиночном заключении точно так же, как и нормальный человек.

Мы должны получать какой-то отдых от одиночки, не менее 45 минут в день, пять дней в неделю. Здесь у нас такого не бывает. На прогулку мы выходим, наверное, раз десять в год. Из 30 дней мы 28 находимся в камерах, иногда без перерыва, даже не выходя на зарядку или чтобы просто почувствовать, как греет спину солнце. Некоторые ребята сидели здесь годами. Вот что творилось, когда у нас в тюрьме было рекордное количество суицидов.

В одиночном заключении никакого контроля нет. Тюремщики не приходят проверять людей каждый час или раз в 2-3 часа. Тюремщиков можно увидеть только в одном случае – когда они отправляют кого-то в медпункт или приносят еду.

У нас в камерах есть кнопки внутренней связи, но ни одна из них не работает: их отключили. Так что, если со мной что-то будет не так – если у меня случится сердечный приступ, инсульт или ещё что-то, – я никак не смогу сообщить о своей проблеме надзирателям и они сюда не явятся. Это очень похоже на заключение в подземелье. Заключённые пинают двери или орут, что здесь есть человек, вынуждены устраивать пожары или заливать ярусы.

Джеймс Бернс из VICE добровольно провел 30 дней в одиночной камере в американской тюрьме.

В тот день Тайсон кричал и орал: «Я убью себя. Я убью себя. Я хочу увидеть психиатричку. Я хочу кого-то увидеть».

Спустя два часа один из любимчиков [заключённых, считающихся надёжными и обладающих особыми привилегиями] подошёл к его двери и увидел, что он висит.

Любимчик заорал: «Он тут висит». Он побежал позвать тюремщиков, стащил его, положил в специальный мешок и вывез.

Тайсон был не единственным.

За последний год свели счёты с жизнью трое заключённых. В 2016 году в этой тюрьме ни один заключённый не убил другого. Все они убили себя сами. Всякий раз, когда у нас тут случалась смерть, заключённые кончали с собой.

Если человека посадить в камеру так надолго без психической стимуляции, это скажется на ком угодно.

В отправленном по электронной почте заявлении представитель Управления исполнения наказаний Алабамы Боб Хортон отреагировал на эти утверждения. Заключённым, находящимся в одиночных камерах в Холмане, разрешается заниматься физическими упражнениями за пределами камер в течение одного часа пять раз в неделю, если они не «представляют значительной угрозы и доступна надлежащая охрана, способная наблюдать» за ними, написал он. По словам Хортона, заключённых отделяют в связи с буйным поведением и риском для других, а не за каждое дисциплинарное нарушение. Определённые заключённые с психиатрическими диагнозами, согласно протоколу ADOC, освобождены от одиночки; если заключённый с психическим заболеванием совершает дисциплинарное нарушение, «которое может потребовать ограничительного размещения», медработник проведёт осмотр заключённого, дабы определить, следует ли отступить от этого правила, заявил Хортон. Также он написал, что заключённые Холмана повредили некоторые из систем аварийного оповещения в камерах одиночного заключения, где в настоящее время проходит «проект косметического ремонта», но должностные лица круглосуточно ведут визуальные проверки и подготовлены к реагированию на экстренные ситуации.

Однако результаты работы судьи Томпсона указывают на то, что способность ADOC к исполнению своих заявленных протоколов – по всему от обеспечения надлежащего времени на свежем воздухе до оценки психического здоровья или нездоровья заключённого – снижена сильным дефицитом кадров. Как он написал, «у ADOC отсутствует реальный механизм, мешающий отдельному размещению психически больных заключённых на длительные периоды времени».

Если вы чувствуете желание покончить с собой, посетите вебсайт Национальной горячей линии профилактики суицидов или позвоните бесплатно в любое время по номеру 1-800-273- TALK (8255). Список похожих телефонов доверия в других странах можно найти здесь .