Партизаны в тумане: семь дней на контролируемой повстанцами территории Колумбии

Команданте сказал нам, что кто-то подберёт нас перед бильярдной, но мы опоздали на два часа. Теперь мы не знали, собираются ли они всё-таки явиться. Мы прождали весь день и ночь, а затем, поспав в дешёвой гостинице, ещё и следующее утро. Именно тогда перед магазинчиком, от которого нам было велено не отходить, остановилась на мотоцикле женщина в чёрной кепке и чересчур облегающей голубой рубашке с маленьким зелёным попугайчиком на плече. Она смерила нас подозрительным взглядом и уехала, не сказав ни слова.

Мы (а также фермеры, лавочники и все остальные) высматривали знак, любой знак того, что за нами пришли. Такова была договорённость, которую мы заключили с Революционными вооружёнными силами Колумбии, или ФАРК, старейшей коммунистической партизанской организацией страны. Эта группа воевала с федеральным правительством с 1964 года в конфликте, повлёкшем за собой по меньшей мере 218,000 смертей. Партизаны пообещали привезти нас в самое нутро своего лесного убежища, если мы покажемся в этой крохотной деревушке, на окраине огромных просторов контролируемой ФАРК территории под названием Льянос-дель-Яри.

Днём ранее мы отправились в своё путешествие из Боготы, столицы страны. Маршрут проходит по пологим холмам, окружённым ореолом тумана, а на каждом дереве и в каждой долине как будто прячутся змеи и обезьяны-ревуны. ФАРК, в которую на сегодня входят около 8,000 членов, удавалось контролировать эту территорию более трёх десятилетий. Дальше путешествие к штаб-квартире ФАРК начинает напоминать путешествие по истории Колумбии. Запущенные деревушки свидетельствуют о крайнем неравенстве между центром страны и её позабытой периферией. Двухполосное шоссе постепенно превращается в грязную и безлюдную дорогу. Чем дальше от Боготы, тем ужаснее становится инфраструктура. К концу путешествия, прямо перед вступлением на территорию ФАРК, начинают появляться партизанские граффити, портящие правительственные здания.

«Вы попали сюда безоружными?» – спросил наивный молодой боец Национальной армии. Он стоял на блокпосте Моторизованной бригады, расположенном на вершине горы в Андах как раз перед отлогим спуском дорог в Какету. Здесь периферия территории ФАРК испещрена множеством блокпостов Национальной армии – это, как-никак, фронт гражданской войны. Увидев, что мы везём с собой в грузовике только штативы и камеры, солдат расслабился – немного.

«Вам стоит вернуться, – сказал он. – Если вы поедете дальше, вы найдёте Эль-Паису, партизанского командира. Вы о нём слышали? Он кровожадный человек, и он совершенно против мирных переговоров. Пожалуйста, вам действительно не стоит туда ехать».

Наконец, он дал нам пройти, и два часа спустя на нас уже опустилась ночь, а мы всё ещё ехали. Затем фары нашего грузовика внезапно осветили человека посреди дороги; дуло его ружья было нацелено прямо на нас.

«Отключите фары и выходите из грузовика!» – прокричал он. Человек оказался молодым партизаном, одетым в гражданскую одежду. По бокам его прикрывали ещё двое вооружённых мужчин.

«Вы откуда?» – крикнул один из них. Мы, очевидно, в какой-то неизвестный момент проехали на территорию ФАРК. «Вы что, не знаете, что проезжать здесь после шести вечера запрещено?»

Мы объяснили, что приехали из Боготы, чтобы снять документальный фильм, хотя и не сказали им, что у нас есть разрешение здесь находиться от командира ФАРК. Мы не знали наверняка, в дружеских ли отношениях этот батальон ФАРК с командиром, давшим нам разрешение на визит.

«Откуда вы приехали?» – спросил один из партизан.

«Богота, Хирардот, Нейва…» – ответил наш механик.

«И всё?»

«А ещё через блокпост Армии вон там…»

Засим воцарилась тишина. Он нас проверял. Не признайся мы, что говорили с военными, мы бы попали в беду.

«Тогда уходите, – сказал он. – Вам нельзя здесь оставаться. В вас будут стрелять, вас будут бомбить. Возвращайтесь и помните, что проезжать здесь ночью нельзя».

