Нерассказанная история гарлемского «восстания виски», кампании за гражданские права чернокожих продавцов алкогольных напитков

Джеймс Хикс, работавший шеф-редактором первого афроамериканского еженедельника Amsterdam News, с радостью наблюдал за протестами из близлежащего офиса газеты «в сердце Гарлема, где пьют всё от «обезьяньей подливки» до успокоительного сиропа», как писал он. Он наблюдал за магазином алкоголя на углу, который являлся «важным заведением как для сильных, так и для слабых мира сего».

Мало кто пытался прорваться сквозь ряды щеголевато одетых протестующих – мужчин в костюмах и лихо сдвинутых набекрень «федорах» и женщин с пышными причёсками, нёсших сумочки с плакатами, требовавшими: «НЕ ПОКУПАЙТЕ ЗДЕСЬ». Со своего удобного места Хикс видел, как какой-то мужчина обошёл их строй, зашёл в магазин и вышел с бутылкой, а над ним просто посмеялись.

«Ему никто ничего не говорил. Но все очень много говорили со всеми остальными. Ну, никто, кроме Пьянчуги Вилли, человека действия, – писал Хикс. – Он просто подошёл и так сильно врезал другому пьянчуге по зубам, что тот выронил свою драгоценную бутылку».

Эти шумные, сварливые наблюдатели в тот день чётко показали своё сочувствие делу NAACP– обеспечить чернокожим продавцам спиртных напитков возможность продавать свои товары в любом уголке Нью-Йорка.

Это невероятный пример профессиональной сегрегации: в то время чернокожие продавцы имели право торговать лишь в районах с преобладанием афроамериканского населения. Белые же продавцы могли бродить по городу в поисках клиентов и заказов, хотя и продавали тот же товар, порой для той же компании, что и чернокожие продавцы. Они не только получали неограниченный доступ к манхэттенским барам и туристическим долларам – они ещё и могли торговать по всему Гарлему, который являлся самым прибыльным рынком в городе и городским культурным центром чёрной Америки.

Границы территории продавца определялись географией и расовой принадлежностью, а в случае чернокожих работников удерживали на низком уровне потенциал заработка. Минимальная выручка чернокожего продавца составляла 85 долларов в неделю, в то время как его белый коллега, согласно подсчётам, мог приносить домой каждые семь дней до 300 долларов.

Право на продажу было дискриминацией по расовому признаку и передавалось по наследству. Иногда чернокожие продавцы спиртного снабжали местные магазины с чернокожими владельцами, торговавшие на вынос, но при этом не имели права работать с магазинами, которые принадлежали белым (нередко евреям, ирландцам или итальянцам) и находились совсем рядом в том же квартале. В конце 1950-х годов активисты подсчитали, что, хотя в Гарлеме белым принадлежало больше баров, чем афроамериканцам, в этом районе было целых 70 магазинов спиртного с чернокожими владельцами, в то время как белые владельцы были у 40 с лишним магазинов.

Хотя афроамериканцы, по-видимому, сохраняли прочные позиции во владении магазинами, на них наступали сети – а с ними и белые собственники. Право же на продажу в определённый магазин или на определённой территории редко передавалось с уходом с работы или смертью белого продавца – вместо этого его часто наследовали родные или друзья этого продавца.

Этот двойной стандарт раздражал, особенно когда речь шла о Гарлеме, в котором торговля спиртным, согласно подсчётам, приносила 60 миллионов долларов в год. Этот показатель, вероятно, не учитывал нелегальные забегаловки и кабаки, которые стояли в районе на каждом шагу бок о бок с овощными магазинами и парикмахерскими. На улицах, взрастивших таких писателей, как Лэнгстон Хьюз, и ставших домом для чернокожих мигрантов с Юга и стран Карибского бассейна, полицейские частенько находили самогонный аппарат в какой-нибудь квартире, расследовали дела о стихийных наливайках, работавших под прикрытием прачечных, или находили людей, которые заболели или умерли, выпив домашнего алкоголя.

Также чернокожие продавцы спиртного (многие из которых принадлежали к твёрдому среднему классу) частенько пользовались в родном сообществе не меньшей известностью, чем местные мошенники и предприниматели, поставлявшие вино на вписки и приличным гражданам «после вчерашнего». Некоторые из них были довольно богатыми и влиятельными людьми, профсоюзными организаторами, светскими тусовщиками и известными спортсменами, как, например, звезда лёгкой атлетики Джесси Оуэнс и прославленный кэтчер «Бруклин доджерс» Рой Кампанелла, который в несезонное время ездил туда с самого Лонг-Айленда.

