Беременная героиновая наркоманка, которой некуда обратиться за помощью

Когда Мелиссе было 14 лет и она посещала среднюю школу в Нью-Джерси, она начала принимать перкоцет не по показаниям, дабы справиться с тревожностью и депрессией. Поначалу, говорит она, это было весело – было простым способом бегства. Лишь став старше 20 лет и перейдя на героин, она почувствовала, что теряет контроль над своей жизнью.

«Когда был всего лишь [перкоцет], моя жизнь была управляемой, – вспоминает Мелисса, которой сейчас 27. – Для меня это было сплошным весельем. Но когда дело дошло до героина, моя жизнь, по сути, закончилась. Всё стало крутиться вокруг кайфа». Она несколько раз ложилась на реабилитацию, чтобы попробовать отбиться от зависимости, но всякий раз возвращалась к ней. Всё разваливалось, и она чувствовала себя неспособной это остановить: употребление героина разрушило её отношения с родителями и спровоцировало разрыв пятилетних романтических отношений, а ещё она начала чаще болеть.

Когда Мелисса в 26 лет узнала, что беременна девочкой, она продолжала бороться со своей зависимостью. Она знала, что ей нужно завязать, но она в итоге всегда срывалась, пропуская приёмы у врача, чтобы покайфовать. «Я боялась, что врачи узнают, – говорит она. – У меня с употреблением было настолько плохо, что я не хотела больше этим заниматься, но я не хотела, чтобы это ушло, поэтому я не сразу набралась уверенности, чтобы попросить о помощи». Также она боялась, что в итоге окажется на 30-дневной программе, будучи беременной. «Я боялась того, что подумают люди, а ещё боялась оставить семью и парня, да и просто боялась осуждения в связи с тем, что я употребляю наркотик во время беременности».

Где-то посреди пятого месяца беременности Мелисса наконец всерьёз решила воспользоваться помощью извне. «Я осознала, что не могу заставить себя перестать, – рассказала она. – Мне было всё равно, что подумают люди, так как моя дочь была важнее». Но обратившись на несколько национальных горячих линий, она осознала, что бьётся об стену: «Все горячие линии и телефоны доверия, на которые я звонила, заявляли мне, что меня не примет никакой центр реабилитации, потому что там нет медицинского оснащения для работы со мной», – вспоминает она.

Когда она обратилась в центры реабилитации напрямую, проигнорировав советы горячих линий, ей, по её словам, сообщили, что не могут лечить беременных женщин. Она также посетила несколько больниц, которые, по её словам, отказались её принять. Она утверждает, что одна больница вместо того, чтобы принять её в качестве пациентки, предложила ей принимать наркотик, дабы не потерять ребёнка во время ломки. (По данным Благотворительных трестов Пью, резкое прекращение употребления опиоидов во время беременности, особенно в первом и третьем триместре, может нанести ущерб плоду.)

Если больницы и телефоны доверия плохо подготовлены к работе с проблемами таких женщин, как Мелисса, то значительная часть страны настроена откровенно враждебно. Беременные женщины с расстройствами, связанными с наркоманией, подвергаются в Америке огромной стигматизации. Из-за отсутствия программ, работающих с беременными женщинами, страдающими зависимостью, а также проблемной истории криминализации наркозависимости в США беременные женщины, употребляющие наркотики, часто оказываются под арестом и подвергаются суровым наказаниям; с ними обращаются так, как будто зависимость – это личный недостаток, а не проблема здравоохранения.

Как общественное мнение, так и политика, как правило, рассматривают «наркотики как зло, а употребляющего их человека», – не как того, кто нуждается в медицинском обслуживании, а как того, кто является плохим человеком – объясняет профессор Сара Бёрнс, главврач Клиники репродуктивной справедливости в Школе юридических наук Нью-Йоркского университета. «Но на самом деле это – медицинская ситуация». И она особенно не терпит отлагательств: так как эпидемия опиоидов в Америке распространяется с поразительной скоростью, употребление опиоидов, в особенности среди женщин, растёт не по дням, а по часам.

