В короткой пьесе Барри Гиффорда «After Words» – «После слов» (одной из 13 пьес, составляющих его новый сборник, «Writers» («Писатели»), опубликованный в ноябре издательством Seven Stories Press) Роберто Боланьо и призрак Хорхе Луиса Борхеса предаются некоему литературному панибратству. «Камю взял свой стиль, – заявляет Боланьо, – от Хемингуэя и Джеймса М. Кейна». Эта формулировка – из тех классификаций, которых Гиффорд пытался избегать всю свою карьеру, но аналогичное описание его стиля можно было бы простить давнишнему читателю. А он таков: крутой, часто минималистичный, экзистенциальный. Как иначе объяснить литературное наследие (состоящее из почти 50 романов, сценариев и сборников), оживляющее энергичный и безумный параллельный мир гангстеров, болтливых чудаков, мудрых дурачков и других сорвиголов со своеобразным добродушным фатализмом?Подобно персонажам Гиффорда, его книги, как правило, насыщенные диалогами, проходят через всю страну, от мексиканской границы до сомнительных просёлочных дорог Юга, лишь изредка рассматривая более освещённый мир американского мейнстрима. В 1990 году фильм, снятый Дэвидом Линчем по его роману «Дикие сердцем», получил Золотую пальмовую ветвь в Каннах, и Гиффорд продолжил свою работу с Линчем, вместе с которым создал сценарий к фильму «Шоссе в никуда» 1997 года и к сериалу HBO «Номер в гостинице». Позднее пара страстных несчастных влюблённых из «Диких сердцем», Сэйлор Рипли и Лула Пэйс Форчун (которых в фильме сыграли Николас Кейдж и Лора Дерн), появится ещё в восьми романах, последний из которых «The Up-Down» («Вверх-вниз») 2014 года.Я встретился с Гиффордом в здании его издателя перед инсценировкой некоторых пьес из «Писателей» в школе New School, чтобы поговорить о писательстве, странностях и о том, каково ужинать с Дэвидом Линчем и Гарри Дином Стэнтоном.VICE: В «Писателях» вы пишите о некоторых известных личностях. Но ваша цель, по-видимому, биографична лишь отчасти.Барри Гиффорд: Именно поэтому Камю у меня цитирует афоризм Пруста: «Литература – самый изящный вид лжи». Моя идея состояла в том, чтобы изобразить этих писателей в полностью придуманных или относительно реалистичные моментах их жизней, а определённые вольности с этим в нескольких случаях сошли за биографические сведения.Факты о писателе следует искать в его творчестве. Если людей интересует Хемингуэй, то это из-за того, что он оставил литературное наследие, достойное изучения. Я хотел взяться за кого-то поближе. Я написал текст о Хемингуэе, «Spring Training at the Finca Vigia» («Весенняя тренировка в Финка-Вигья»), примерно за год до остальных. Одна галерея в Сан-Франциско его поставила, получила хорошие отзывы, и поэтому я начал думать о том, как можно дойти до сути, до душ этих писателей, которыми я восхищаюсь. Я хотел, чтобы они могли говорить с аудиторией так, как мне это казалось бы реалистичным. Но не биографично в строгом смысле слова.И всё же у вас Бодлер получает своё прощальное письмо от Жанны Дюваль, своей «Чёрной Венеры»; Бруно Травен переодетым идёт смотреть на Джона Хьюстона на съёмочной площадке «Сокровища Сьерра-Мадре»… Как вы выбираете именно эти моменты?Я их выдумал! В основном. А вот Пруст на смертном одре – это не выдумка.Он действительно умер. Это факт.Но он действительно ждал появления своего ангела смерти. Это основано на реальных фактах. Однако, разумеется, я всё это выдумал. Такова художественная литература, а эти маленькие пьесы – художественная литература. Например, у Камю есть сцена в гостиничном номере в Нью-Йорке 1957 года с проституткой, бывшего сутенёра которой казнят в полночь. Откудаэто взялось? Я не знаю.Текст о Джоне Хьюстоне, «The Pith Helmet» («Пробковый шлем»), интересный, поскольку он сам написал и срежиссировал столько экранизаций литературных произведений. Например, в его «Моби Дике» Ахав ловит кита.Ну, если вы взялись за «Моби Дика», то быть у вас проблемам. Кроме того, вам понадобится механический кит. Но Хьюстон был потрясающим писателем и создал ряд шедевров кино: помимо «Сокровища Сьерра-Мадре», есть ещё «Асфальтовые джунгли» и «Мёртвые» по Джойсу. Браться за так называемую классику – неблагодарный труд. И помните, «Моби Дик» стал погибелью и для Германа Мелвилла. Можете себе представить. А сейчас он наряду с «В поисках утраченного времени» является книгой, прочитавшими которую притворяются больше всего людей. Именно поэтому в свою пьесу о Мелвилле, «The True Test of Greatness» («Истинная проверка на величие»), я вставил там и сям строки из его книг. Некоторые люди заметят это сразу же, а некоторые подумают, что я это выдумал. Всё это говорится голосом Мелвилла, приписывается Мелвиллу.«В основном получалось так, что люди, учившие меня самому лучшему личным примером и своим литературным творчеством, являлись либо женщинами, либо гомосексуалистами. Или и теми, и другими».
