FYI.

This story is over 5 years old.

развлечения

Создатели «Ингрид идет на Запад» исследуют тёмную сторону одержимости Instagram

Обри Плаза и режиссёр Мэтт Спайсер говорят о близких и понятных персонажах и о том, как техника влияет на будущие поколения.

«Вам не с кем поделиться мыслью о смысле жизни?» Такой вопрос задаёт Ингрид Торнбёрн, главная героиня выходящего в эту пятницу дебютного фильма Мэтта Спайсера, «Ингрид идет на Запад», упомянутая в его названии. Это вопрос на века – но в особенности, возможно, для эпохи, в которую «перепосты», «подписки» и «друзья» в Интернете довлеют над нашей социальной стратосферой, и в ещё большей степени для тех, кто, подобно Ингрид, не знает другого мира. С сатирической едкостью, которой сочится его неуёмно энергичный трейлер (представьте себе «Отвязные каникулы» Хармони Корина с калифорнийской душой), «Ингрид идет на Запад» с лёгкостью мог бы стать фильмом, не прячущим свою ироничность под комбинезоном: он слишком прилизанный, чтобы быть серьёзным, слишком быстрый, чтобы быть глубоким.

Реклама

Но такое предположение должно было бы упустить из виду главную героиню, которая остаётся одним из самых сложных (и интересных) главных героев на экране в этом году. Когда наша полугероиня быстро превращается в откровенную сталкершу, отправляясь в Лос-Анжелес, дабы подружиться со звездой Instagram Тейлор Слоун (в рафинированном совершенстве сыгранной Элизабет Олсен), зрители вынуждены примирить осуждение с узнаванием самих себя. Ингрид одновременно крайне оригинальная, измученная личность и воплощение доведённого до крайности духа времени. В условиях, когда трое из четырёх подростков сидят в социальных сетях (а частота депрессии среди подростков стремительно возрастает), её нелёгкое положение смехотворно лишь в том случае, если мы можем отмахнуться от неё как от «сумасшедшей», а этого, к счастью, мрачная комедия так и не позволяет нам сделать (полностью).

Сценарий «Ингрид», написанный Спайсером и Дэвидом Брэнсоном Смитом, получил премию за сценарную работу на фестивале «Сандэнс» и быстро привлёк к себе внимание Обри Плазы, которая стала одновременно продюсером и исполнительницей главной роли, а также привлекла Олсен в качестве ещё одной звезды и О'Шея Джексона-младшего на роль умилительно неожиданного возлюбленного Ингрид. Мы пообщались со Спайсером и Плазой об этом фильме в нью-йоркском отеле Crosby Hotel.

VICE: «Ингрид идет на Запад» похож на более мрачную версию «Бестолковых» цифровой эпохи – он высмеивает максимализм поколения, одновременно всё-таки проявляя сочувствие к своей главной героине. Мэтт, вы сознательно добавляли общественную критику в процессе написания сценария?

Реклама

Мэтт Спайсер: В юности «Бестолковые» оказал на меня большое влияние – он был очень важным и забавным. Я из пригорода Филадельфии, но мои бабушка с дедушкой три года прожили в округе Ориндж. В моём детстве мы ездили туда каждое лето, и это было моё первое впечатление о Калифорнии. Это всегда было место, в котором мне думалось: «Надо отсюда сваливать».

«Бестолковые» дали окно в этот мир. Издалека можно над этим смеяться, но это также было очень точно, хоть и возвышенно. То же самое отношения к «Смертельному влечению» и другим подобным фильмам. Мы с Дейвом не делали прямых отсылок к «Бестолковым», когда писали сценарий, но сознательно одели персонажей в прикиды из «Бестолковых» под конец. Этот фильм – настоящая современная классика.

Это фильм, всесторонне представляющий социальные сети. Обри, что привлекло вас как продюсера к этому фильму и персонажу?
Обри Плаза: Мне очень понравился сценарий – его очень интересно читать. Все персонажи были уникальны, и мне они казались реальными людьми. Меня очень привлёк персонаж Ингрид, и мне чертовски понравилась мысль о съёмках в фильме почти полностью с её точки зрения. Она почти в каждой сцене фильма; мир показан её глазами. Мне было интересно сыграть персонажа с реальной сюжетной линией и путешествием, у которого также очень серьёзные проблемы.

В роли Ингрид вы незаметно становитесь то грустной, то сочувственной, то до смешного, до ужаса жалкой. Осознавали ли вы эти переходы или они происходили случайно?
Я бы высказалась за последнее. Я никогда не подхожу к персонажу полностью – типа: «Ой, буду смешной» или: «Буду серьёзной». Это просто полная отдача человеческому существу, которое я пытаюсь изобразить. Для меня комизм получается из правды. Чем больше вкладываешься, тем забавнее получается – даже если это грустно, неловко или жалко. Главное – ставить Ингрид в разные ситуации и вести себя соответственно её психическому расстройству и мотивам. Благодаря тому, что я раньше занималась импровизацией и юмором, в моём мозгу есть часть, которая постоянно думает: «Как это может быть смешно?» Но я этого не осознавала.

