Знакомьтесь, тайские секс-работницы, борющиеся за своё право зарабатывать на жизнь

Однажды вечером в Чиангмае (Таиланд) на задворках двухэтажного здания в одном из 17 неофициальных кварталов красных фонарей города прихорашивались несколько секс-работниц. Они закрепляли прямые волосы на затылке маленькими заколками и красились румянами разных оттенков. То и дело звонил айфон, заставляя женщин проверить, которая из них получила СМС от клиента. На стене висел плакат с надписью: «Дело не в том, чем мы занимаемся… дело в том, как мы этим занимаемся». Граффити, накаляканное на другой стене неподалёку розовым и лиловым цветом, было более прямолинейно: «Минет – это настоящая работа!»

«Мы работницы, а не жертвы», – заявила мне Лили Хермарратанарапонг, на которой были облегающие бирюзовые капри и усыпанная блёстками рубашка. Она и её коллеги принадлежат к Empower, организации, борющейся за права секс-работниц, в которой, согласно оценкам, состоит 50,000 человек. С момента своего основания в 1985 году группа борется за улучшение условий работы женщин в сфере торговли сексом в Таиланде, где проституция является незаконной, но многие с ней мирятся. Члены Empower ратуют за декриминализацию секс-работы; они хотят, чтобы к этой индустрии относились, как к любой другой профессии.

Videos by VICE

Штаб-квартира Empower, где я и встретила этих женщин, служит не только гардеробной, но и библиотекой, школой и центром социально-медицинской помощи для секс-работниц всего города. (Empower – это сокращение от «Education Mans Protection of Women Engaged in Recreation» («Просвещение – это защита женщин, занимающихся досугом»). В здании также размещается ночной клуб организации. В баре CanDoBar женщины работают официантками, а также получают социальное обеспечение, отпуск и больничные.

Хермарратанарапонг заставила меня оторваться от наблюдения за тем, как её подруги прихорашиваются, взглянув на большой шкаф со стеклянными дверцами. Внутри находились футболки с надписями «Хорошие девочки отправляются на небеса, а плохие – куда захотят», флешки, замаскированные под тюбики помады (для лёгкого доступа к документам по трудовому законодательству), а также сотканные вручную чехлы для презервативов. Была антология автобиографических виньеток, написанных участницами группы, история секс-работы в Чиангмае, а также нечто под названием «Словарь плохих девочек» – самиздатовская книга, наполненная дерзкими определениями 200 с лишним слов, имеющих отношение к миссии Empower. Я её пролистала и записала несколько штук:

Плохая девочка:Любая женщина, ведущая себя или мыслящая за пределами пространства, которое общество отводит женщинам.

Достоинство:Чувство, которое мы испытываем, когда справляемся с работой хорошо, с профессионализмом и умением; чувство, которое мы испытываем, когда погашаем долг… когда наши дочери выпускаются из университета… когда мы покрываем свой родной дом новой крышей.

Облавы [на бордели]:Героический труд, спасение, мера, предпринимаемая полицией с телекамерами и репортёрами, когда много женщин показывают сидящими на полу и прячущими лица… или с замазанными глазами, как у преступников, – когда всё заканчивается, большинство из нас влезают в долги и снова начинают работать, чтобы погасить их после выхода на свободу.

Облавы – основная тактика контроля торговли сексом в Таиланде и по всему миру. Они являются частью того, что критики называют подходом «уголовной юстиции» к искоренению проституции; его сторонники считают, что все аспекты данного ремесла должны быть незаконными. Отчасти стратегия выросла из консенсуса, сформировавшегося в начале 1990-х годов между некоторыми правозащитными группами, религиозными фундаменталистами, национальными правительствами и такими органами, как Организация объединённых наций, посчитавшими преуспевающую секс-индустрию несовместимой с цивилизованным современным обществом. Облавы на бордели и клубы, за которыми следует задержание и преследование торговцев людьми, а также психотерапия и профессиональное обучение для жертв стали нормой.