Мы развернулись. После недолгой поездки мы проехали очередной блокпост Армии в Сан-Висенте-дель-Кагуан. В близлежащей палатке маленькая лампочка освещала лица 32 членов ФАРК, изображённых на выпущенном правительством плакате «Розыск». Вверху листа был портрет Эль-Паисы, за голову которого назначено вознаграждение в 5 миллионов долларов. «СООБЩИТЕ И ПОЛУЧИТЕ ДЕНЬГИ, – приказывал знак. – МЫ ДОБЬЁМСЯ ТОГО МИРА, КОТОРОГО МЫ ВСЕ ЖЕЛАЕМ.

Мы приехали в Льянос-дель-Яри не только для того, чтобы встретиться с важнейшими партизанами Колумбии, – мы также приехали потому, что после двух лет диалогов в Гаване (Куба) ФАРК и администрация президента Хуана Мануэля Сантоса начали вступление в заключительный этап исторического мирного процесса. 20 июля 2015 года лидеры ФАРК объявили об одностороннем прекращении огня. Такие попытки с момента начала диалогов предпринимались уже четыре раза и каждый раз проваливались. В апреле 2015 года предыдущее прекращение огня, по сути, потерпело крах спустя четыре месяца, когда бойцы ФАРК напали на взвод Армии, пока его бойцы спали, и убили 11 солдат. Месяц спустя правительственные войска нанесли ответный удар и убили 26 партизан. Выйдет ли в этот раз по-другому? Мы хотели это выяснить.

Той ночью мы спали в дешёвой гостинице в нескольких кварталах от блокпоста Армии. На следующее утро, при свете дня, мы снова поехали по грязной и извилистой дороге в сторону Льянос-де-Яри и ФАРК.

Мы были тут как тут, всё ещё ждали перед бильярдной. Деревня вокруг нас была безобразной маленькой свалкой из дюжины хижин – зеленная лавка, школа, пивнушка. Командир ФАРК обещал за нами заехать, но всё равно не явился никто, за исключением каких-то фермеров и случайной женщины с птицей на плече.

Наконец, спустя 24 с лишним часов стояния на часах перед той бильярдной и как раз тогда, когда мы готовы были сдаться, какой-то мужчина в гражданской одежде слез с мотоцикла и позвал нас. У него было строгое выражение лица, и он приказал нам следовать за ним. Он провёл нас по равнинам Яри, а затем вывел к нескольким уединённым домам у подножия холмов. Разглядывая толпу из нескольких ополченцев ФАРК, собравшуюся перед одним из домов, я заметил знакомое лицо – женщину с зелёным попугайчиком. Увидев её, я осознал, что члены ФАРК были там и наблюдали за нами всё время.

Она помахала и улыбнулась. Затем она молча отвела нас к большому дому в глубокой долине. Перед красной деревянной асьендой стояли как минимум 20 человек, многие в полевой форме, некоторые с автоматами. Они были участниками подразделения CombatientesdelYarí, действующего на Frente 63, восточном фронте ФАРК. На шесте по одну сторону дома развевался флаг группы – два перекрещённых ружья на фоне государственного флага Колумбии, жёлто-сине-красного. С другой стороны находился белый флаг, означающий их готовность к одностороннему прекращению огня.

Пухленькая и дружелюбная на вид женщина подошла в нашу сторону от входа в здание и тепло нас поприветствовала. На ней были зелёная форма и военные ботинки. Всё произошло так быстро. Не было понятно, в какой момент мы ушли от мирного населения и присоединились к партизанам. Теперь мы, без сомнения, находились в сердце территории ФАРК.

Дружелюбная партизанка села на свой мотоцикл и провела наш грузовик по тайным дорогам, бежавшим за пастбищами, через распутья, и мало-помалу, три часа спустя, она привела нас в безлюдную саванну без заборов, скота, домов или дорог. Вокруг нас повсюду были проходы в джунглях и запутанные тропы, которые вели к реке Путумайо и в горы, девственные и бескрайние. В конце каждой из этих троп были ещё партизаны, ждущие возможности посмотреть, что будет дальше – мир или снова война.