В каком возрасте вы увидели Ингрид, Мэтт? Это как будто не определено точно

Спайсер: Мы описали её в сценарии как женщину лет 28. Мы хотели, чтобы она была достаточно зрелой, чтобы было мрачно и печально, что она на этот момент ещё не начала жить по-настоящему – мы хотели, чтобы она остановилась в росте. Если бы она была слишком молода, было бы что-то вроде «Ой, да она просто со всем разбирается», но будь она слишком зрелой, было бы что-то вроде «Этот человек может быть серийным убийцей». Мы хотели найти удобное место, в котором получилось бы что-то вроде «Она однозначно растеряна, но ещё есть надежда, что она обустроит свою жизнь».
Плаза: Да, на мой взгляд «остановилась в росте» – это правильно сказано. С этим также связана большая дискуссия, которая произошла у меня с художником по костюмам, когда мы заговорили об одежде, которую будет носить Ингрид. Она до сих пор ходит в одежде, которую носила в старшей школе, но она – женщина в мире, до сих пор ходящая в спортивных штанах из старшей школы. Очень многое из этого должно было указывать на её депрессию.
Спайсер: Мне очень понравилось платье, которое вы выбрали для того момента, когда Ингрид впервые приезжает в Лос-Анжелес и ездит на велосипеде. Оно похоже на то, что выбрал бы ребёнок – типа: «Смотрите, я в красивом платье!»

Что нравится вам обоим в ней как в персонаже?
Возможно, слово «нравится» здесь не подходит – лично я думаю, что здесь подходит «близкий и понятный». Существует множество антигероев-мужчин – Тони Сопрано, Уолтер Уайт, – и неважно, что они не могут нравиться. Они близки и понятны. Но от женщин также требуется способность нравиться. Мне знакомы боль, печаль и одиночество Ингрид, и я понимаю, почему она занимается этими крайностями, пусть даже и не думаю, что то, что она делает, правильно. Главное – то, что мы понимаем движущие этим боль и замешательство, и я надеюсь, что это получается успешно.
Плаза: Есть момент, когда она на свидании с Дэном Пинто, когда подходит официантка, а Ингрид немедля её прогоняет. Ингрид в этот момент мне очень понравилась. Она очень агрессивна и добивается того, чего хочет. Иногда она делает это стрёмным, нездоровым способом, но порой это также мило.
Спайсер: Едва ли не больше всего меня восхищала связь между Обри и О'Ши. Она должна была быть в сценарии, но казалось, это нечто крайне сложное. Дэн раскрывает самые лучшие качества Ингрид, и всякий раз, когда она рядом с ним, зритель болеет за них и за ту её версию, которой она является с ним. С ним она чувствует себя в безопасности – он видит её и получает её.

The Atlantic недавно спросил: «Разрушают ли смартфоны поколение?» Вы одного возраста и выросли без мобильных устройств. Каковы ваши взгляды на социальные сети теперь, после того, как вы написали сценарий для этого фильма и сняли его?
Плаза : Я очень рада, что не выросла с этим. Это меня повергает в страшный ужас. Очень хорошо, что мы с Мэттом не выросли с этим, потому что у нас есть та осознанность, которой нет у других. Пользование этим не в моей природе. Я чувствую себя неловко и никогда не чувствую себя так, как будто знаю, что делаю, в то время как моя сестра, которой 20 лет, понимает это естественным образом и считает частью своей жизни. Более молодые люди постоянно работают в нескольких измерениях.
Спайсер: На фестивале Боннару я увидел девушку лет 14-15, которая вела полноценный диалог с подругой, одновременно что-то выкладывая в Snapchat, с невероятной скоростью и ловкостью. Телефон был словно частью её – словно бионическая рука, и это было довольно круто. Но я скажу, что каждые двадцать-тридцать лет внезапно появляется какая-нибудь новая техника и все говорят, что это конец привычных нам культуры и цивилизации. На самом же деле мы всё ещё существуем. С нами всё будет в порядке. Это однозначно что-то изменит, но вместо того, чтобы плакаться, что смартфоны всё портят, люди должны взять на себя больше ответственности и сказать: «Теперь, когда это существует, вот как я хочу жить с этим и формировать это». У нас есть возможность определять собственное будущее вместо того, чтобы просто желать, чтобы техника исчезла. Она попросту не исчезнет.