Как вы находите голос, подобный голосу Мелвилла или Джойса, не испытывая при этом ощущения, будто вы бездумно копируете их творчество?Это было связано с перечитыванием «Поминок по Финнегану» – я всегда понимал «Поминки по Финнегану» как сон, но долгое время казалось будто чего-то не хватает. Затем я сделал открытие: один приятель дал мне запись, на которой Джойс восемь минут читает отрывок из этой книги. Такой высокий, громкий и мелодичный голос вызывал в воображении звук течения реки Лиффи через Дублин, по камням. Именно этот ритм этого музыкального голоса и оживил для меня всё произведение. Теперь я знал, как читать «Поминки по Финнегану»! Именно это я и пытаюсь совершить в «Писателях»: дать вам услышать голоса этих людей так близко, как я могу себе это представить.Также это не всегда особенно лестно для них. Ваша Марта Геллхорн кажется гораздо сообразительнее Хемингуэя.Я думаю, что это очень реалистичное представление. Моими героями обычно являются именно женщины. Это работает весьма забавно. В основном получалось так, что люди, учившие меня самому лучшему личным примером и своим литературным творчеством, являлись либо женщинами, либо гомосексуалистами. Или и теми, и другими. Я – и не женщина, и не гомосексуалист. Взять хотя бы Джейн Боулз – она как писательница очень много значит для меня, хотя её наследие было очень невелико. Я считаю её, вслед за Теннесси Уильямсом, гораздо более выдающейся, чем Пол Боулз, её муж, и как персонаж она меня очаровала. Она сказала: «Конечно, я ближе к святой», чем к писательнице. Я попытался изобразить её и той, и другой.Многих авторов, о которых вы решили написать, можно считать региональными писателями. Чувствуете ли вы, что у вас как писателя есть корни в определённом месте?У меня было бродячее детство. Я родился в Чикаго, а в течение нескольких месяцев мы переехали на Ки Вест, и детство я провёл в разъездах между этим местом и Гаваной, где у моего отца было место в гостинице Hotel Nacional. А мы с мамой частенько ездили в семейную штаб-квартиру в Чикаго. Мой роман «Вайоминг» («Wyoming») – это моё свидетельство о тех поездках. Но у меня было весьма неформальное образование, я то ходил в школу, то не ходил. По-настоящему меня чему-то научил период проживания в Новом Орлеане, затем в Джексоне, что в штате Миссисипи, и в Майами. Но я не автобиографичный писатель.Изменило ли невероятное изображение Сэйлора и Луны Лорой Дерн и Николасом Кейджем в экранизации «Диких сердцем» Дэвида Линча ваше отношение к ним?Нет. Фильм – это фильм, книга – это книга. Объединяет их лишь одно – для них обоих нужно использовать слова. Я был в восторге от «Диких сердцем». Единственное изменение в фильме состояло в том, что, проработав шесть дней над сценарием, Дэвид позвонил мне и спросил: «Сэйлор и Лула воссоединятся?» И я сказал: «Разумеется». Он сказал: «Отлично!» – и написал то знаменитое окончание, которого нет в книге. Это единственная значительная поправка, которую пришлось внести. Дэвид снял практически все главы – большинство вырезанных сцен он выпустил в бокс-сете Lime Green. Было бы забавно когда-нибудь увидеть этот материал включённым в окончательный монтаж.Я слышал, что сцена пыток между Грейс Забриски и Гарри Дином Стэнтоном привела к тому, что на пробном показе люди выходили из зала, и с тех пор её никто не видел.На самом деле у неё была 20-минутная версия. Я недавно говорил об этом с Дювейном Данэмом, монтажёром, который сейчас работает вместе с Дэвидом Линчем над возрождением «Твин Пикс». В фильм попала примерно минута из той сцены, так как зрители на пробных показах приходили в такой ужас, что её пришлось вырезать. То же самое произошло, когда мы снимали «Шоссе в никуда»: мы сели вместе и сделали фильм на три с половиной часа, а затем оба согласились его порезать и сделать полегче.Мне всё не терпелось спросить: каков Гарри Дин Стэнтон в живую?