Несмотря на тяжесть текущей эпидемии опиоидов, эта логика – что наркотики плохие, а наркоманов следует наказывать – удручающе широко распространена. В 1980-е, на пике так называемой эпидемии «крэковых детей», она соприкасалась с верой в то, что государство имеет право вмешиваться в репродуктивные решения женщин ради общественного блага. В этот период женщин – если конкретно, то женщин с низкими доходами и небелых, – несоразмерно наказывали и арестовывали за употребление наркотиков, в то время как СМИ, хватаясь за горячий в данный момент новостной сюжет, распространяли по телеэкранам изображения маленьких тощих младенцев с дрожащими ручками и ножками.

Паника вокруг «крэковых детей» в настоящее время многими считается «эпидемией, которой не было». Крэковые дети и мифология, сложившаяся вокруг воздействия крэка на новорождённых, были опровергнуты. Исследователи в настоящее время утверждают, что воздействие крэк-кокаина не обладает губительным долговременным воздействием на младенцев и его легко можно вылечить подходящим лечением – собственно, исследования показывают, что распитие алкоголя во время беременности более вредно для плода, чем употребление кокаина.

Но хотя предполагаемая эпидемия и была раздута, она всё равно оказала долговременное воздействие на наше обращение с беременными женщинами, употребляющими наркотики. По данным отчёта Гуттмахера за 2017 год, в 24 штатах употребление наркотиков во время беременности считается насилием над ребёнком, а в трёх штатах оно считается основанием для недобровольной госпитализации. В двадцати трёх штатах от медработников требуют сообщать о людях, которых они подозревают в употреблении наркотиков во время беременности или употреблении психоактивных веществ в прошлом, а в семи штатах от профессионалов требуют брать у женщин анализы на употребление наркотиков.

Законодательство, криминализирующее употребление наркотиков во время беременности, по сути, превращает беременных женщин в подозреваемых в преступлениях, о которых многие даже понятия не имеют. К примеру, в 2013 году женщину из Висконсина по имени Алисия Бельтран арестовали и вынудили провести 78 дней в центре лечения наркозависимости после того, как она призналась своему врачу, что за год до того, как забеременеть, боролась с зависимостью от таблеток; ей адвоката не предоставили, зато предоставили её 14-недельному плоду. В 2014 году, в ходе другого громкого дела, мать из Алабамы арестовали и посадили, назначив залог в 10 000 долларов, за то, что она, будучи беременной, приняла одну-единственную таблетку валиума.

«В каждом из этих примеров женщины делали то, что нужно, – говорит Сара Бёрнс, которая представляла интересы Бельтран вместе с Национальной организацией защитников прав беременных женщин. – Они искали медицинского обслуживания, и они ожидали, что их врачи будут работать с ними и вести их в течение трудного процесса. Они не ожидали, что их сдадут».

«Практически никто не отрицает, что [наказывать беременных женщин] – ужасная идея, – говорит Broadly Алекса Колби-Молинас, старший штатный юрист проекта ACLU «Репродуктивная свобода». – Если бы вы действительно заботились о здоровье матери или плода, то занимались бы не этим».

По данным ведущих медицинских организаций, в том числе Американской академии педиатрии и Американского общества наркологии, самый здоровый стандарт лечения беременных женщин с зависимостью от опиоидов или рецептурных препаратов подразумевает использование опиоидных лекарств, вроде метадона или бупренорфина (препараты вроде субоксона). Хотя эти лекарства и обеспечивают матери и ребёнку опиоиды в небольших количествах, симптомы ломки, которые может испытать на себе ребёнок, – также известные как неонатальный абстинентный синдром (НАС) – сильно перевешивают риск смертельной передозировки.

В конце концов, спустя четыре попытки в четырёх разных больницах Мелисса наконец-то нашла помощь в одной больнице в Нью-Джерси и вскоре попала в субоксоновую программу. Она утверждает, что посещала клинику еженедельно, чтобы получить рецепт и пройти обязательные анализы на наркотики. После записи на программу, признаётся Мелисса, она однажды употребила героин. (Благодаря программе у её новорождённой дочери дал положительный результат анализ на субоксон, добавляет она, но не на героин.) Узнав на следующий день после рождения её дочери, что она прибегла к наркотику, социальный работник в больнице, вспоминает она, немедленно позвонил в Управление услуг для молодёжи и семей (DYFS). С тех пор, говорит Мелисса, ей назначили социального работника, который говорил о возможных приёмных семьях для её ребёнка.