Хермарратанарапонг и её коллеги считают, что в Таиланде этот подход создал проблемы тем, кто идёт в эту профессию добровольно. По словам Ричарда Говарда из бангкокского офиса Международной организации труда, менее десяти процентов секс-работников в Таиланде являются жертвами «торговли людьми», вовлечёнными в свои обстоятельства обманом, хитростью или силой. «Девяносто процентов занимаются этим, потому что приняли решение этим заниматься», – заявил он. Научно-исследовательский отчет 2012 года, составленный Empower, подробно рассказывает о множестве злоупотреблений, связанных с обращением с этими женщинами как с жертвами торговли людьми, в том числе широко распространённых полицейских ловушках, неправомерном задержании, вымогательстве, насильственных медицинских осмотрах и незаконной депортации. Он приходит к выводу: «Теперь мы достигли такого момента в истории, в котором в тайской секс-индустрии больше женщин, терпящих насилие от мер, призванных бороться с торговлей людьми, чем женщин, эксплуатируемых этими самыми торговцами людьми».

Empower заставила тайское правозащитное сообщество пересмотреть свои благосклонные взгляды на облавы, реабилитацию и уголовное преследование как надёжные подходы к борьбе с торговлей людьми, по сути, поставив под вопрос то, нужно ли считать секс-индустрию противозаконной. Организация стала одним из главных голосов в Юго-Восточной Азии и во всём мире, ратуя за декриминализацию этого занятия как лучший вариант для вовлечённых в него людей. Empower хочет, чтобы тайское правительство начало рассматривать торговлю людьми и эксплуатацию как отклонения, а не как норму, а также надеется искоренить злоупотребления, как и в любой другой отрасли.

Эта позиция рассорила Empower не только с тайским правительством, но и со многими западными феминистками. Недавно в прессу просочился проект предложения Amnesty International в поддержку декриминализации торговли сексом, и летом 2015 года Twitter засыпал цензурой, в том числе и такие личности, как Лина Данэм и Глория Стайнем. «С чего бы [Amnesty] стала призывать к декриминализации эксплуататоров наиболее маргинализированных людей на планете?» – поинтересовалась Таина Бьен-Эме, директор Коалиции против торговли женщинами (CATW), некоммерческой организации из США. Её организация написала письмо, осуждающее позицию Amnesty; его подписали более 100 знаменитостей, мировых государственных деятелей и правозащитников. Когда её спросили о ссоре между теми, кто считает всех людей, занятых в коммерческом сексе, жертвами, и теми, кто считает их работниками, Бьен-Эме ответила: «Это война».

В ту ночь в Чиангмае женщины не стали медлить, размышляя над тем, приведут ли в ближайшее время их идеи ко столь заумному спору. Несмотря на свою активистскую деятельность, участницы Empower заявляют, что они – прежде всего усердные профессионалки, большую часть своего времени сконцентрированные на работе. Теперь, когда на улице стемнело, должен был начаться их рабочий день. Около 8 часов вечера некоторые ушли на заранее оговоренные встречи с клиентами, другие перестраховались и стали искать покупателей, тусуясь рядом с одним из сотен обычных и караоке-баров и массажных салонов города. Я смотрела, как женщины хватали презервативы из корзины, выходя за дверь. Осталась Май Джакавонг, стройная, изящная женщина с угловатым лицом и чёрными как смоль волосами. В эту ночь она будет работать в принадлежащем Empower баре CanDoBar, где она планировала встретиться с клиентами. «Если ты секс-работница, – сказала она, когда я спросила её об этой полемике, – тебя рассматривают либо как несчастную девушку, либо как плохую девочку. Как «несчастную», если тебя вовлекли в это силой. Как «плохую», если ты здесь по собственному выбору». Она остановилась и стала смотреть, как её подруги неспешно выходят за дверь. «Но что, если мы не те и не другие?»

Секс-индустрия Таиланда уходит корнями в прошлое на много веков, однако самый сильный толчок ей дала Вьетнамская война. В 1967 году, пытаясь поднять боевой дух американских солдат, США и Таиланд подписали договор, разрешавший войскам, расквартированным в соседнем Вьетнаме, увольнение в Таиланде: там было относительно безопасно и стабильно. Таиланд воспользовался финансированием от «Чейз Манхэттен» и «Банка Америки», чтобы создать места «Отдыха и развлечений», главной достопримечательностью в которых являлись бордели, как сообщается в «Casting Stones: Prostitution and Liberation in Asia and the United States» («Бросая камни: проституция и освобождение в Азии и США»). В течение войны, согласно подсчётам, места отдыха и развлечений в качестве передышки от боевого напряжения посетили не менее 700,000 американских солдат.