О да, я написал о нём стихотворение, которое выходит в апреле в сборнике под названием «New York 1960» («Нью-Йорк 1960»). Я встретился с ним во время съёмок «Диких сердцем», а затем – когда мы с Дэвидом работали над «Номером в гостинице» для HBO. На съёмки как раз пришёл мой давний приятель Винни Десерио. Винни - слесарь и тибетский буддист – собственно, он несколько лет проработал у Ламы телохранителем…Я не знал, что у лам есть телохранители.У этого были. В любом случае, Гарри Дин и Винни завязывали эти потрясающие разговоры в закусочной Du-pars Diner. А нам с Дэвидом Линчем, значит, приходилось садиться за отдельный столик, потому что Гарри Дин и Винни были философы, люди бывалые, а нормальные ребята вроде нас с ними тягаться не могли. Вы в жизни не слышали о таких темах, которые они затрагивали в этих дискуссиях.«Есть такие слои общества, что, когда о них пишет кто-нибудь вроде Джима Томпсона, все говорят: «Да, вот это кучка чокнутых пропащих неудачников». Но все те же самые темы есть у Достоевского».
Отрадно, что вы так легко воспринимаете фильмы, если вспомнить, сколько писателей жалуются на то, как их работу убивают в кино…Именно поэтому мы с Линчем в таких хороших отношениях. Но не все – Дэвиды Линчи. Взять хотя бы «Пердиту Дуранго» [фильм Алекса де ла Иглесии 1997 года]. Сценарий этого фильма неоднократно переписывался прежде, чем Алекс решил вернуть его к содержанию моей книги. Не уверен, что именно так и следовало поступить. Я обеими руками за отсебятину, за создание чего-то другого.Вашу работу называли «эксцентричным нуаром», некой дешёвой американой.
Критики называют ваше творчество нуаром, если вы пишете о людях, по сути, находящихся в нижнем конце экономического тотемного столба, о людях, которым приходится сдавать металлолом, чтобы выжить. Я не жалуюсь, но есть такие слои общества, что, когда о них пишет кто-нибудь вроде Джима Томпсона, все говорят: «Да, вот это кучка чокнутых пропащих неудачников». Но все те же самые темы есть у Достоевского.Значит, вы пытаетесь вернуться к некой аутентичности, не зависящей от жанра и формата?Для меня всегда интереснее всего было то, как говорят люди. Я вырос в гостиницах, родился в гостинице, вырос возле бассейнов, слушая людей из всех уголков мира, слушая, как они говорят, и изучая диалекты в Чикаго и Гаване. Меня очаровывала манера людей говорить, окончания, ударения, а не просто те истории, которые они рассказывали. «Американский язык» Г.Л. Менкена для меня – основополагающий текст. Об этой книге уже почти никто не говорит, но именно он мне интересен. Докопаться до того, как люди на самом деле говорят и что стоит за словами, которыми они пользуются, а затем позволить историям так разворачиваться. Именно на это я всегда ориентировался. Я хочу правильно воспроизводить голоса. Именно поэтому, работая над «Писателями», я подумал: «Пусть они сами за себя говорят!»Дж. Маккормак – писатель, работы которого публиковались вBookforum,_ BrooklynRail, TinHouse, NewInquiry,n+1, Publisher'sWeekly иConjunctions._ 