На календаре было 21 июля – следующий день после того, как ФАРК начала своё шестое одностороннее прекращение огня с начала мирных переговоров в 2012 году. В Гаване посредниками между ФАРК и колумбийским правительством выступили правительство Кастро и Норвегия. В рамках переговоров ФАРК уже не раз официально обещала мир, но каждый раз делала это, фактически не соглашаясь перестать сражаться. Во время прошлых переговоров, в 1980-е годы и в начале 2000-х ФАРК пользовалась перемириями, чтобы укрепить свои военные позиции. На сей раз правительство не желало этого допускать. Поэтому правила были ясны: пока две стороны говорят о мире, они продолжают сражаться.

Так как Национальная армия во время переговоров и дальше нападала на лагеря ФАРК, партизаны приказали нам остановиться в доме у крестьянской семьи, которая едва ли могла бы стать мишенью для инициируемого правительством насилия. Именно здесь, в деревянной хижине без электричества и без водопровода (зато со спутником DirecTV), мы и провели следующие несколько дней.

Следуя приказам ФАРК, бабушка Лаура, сморщенная крестьянка, радушно приняла нас у себя в доме. Она была согбенная и хрупкая и медленно ходила. Когда она говорила, её голос так сильно ломался, что казалось, будто со следующими её словами он исчезнет совсем. Она делила дом с мужем, Крусом, а также с их сыном и дочерью, невесткой и тремя внуками. Пока мы говорили, детишки гонялись друг за другом по дому с кустарными игрушечными ружьями из дерева.

В этом году дети не ходят в школу, поскольку, как объяснила их мать, в ближайшей школе нет учителей. Семья не могла себе позволить отправить ребятишек в другую ближайшую школу (частный пансион, организованный католической церковью), поэтому дети помогают бабушке с работой на асьенде, а в свободное время играют в партизан.

Лаура больна. У неё диабет, а ещё она страдает хроническими головокружением и тошнотой, но регулярного доступа к услугам врача у неё нет. Поездка в больницу Сан-Висенте-де-Кагуана обошлась бы ей примерно в 100 долларов, что составляет половину её месячных заработков. Вместо этого Лауре привозит лекарства автобус, проезжающий мимо её дома раз в две недели. Порой ей приходится пропускать автобус, так как не хватает денег на оплату.

Как и большинство фермеров в регионе, Лаура и её семья живут под управлением ФАРК и придерживаются её законов. «Так лучше – все, кто убивает или крадёт, обязаны [отвечать перед ФАРК], – рассказал мне другой фермер. – Конечно, нам приходится платить им налог. У каждой продажи, у каждой головы скота есть своя цена», – пояснил он. Как и в остальной части страны, местные хунты, состоящие из мирного населения, занимаются повседневными проблемами и решениями для общины – жильём, коммунальными услугами, выдвижением требований к местным чиновникам. Налоги усложнили жизнь бедным крестьянам, но те, с которыми я разговаривал, считают, что законы ФАРК так же справедливы, как и законы федерального правительства. Мирное население проводит собрания общин, говорили мне местные жители, что даёт людям возможность участвовать в управлении, но все в регионе знают, что последнее слово остаётся за партизанами.

Чепе, крупный застенчивый мужчина, находился в компании 30 партизан, когда я встретился с ним ради интервью. Мы были в лагере ФАРК, временно построенном из грубо обтёсанных стволов деревьев и огромных зелёных листьев, в нескольких милях от дома бабушки Лауры. Хотя он и говорил тихо, я мог определить по его акценту, что он вырос в богатой семье в Боготе. Чепе родился в джунглях Какета, но с детства воспитывался в столице Колумбии. Он посещал начальную школу ColegioClaretiano, а затем ColegioSanViator, старшую школу для верхушки среднего класса. Тогда он звался Хорхе Суарес и был однофамильцем командира ФАРК Виктора Хулио Суареса Рохаса – своего отца. Суарес-старший погиб 22 сентября 2010 года после того, как на его партизанский лагерь обрушились семь тонн принадлежавших правительству взрывчатых веществ.

«Товарищи хотели, чтобы я учился в городе, а затем вернулся сюда, чтобы помочь революции, – рассказал он мне. – Когда я был в девятом классе, правительство начало оказывать давление, и вооружённые формирования стремились от нас избавиться. Поэтому я доучился до девятого класса, а затем вернулся сюда с папой. Я провёл с ним одиннадцать лет.

Меня интересуют друзья из той жизни, – заявил он. – Что бы они подумали, если бы знали, что я здесь? Они, наверное, врачи, политики, инженеры. У меня не было возможности поступить в университет, но я обучился революции».