Порой продавцы спиртного и те, кто промышлял пивом, вином и крепкими напитками по менее официальным каналам, ругались и пытались друг другу пакостить. Но многие теоретически соглашались в одном: уж где-где, а в Гарлеме чернокожие люди должны править бал.

«Восстание виски» назревает

Начались протесты при поддержке афроамериканских женских групп, которые взялись поддерживать движение. Но не обошлось, несомненно, и без Сирила Харви.

Харви до этого работал на Оксфордском винокуренном заводе и в равной степени энергично завязывал деловые и политические связи. Так как он какое-то время занимал пост в отраслевой группе и по совместительству дружеском кружке чернокожих продавцов спиртного с крупных заводов вроде Seagram’s и Hiram Walker Bottle, он регулярно бывал на благотворительных мероприятиях и торжествах. Его имя частенько появлялось в гарлемской светской хронике и газетных колонках на деловые темы. Он десятилетиями отстаивал право чернокожих продавцов спиртных напитков пользоваться заслуженной долей имеющихся возможностей. Он заставил трудовой комитет NAACP поддержать движение, возглавил работу Конгресса по вопросам расового равенства, а также работал с Городской лигой и вёл переговоры с профсоюзами. Он ходил на пикеты в выходные и в снег.

Да, ставки были настолько высоки. Получив возможность преодолеть многочисленные цветные барьеры в своей профессии, чернокожие продавцы спиртного не только стали бы больше зарабатывать, но и смогли бы лучше обеспечивать работой чернокожих людей в производстве напитков как таковом.

Может, в краткосрочной перспективе продавцы и набивали себе кошельки получше, но конечной целью считались компании с афроамериканскими секретарями, бухгалтерами, юристами, химиками, кладовщиками, бригадирами, сбытовиками и консультантами в производстве напитков в целом. Они принадлежали к движению за гражданские права, имевшему обширные цели и сосредоточенному на экономической справедливости, которое снискало в истории меньшую славу, чем буфетный активизм и марши за право голоса; в конце концов, будущий марш на Вашингтон на самом деле назывался «Марш на Вашингтон за работу и свободу». И они надеялись, что их так называемое «восстание виски» сможет наделать шуму далеко за пределами Гарлема.

Становятся популярными планы бойкотов

Обиды на расово-алкогольной почве зрели десятилетиями. Во время Первой мировой войны и «сухого закона» чернокожие владельцы баров в Нью-Йорке жаловались на несправедливые нападки белых городских чиновников и любителей самосуда, которые нацелились на афроамериканские районы, забегаловки и бордели, намереваясь искоренить «порок». И этому пороку в афроамериканских районах позволили процветать полицейские, борцы за трезвость и моралисты, ужасавшиеся публичному пьянству в белых районах и сравнительно мало интересовавшиеся белыми, которые отправлялись в Гарлем ради межрасового общения в бедном районе. Как выразился Честер Хаймс, чьи романы о Гарлеме запечатлели его подчас неприглядный колорит: «Чернокожие и белые день и ночь ходили бок о бок по пивным барам, напивались самогона до красных глаз и буйства и устраивали кулачные бои на улицах между проезжающими мимо машинами».

А вот в торговле спиртным они были не так близки. Жалобы на бесчинства белых в чёрном районе сопровождались всё более красноречивыми требованиями прав для афроамериканцев.

Несколько продавцов (к примеру, Кеннет Мёрфи и У.Л. Каррингтон) кое-как протоптали дорогу в конце 30-х, получив работу в крупных алкогольных компаниях, но чернокожих людей в отрасли всё равно оставалось весьма немного. На пресс-конференции Bottle and Cork 1957 года в знаменитой гарлемской Абиссинской баптистской церкви представители утверждали, что «негров на работу административным персоналом берут менее 5 процентов оптовиков в городе». Лишь несколько из них брали на работу чернокожих водителей грузовиков. Один из докладчиков на той же конференции заявил, что ведущий профсоюз продавцов спиртных напитков «за 20 лет с момента своего основания так и не выдвинул ни одного негра в представители в правлении, а в профсоюзе продавцов вина не было ни одного представителя-негра».