«Меня спросили, есть ли у меня какие-то члены семьи, не живущие со мной, которые могли бы забрать её», – говорит Мелисса. Таких у неё не было, по крайней мере, в пределах штата. «Так что вместо этого со мной начали говорить о возможных приёмных семьях. Говорили: «Эта мама – медсестра, и она – отличная женщина». Типа вы реально будете разговаривать со мной о том, куда отправить моего ребёнка?»

Достаточно скоро угроза потери ребёнка исчезла. Как только дочь Мелиссы выписали из отделения интенсивной терапии новорождённых и отправили в педиатрическое, Мелисса стала проходить ежедневные проверки в исполнении своего социального работника, чтобы понять, как она и её парень взаимодействуют с ребёнком, а также еженедельные анализы на наркотики. Результаты, говорит она, показали, что они чисты и могут забрать своего ребёнка домой. Но прежде, чем они ушли из больницы, DYFS назначило ей план обеспечения безопасности, а это значило, что она не могла быть наедине со своим ребёнком, если рядом с ней постоянно не было отца и сестры. «Если бы я отправилась куда-то с ней без них, меня могли бы арестовать за похищение собственной дочери», – говорит Мелисса.

«Вы хотите, чтобы люди получали медицинское обслуживание. Вы хотите, чтобы им было спокойно приходить к врачу… Люди не будут этого делать, если их будут сажать в тюрьму».

Согласно подробному исследованию 2017 года от Amnesty International, законы, подвергающие беременных женщин дополнительному надзору и криминализирующие их действия, являются нарушением их прав человека, в том числе права на здоровье, права на частную жизнь, а также права на равенство и недискриминацию. «Эти карательные подходы часто отваживают женщин от обращения за медицинскими услугами, в особенности необходимым пренатальным обслуживанием и наркологической помощью, – гласит отчёт. – Законы о криминализации беременности дискриминируют всех женщин… а также в особенности дискриминируют представительниц маргинализированных групп».
Национальная организация защитников прав беременных женщин утверждает, что почти половина потребности в наркологической помощи в США не покрывается, и беременные женщины страдают особенно тяжело: по данным Института Гуттмахера, программы наркологической помощи, нацеленные именно на беременных женщин, существуют всего в 19 штатах, а дискриминация беременных женщин со стороны финансируемых государством наркологических программ запрещается всего в 10. Кроме того, даже в штатах, предоставляющих лечение беременным пациенткам, женщины с неохотой ищут помощь из-за страха потерять права на ребёнка. Исследование 2015 года обнаружило, что некоторые сотрудники клиник также побаиваются предлагать помощь, боясь понести ответственность в том случае, «если что-нибудь случится с плодом».

«Вы хотите, чтобы люди получали медицинское обслуживание, – говорит Колби-Молинас. – Вы хотите, чтобы им было спокойно приходить к врачу и говорить: «Я только что узнала, что беременна. У меня такая проблема с наркозависимостью. Я хочу завязать, что мне делать?» Люди не будут этого делать, если их будут сажать в тюрьму».

Хотя поиски подходящего обслуживания заняли у Мелиссы не один месяц, она рада, что она нашла план лечения, который ей подошёл. Субоксон устранил её пристрастия, а желание принять наркотик практически исчезло. «Я обожаю [субоксон]. От него у меня не наступает кайфа и вообще. От него я просто чувствую себя нормальной, – говорит она. – Я считаю, что мне повезло, так как эта программа ставит беременных женщин в начало очереди. Там хотят обслуживать их внеочереди. Это круто». То, что субоксон так благотворно подействовал на её здоровье, лишь подчёркивает её веру в том, что нам необходимо найти лучшие способы лечения беременных женщин, употребляющих наркотики.

«У меня было два лучших дня в моей жизни, когда я родила дочь, а потом, на третий день пришла женщина из DYFS и забрала это у меня, – говорит Мелисса. – Держа свою дочь, я всякий раз просто плакала, потому что думала: «У меня её заберут». Мне кажется, что об этом недостатке обслуживания нужно говорить, чтобы люди могли услышать об этом и осознать, что есть проблема. То, что мне отказали в центре реабилитации из-за беременности – всё должно было произойти с точностью до наоборот, и это-то и неправильно».