Его отец был знаменитым человеком – или скорее печально известным человеком. Будучи также известен как Моно Хохой и Хорхе Брисеньо, он руководил Восточным блоком ФАРК, который похитил десятки людей в 1990-е годы и в начале 2000-х. Более десятилетия похищение богатых людей ради выкупа являлось одним из основных источников дохода ФАРК. Многие люди в эти годы умирали в неволе. Что бы произошло, если бы кто-нибудь из одноклассников Чепе в итоге оказался одним из «secuestrados», жертв похищений?

Чепе заявил, что всегда знал, что в школе изучает своих одноклассников – «моих врагов, сыновей буржуазии». Он знал, что ему нужно бороться за «общее благо. Их идеалы на нас не повлияли, – сказал он. – Мы уже сформировались как личности».

Напротив Чепе, сидя на шезлонгах, партизаны слушали своего команданте. Чепе открыл ноутбук и начал собрание, которое проводят в начале своей повседневной работы все партизанские подразделения. Они спели «Интернационал» (классическую революционную песню, которой почти столько же лет, сколько и Карлу Марксу), а затем Чепе зачитал «AlFilodelaNavaja», колонку, которую пишет в Гаване команданте Карлос Антонио Лосада. Текст комментировал предыдущие шесть месяцев, период, в который партизаны объявили о прекращении огня, нарушенном с приходом на их территорию военного патруля. Для Лосады, участника делегации ФАРК в Гаване, было важно, чтобы Национальная армия снизила интенсивность атак, дабы сделать прекращение огня чем-то большим, чем простая болтовня.

После того, как Лосада закончил читать, партизаны встали, чтобы спеть песню в честь Мануэля Маруланды Велеса, одного из тех, кто основал ФАРК в 1964 году вместе с группой крестьян-коммунистов:

«Я пою о Мануэле, этом старом добром друге.
Мануэле, который однажды отважился мечтать.
Мануэле, о котором злые языки говорят, что он бандит
И которого они когда-то сравнивали с дьяволом.
Вся любовь, наполняющая его существо, будет расти.
История оправдает тебя, как Фиделя, Мануэль».

После этого восемь партизан подняли руки, чтобы прокомментировать колонку из Гаваны. Каждый выражал точно такое же мнение и точно такое же видение. Все они винили в конфликте колумбийских олигархов и американский империализм. Но все они подчёркивали, сколь велико их доверие к их командирам в Гаване, и говорили, что желают сложить оружие и добиваться революции посредством выборов. Их мнения различались лишь красноречием. Они как будто верили в собственные идеи так глубоко, что едва не трепетали от просветлённой напряжённости.

«Это так прекрасно, – сказала Луиса Монсеррат, молодая партизанка из Боготы, улыбаясь от духовного опьянения верующей, которая закрывает глаза и видит Бога. – Владеть правдой так прекрасно».

Все партизаны состоят как в военной (ФАРК), так и в политической партии (Подпольной коммунистической партии Колумбии или PC3). Они знали, что со вступлением, революция станет их жизнью. Согласно официальному уставу ФАРК, те, кто присоединяется добровольно, обязаны служить в течение неопределённого времени. Иными словами, они принимают решение работать профессиональными революционерами до самого триумфа революции. Дезертирство является преступлением, которое иногда карается смертной казнью.

Из 218,000 человек, погибших в войне между ФАРК и колумбийским правительством, почти 80 процентов составляет мирное население.

Дабы укрепить солидарность и коллективизм, партизаны проводят эти собрания каждый день. Читают при этом совершенно разную литературу – от основных принципов ленинизма и Манифеста из Картахены Симона Боливара до классических русских и колумбийских романов.

Одну из женщин на собрании звали Антония Симон Нариньо. Она, как и Чепе, выросла в Боготе и посещала Национальный педагогический университет. Как она сказала мне, политические труды партизан она начала читать около десятилетия назад, а вскоре после этого её завербовало Боливарианское движение – первый шаг для любого юного студента, которого интересует вступление в ФАРК. Её парень был ополченцем. Три года она тайком выбиралась из родительского дома, чтобы посещать тренировки, проводимые в лагерях в Какета. Родственникам она говорила, что проводит уроки катехизиса в Сьерра-Невада. Однажды её отец отправился к ней в университет, чтобы спросить, как дела у молодых преподавателей в Сьерра-Невада, и разоблачил ложь своей дочери. Ей так и не хватило отваги сказать ему, что она партизанка; вместо этого девушка сказала ему, что вступила в Коммунистическую партию, которая, в отличие от PC3, является в Колумбии законной организацией, не ведущей подрывную деятельность. Вскоре после этого она уехала в джунгли. Она договорилась о том, чтобы правду её родным рассказал её парень.