Административному персоналу магазинов спиртных напитков с чернокожими владельцами членство в профсоюзах оказывалось не по карману или же ему посреди вербовочных кампаний внезапно заявляли, что новых членов туда больше не принимают. Официальные жалобы в адрес профсоюзов, которые всё же принимали в свои ряды чернокожих работников, возвращали, потому что они были написаны не на той бумаге. Профсоюзам (исторически объединявшимся по расовому, этническому или профессиональному признаку) было наплевать.

Продавцам надоели профсоюзы, колебавшиеся между откровенной враждебностью и молчаливым презрением. К началу 1950-х годов (как раз во время процесса Брауна против Совета по образованию, посвящённому десегрегации в школах) как они, так и другие продавцы уже не раз попросили местное отделение Профсоюза работников оптовой торговли спиртными напитками №2 включить в свои ряды обладателей лицензий на торговлю алкогольными напитками вразнос.

В 1954 году продавцы, измученные годами совещаний, не приводивших ни к чему, подняли ставки. Они подали прошение о защите в Комиссию штата Нью-Йорк по борьбе с дискриминацией, и комиссия в ответ заявила, что это «неявная дискриминация, которую трудно доказать». Далее они обратились в Управление штата по спиртным напиткам с жалобой на то, что им отказывают в праве на заработок собственные коллеги и такие же официальные члены профсоюзов. Затем, весной, они обратились к собранию оптовиков и винокуров в старинном гарлемском отеле Theresa. А ещё они обратились с претензиями в отраслевые ассоциации магазинов, торговавших на вынос, которые с разрешения штата продавали запечатанное спиртное в упаковке, к примеру, в вездесущих коричневых бумажных пакетах.

Их требования оставались без ответа, пока один комитет не обратился в нью-йоркскую NAACP и её комитет по вопросам труда и промышленности, который являлся одним из главных поборников интеграции на работе. Там они нашли защитников в лице президента нью-йоркской NAACP отцов Джозефа Овертона и Оделла Кларка. Кларк был дьяконом влиятельной гарлемской Абиссинской баптистской церкви и советником её бывшего предводителя, члена Палаты представителей Адама Клэйтона Пауэлла-младшего. Пауэлл стал первым чернокожим конгрессменом из Нью-Йорка и, в частности, регулярно обещал начать политическую борьбу за справедливое трудоустройство для афроамериканцев.

Кларк, опытный активист, который впоследствии станет руководителем аппарата Пауэлла в Вашингтоне, сказал продавцам выйти со своими лозунгами на улицы и обратиться к гордым своей расовой принадлежностью простым гарлемцам, тем же, которые демонстрировали свою солидарность, разбивая бутылки с выпивкой, купленные штрейкбрехерами на Ленокс-авеню.

Но эта кампания пришлась не по вкусу некоторым людям, в том числе известному белому газетчику и ведущему Сидни Эндорну, который высказывался против кампании со своего поста в Кливленде (Огайо). В статье от 31 июля 1959 года Эндорн приравнял протесты к нарушению этического стандарта «золотого правила морали».

«[Это правило] не говорит: «Не делай другим того, чего не желал бы себе». NAACP энергично протестует против малейшей дискриминации цветных белыми, – писал он. – Так и должно быть. Однако NAACP считает себя абсолютно вправе, взяв числом, дискриминировать белых. Так быть однозначно не должно».

Чёрная же пресса в целом приветствовала самоорганизацию афроамериканцев в алкогольной индустрии. Журналист кливлендской Call& Post Эл Суини отважился сказать, что Эндорн, «этот типографический поборник «честной игры» и «равноправного правосудия», снова спятил», и даже задался в печати вопросом о том, не участвует ли Эндорн в «получившей широкую огласку кампании дикси по дискредитации работы наших правозащитных групп».

Такие настроения, присущие раздражённым белым и чернокожим сторонникам, требовавшим приближения к экономическому и расовому равенству, не особенно радовали некоторых национальных лидеров NAACP. В нью-йоркском отделении NAACP начались внутренние беспорядки из-за проблем с развенчанием педалируемых прессой заявлений об обратном расизме. Некоторым членам организации казалось, что кампанию неверно изображают как попытку «оградить» Гарлем.