После окончания войны солдаты-отпускники уехали, а секс-индустрия – осталась. Она процветала все 1980-е, пока цветущая туристическая отрасль страны создавала новые рабочие места в городах для обедневших мигрантов из сельской местности. Север страны был территорией выращивания мака, а программы нового правительства по искоренению опиума лишили средств к существованию многие семьи, в том числе тех из молодых женщин, которые работали на полях бок о бок с мужчинами. Бедность отягощалась тем, что у половины этнических меньшинств страны не было гражданства, из-за чего официально трудоустроиться было сложнее, а владеть землёй они не могли вовсе. Для многих молодых женщин, говорит Дэвид Фейнголд, антрополог, десятилетиями изучавший сельский Таиланд, «лучшим вариантом было пойти на секс-работу».

Сутенёры приманили тысячи женщин, обещая блеск и богатства, и многих из них увезли в захудалые бордели в Бангкоке, Чиангмае и прибрежной гавани Пхукете. Нередко связанные финансовыми договорённостями сродни долговому рабству, женщины были лишены возможности покидать их помещения и не могли общаться с родственниками. Сутенёры также часто насиловали своих сотрудниц. Когда началась эпидемия ВИЧ, эффект был поразительным. По данным ряда местных исследований, в конце 1980-х годов в Чиангмае 44 процента секс-работниц, согласно подсчётам, были ВИЧ-позитивными.

Примерно в это время тайка по имени Кхун Чантавипа Аписук, известная как Пи Ной, вернулась в Бангкок из Бостона, куда переехала вместе с мужем несколькими годами ранее, чтобы изучать социологию. Она поселилась рядом с Патпонгом, оживлённым кварталом красных фонарей этого города, и начала тусоваться в некоторых из тамошних баров. Она завела дружбу с женщинами оттуда. Так как Пи Ной немного говорила по-английски, они просили их поучить, чтобы лучше общаться со своими клиентами, многие из которых были американцами или европейцами.

Пи Ной проводила занятия на тротуарах; учащиеся вытаскивали барные стулья днём и учили полезные фразы. Занятия по английскому, недавно рассказала она мне по Skype, были предназначены «для сведения к минимуму эксплуатации». Пи Ной раздражала мысль о том, что женщины являются бессильными жертвами, просто потому что их силой загнали в их нынешнее положение или продали туда. Секс-работницы, независимые и практичные, уже привыкли думать так о себе – Пи Ной просто помогла им найти язык для того, чтобы заявить о своей независимости. Даже с минимальными знаниями английского, говорит она, женщины «могли выражать, чего они хотят и не хотят, говорить «да» или «нет». Это основа прав человека».

Собираясь, женщины начали обсуждать другие вопросы, к примеру, отвратные условия в борделях, болезни и долги. В 1987 году Пи Ной в сотрудничестве с местным врачом создала клинику для секс-работниц в Бангкоке, обеспечивавшую женщин семинарами по репродуктивному здоровью и бесплатными презервативами. (В 1994 году Empower сама официально стала НКО и фондом). Пи Ной напрямую обращалась к владельцам борделей с просьбой позволить своим сотрудницам приходить изучать профилактику ВИЧ, а также обеспечивать мигранток занятиями по тайскому языку. Многие владельцы соглашались. Хотя Пи Ной и радикализировала их сотрудниц, владельцы борделей были более чем рады получить помощь в попытках сохранить жизнь своей рабочей силе.