Свою слезливую историю она закончила, пропев песню «TodoCambia» Мерседес Сосы:

Моя любовь не меняется,
Как бы далеко я ни была.
Не меняется ни память,

Ни боль моего народа.

Лагерь не очень похож на зону военных действий. Во время моего пребывания там партизаны коротали дни за просмотром американских сериалов и клипов Кэти Перри на MacBook Чепе. Одни рыли траншеи, другие готовили канчарину, жареную выпечку из кукурузной муки.

ФАРК сражалась в этом конфликте более 50 лет. Сначала это была борьба между крестьянами-коммунистами и богатой элитой у власти, пользовавшейся поддержкой Америки. Но в 1980-е годы ФАРК ввязалась в наркоторговлю, чтобы поспособствовать финансированию военных действий, а резкий рост торговли наркотиками породил новые военизированные формирования, боровшиеся с партизанами за контроль над территорией наркобизнеса. В 1990-е годы боевые действия ожесточились, и тактика всех сторон конфликта достигла новых высот бесчеловечности: ФАРК похищала людей и закладывала бомбы, от которых должно было страдать мирное население, военизированные формирования учиняли побоища в сотнях деревень, а бойцы Национальной армии убивали тысячи ни в чём не повинных молодых колумбийцев, заявляя, что те были «positivos» – «положительными», так в армии называют убитых в бою партизан: создавали видимость того, что они побеждают в войне с ФАРК.

Факты и цифры ужасны. По данным Национального центра исторической памяти почти 80 процентов из 218,000 человеческих потерь, связанных с гражданской войной, приходятся на долю мирного населения. Согласно подсчётам ООН, за прошедшее десятилетие армия совершила 4,716 убийств ни в чём не повинных «лже-положительных», в то время как неправительственный аналитический центр CifrasyConceptos полагает, что партизаны похитили 9,447 человек. Военизированные формирования были демобилизованы в 2004-2005 годах, во время президентства Альваро Урибе, и, хотя многие их члены перегруппировались, чтобы создать новые уголовные банды, торгующие наркотиками, их роль постепенно уменьшалась.

Однако в шести милях от нашего лагеря конфликт всё ещё тлел. Там, в широкой долине, были размещены подразделения ФАРК, чтобы остановить продвигающуюся армию, которая как раз высадилась неподалёку; это действие многие партизаны считали провокационным жестом.

Чепе разрешил нам гулять по лагерю. Мы видели, как партизаны делают зарядку, не снимая ружья с плеч. В полдень мы пообедали, а затем искупались в реке, где партизаны разделись до нижнего белья, глядя исключительно на собственные тела. Многие отдыхали со своими «постельными приятелями» или любовниками в лачугах, которые они построили из брёвен и листьев (40 членов личного состава ФАРК – женщины, и многие партизаны состоят с ними в романтических отношениях).

«Джунгли – наш дом», – сказала Хинет, 26-летняя женщина, державшая в руках самодельный блокнот, в который она детским почерком записывает размышления на марксистские темы и стихи в честь основателей ФАРК. В девятилетнем возрасте Хинет увидела, как какой-то мужчина убил её мать перед принадлежавшем ей магазином в городе Вильявисенсио. «Меня отправили к психотерапевту», – сказала она.

Потом Хинет воспитывал дядя. Когда она выросла, она узнала, что её двоюродный брат – партизан, и спросила его, может ли она присоединиться к делу. Он ответил утвердительно.

«Куда бы вы отправились, если бы война закончилась сегодня?» – спрашиваю её я. «Наш дом привязан к нашим спинам», – ответила она, имея в виду 90-фунтовый рюкзак, который носила с тех пор, как десятилетием ранее записалась в партизаны.

Что случилось бы с регионом, если бы был подписан мирный договор? Что случилось бы с фермерами, с местным ополчением, с партизанами? Хинет, Антония, Чепе и Луиса согласились с тем, что посвятили бы жизнь своей политической партии, что их дело никогда не кончится, что им придётся искать революцию другими средствами. Чепе и Хинет хотят учиться; Антония сказала, что стала бы преподавать. Все они казались уставшими от войны, хотя они, казалось, также на самом деле не знали никакого другого образа жизни.