Несмотря на заверения национального руководства NAACP, что ни продавцы спиртного, ни NAACP не выступают за тактику «покупай у афроамериканцев», тактику бойкотов на тот момент уже давно практиковали чернокожие активисты как внутри NAACP, так и за её пределами. Нью-йоркцы, без сомнения, слышали о том, как лос-анжелесское отделение NAACP в 1958 году начало семимесячный бойкот «Не покупай у Bud», когда соответствующая компания не взяла на работу на свой завод в Ван-Найсе достаточно афроамериканцев. Управляющая магазина Murry’s Liquor Store Сесилия Фицгиббенс спросила протестующих: «Они берут на работу продавцов. Чего вы ещё хотите?» Когда ей сказали, что из 440 сотрудников завода Budweiser взял на работу всего одного чернокожего приёмщика заказов и одного уборщика посуды, Фицгиббенс якобы заявила, что этого достаточно.

Но не прошло и 15 минут с момента начала шумного пикета у стен её магазинчика, как Фицгиббенс согласилась поддержать бойкот.

Предыстория эпохи солодовых напитков

В Нью-Йорке же протестующие не достигли успеха так быстро. Они попытались вести переговоры с комиссией мэра – тщетно. Союзники старались как могли, устраивали шуточные публичные суды над отраслью и убеждали чернокожих конгрессменов зачитывать заявления NAACP в Капитолии. Продавцы пользовались консультационными услугами лучшей афроамериканской юридической фирмы города, работавшей в первоклассных помещениях на Уолл-стрит.

После судебных запретов, требовавших остановить протесты, и задержек из-за сделанных по собственному почину пауз в переговорах продавцы в конце концов добились победы в январе 1962 года. Спустя 20 с лишним лет после того, как на работу вышли первые чернокожие продавцы, более 120 крупных заказчиков алкоголя, на чью долю приходилось 10 миллионов долларов продаж и 300 000 долларов заказов, начали работу с чернокожими продавцами в Гарлеме.

И всё же это была уступка поневоле. Сумма была значительная, но это была лишь небольшая часть общего объёма продаж.

Контингент продавцов спиртных напитков менялся по всей стране, но медленно. Как сообщала статья в Black Enterprise 1975 года, на все алкогольные компании страны приходилась всего одна чернокожая женщина на посту вице-президента.

Но в одном ситуация изменилась: производители и продавцы спиртных напитков стали считать афроамериканцев «особой аудиторией» и направлять на работу в соответствующие сообщества всё больше и больше чернокожих продавцов. Но нельзя было с точностью сказать, на что это указывало – на улучшение межрасовых отношений или на ослабление расовой сегрегации, а может, и просто на хитроумный маркетинг. В любом случае чернокожие покупатели, особенно в городах превратились в ярко выраженную и интересную потребительскую базу. Такова была предыстория эпохи солодовых напитков.

Однако Мартин Турби, прямолинейный продавец спиртных напитков из SomersetImporters, отметил, что на верхушке не изменилось ничего, даже в его родной компании. В Somerset было 35 вице-президентов. Ни один из них не был афроамериканцем.

«Чернокожих берут только по одной причине: компании хотят, чтобы чернокожие покупали их продукцию, – заявил он. – Чернокожие люди никогда не окажутся в мейнстриме алкогольной индустрии. Этого не допустят. Мы, блин, по сути, до сих пор собираем хлопок».

Сирил Харви, вероятно, не стал бы зарекаться, хотя он также признавал, что для изменения настроений и общества понадобится очень много работы. В 1965 году он основал Гарлемскую палату общин (Harlem House of Commons), некоммерческую организацию, требовавшую равенства в алкогольной индустрии. В интервью Amsterdam News 1982 года, в котором он рассказал о 40 годах продуктивного хулиганства, Харви сказал: «Чернокожие должны стремиться покончить с их насильственным недопущением к законному участию в американской экономике, – и продолжил: – Мы будем бороться за это всегда. Наша цель – разделить самые выгодные места в нашем обществе и воспользоваться ими на справедливой и пропорциональной основе. Но как?»

Он ответил на собственный вопрос советами для чернокожих читателей газеты. «Больше экономьте. Как можно больше учитесь. Когда перед вами открывается дверь, откройте её ещё двум людям, а затем, быть может, и тысячам». А ещё, выражаясь в духе движения за гражданские права, в котором он сделал свои первые шаги (движения, которое также, по сути, являлось профсоюзным), хорошее знание капитализма лишним не бывает.

Эта статья впервые появилась на VICE US.