«В настоящее время я и представить себе не могу процесс ухода из вооружённой борьбы, – сказал Чепе. – В этих районах к нам приходят обычные люди, чтобы рассказать о своих проблемах – например, об украденной корове или о своей драке с соседом. Мы вооружённая партия. Оставив оружие, мы останемся партией, и мы продолжим нашу политическую борьбу».

«А как бы вы предотвратили новую расправу над своими людьми? – спросил я. – Как бы вы избежали возвращения наркоторговцев и военизированных формирований?»

«Всё это зависит от правительства, – сказал он. – Должны быть какие-то гарантии, обеспечивающиесоблюдение [мирного] соглашения. Именно поэтому в этом должны будут принять участие многие страны».

В пять часов вечера в последний день нашего пребывания на территории ФАРК мы уже собрались вернуться в дом Лауры, когда ко мне вдруг подошёл один из наших механиков. «Вы должны уехать сейчас же, – сказал он. – Вы задавали неправильные вопросы».

Кто-то сообщил команданте, что я спрашивал у партизан и мирных жителей, не прятали ли они у себя дома похищенных людей. Он отдал приказ, согласно которому нам следовало уехать этой ночью. Это было всего лишь недоразумение. Очередное недоразумение в пятидесятилетней череде недоразумений.

Моё предполагаемое нарушение произошло двумя днями ранее, когда мы разговаривали с Лаурой и её семьёй у них за обеденным столом. Уже наступила ночь, и мы сидели возле окна, из которого можно было увидеть звёзды. Свеча освещала наши лица и отбрасывала тени на деревянные стены. Рядом со мной находилась женщина, похожая на обычную фермершу, которая ела вкусный ужин. Она сказала мне, что она партизанка. Она провела в рядах партизан уже много лет. Говорила она немного, но я рискнул задать ей тот же вопрос, который задал Чепе.

«Вам когда-нибудь приходилось заботиться о похищенных людях? Мне представляется, что их держали в фермерских домах вроде этого. Вы здесь никого не держали?»

«Нет, никогда», – ответила она мне.

Разговор перешёл на Лауру и её детей, и я больше не поднимал эту тему. Лаура рассказала нам о своём здоровье, о вот этой травке, которая помогла ей от головокружения, о своём детстве в Толиме, о своей семейной жизни в Уиле. Мы всё ещё говорили, когда разговор был прерван.

«Глядите, они снова включили камеру», – сказал сын Лауры, батрак, как и его отец, указывая на отдалённый свет, сияющий снаружи в непроглядно тёмном небе. Он был похож на спутник или башню сотовой связи.

Внезапно он исчез.

«Камеру?» – спросил я.

«Да, это армия. Они за нами наблюдают», – сказал он.

«Конечно, они за нами наблюдают, – сказала Лаура своим ломающимся голосом. – Однажды армия пришла к нам в дом. Один из солдат, думая, что я его не вижу, спрятал какое-то устройство вверху нашей двери. Через несколько дней он тихонько вернулся и забрал его с собой».

Ночь была тёплой. Лаура переходила от одной истории к другой. Затем я спросил её, возможен ли, по её мнению, мир в Колумбии.

«Да», – ответила она без тени сомнения.

«Почему вы так уверены?»

«Потому что мне так говорит Библия. Она чётко говорит, что коммунизм придёт в наш мир хотя бы на один день».

Лаура встала в темноте и с лампой в руке пошла за Библией. Стоя там, маленькая и дрожащая, она лампой указала на отрывок из Откровения 18–19, о падении Вавилона.

Через два месяца, спустя долгое время после того, как я оставил Лауру, Чепе и других и выехал посреди ночи из Льянос-дель-Яри, ФАРК шесть раз нарушит собственное прекращение огня. Армия атаковала партизан ещё 76 раз. Некий партизан из колонны имени Даниэля Альданы, орудующей на побережье Тихого океана, убил афроколумбийского политика Хенаро Гарсию, мирного человека, чьей единственной провинностью была критика правления ФАРК в его обнищалой общине.

Сегодня переговоры о прекращении огня продолжаются – как и война.