К концу 1990-х секс-индустрия в Таиланде снова переживала резкий сдвиг. Бордель как центр деятельности отмирал. Экономика улучшилась, а значит, всё меньше женщин оказывались в состоянии отчаяния и безденежья. Министерство здравоохранения установило политику обязательного использования презервативов в борделях, угрожая закрыть их или потребовать высокие штрафы, если уровень ЗППП не снизится. Фейнголд, антрополог, говорит, что это начало постепенно разрушать некогда прибыльную модель борделя, основанную на грубом игнорировании благополучия и безопасности работниц. «Секс-бизнес не стал неприбыльным, – говорит Лиз Хилтон, австралийская волонтёрка, проработавшая с Empower более 20 лет. – Стала неприбыльной эксплуатация».

К 2002 году бизнес перетёк в «развлекательные зоны», фактически – кварталы красных фонарей. Хотя проституция всё ещё оставалась незаконной, экономика зависела от неё, и в тот год тайское правительство позволило законно создавать массажные салоны, караоке-бары и бильярдные, которые подпольно также работали как места встреч мужчин с проститутками. Каждая зона, как правило, занимает несколько городских кварталов, в которых секс-работницы работают официантками, массажистками и танцовщицами. Покупатели знают, что секс нужно искать там, а секс-работницы получают клиентов из этого места.

К началу 2000-х зоны развлечений обеспечивали около семи процентов ВВП страны. Секс-индустрия генерировала 4,3 миллиарда долларов в год. Сегодня, согласно оценкам, на секс тратится десять процентов от всех туристских долларов.

«Если ты секс-работница, – сказала Май, – тебя рассматривают либо как несчастную девушку, либо как плохую девочку. Как «несчастную», если тебя вовлекли в это силой. Как «плохую», если ты здесь по собственному выбору». Она остановилась и стала смотреть, как её подруги неспешно выходят за дверь. «Но что, если мы не те и не другие?»

Однажды вечером в Чиангмае Хермарратанарапонг, Джакавонг и две другие участницы Empower попытались объяснить свои биографии группе американских студентов, приехавших в Таиланд по обмену и изучавших проблемы местной экономики. «Когда ты секс-работница, всегда начинаешь с полиции, – поведала им Хермарратанарапонг, когда они сидели кругом на танцполе в CanDoBar. – Большая часть опасностей в секс-работе исходит от закона», – сказала она. Была постоянная угроза облав, но это было ещё не всё.

Согласно тайскому законодательству, чтобы оштрафовать или посадить в тюрьму проститутку или её клиента, их необходимо поймать с поличным за предложением, рекламированием коммерческого секса, подбором людей для него, его организацией – или занятием им. На практике, как заявляет Хермарратанарапонг, это значит, что полицейские коротают время (и дополняют свою зарплату) с помощью схем-ловушек. Она заявила, что во избежание государственных штрафов из зарплат женщин регулярно выделяют деньги на то, чтобы заплатить копам. Если секс-работница является нелегальной мигранткой, заявила она, размер взятки увеличивается вдвое или втрое, чтобы избежать депортации.

Сидя на барном стуле в розовом платье, женщина по имени Неунг заявила компании, что, «поскольку охраны труда нет, условия работы берёт из головы работодатель». Эти «правила бара», как их называют, помимо прочего, подразумевают, что секс-работницам урезают зарплату за вес более 110 фунтов, опоздание на смену или снижение количества клиентов мужского пола. Есть и квоты на напитки; каждая работница, поведала Неунг, обязана пить «каждый месяц очень много за чужой счёт. Неважно, что ты беременна или не пьёшь». Позднее мне рассказали, что квоты могут достигать 150 в неделю.

Представительницы сказали, что это основная причина, по которой Empower основала собственной заведение – CanDoBar. Студенты явно смутились, когда им предложили оглянуться вокруг себя, а вокруг было множество фаллических произведений искусства, плакатов с полуобнажёнными женщинами и хулиганских граффити. («Долгое время мы делали предложения правительству», – рассказала мне о баре Джакавонг. Но «ни до кого не доходило. Так что мы построили его сами»).

Студенты поинтересовались, как каждая из женщин пришла в секс-работу. Джакавонг рассказала им, что работала на целом ряде работ, в последний раз – в пекарне, где ей было скучно. Неунг, в розовом платье, занималась вязанием и шитьём. Она сказала, что побывала на «всех фабриках, которые могла пройти».

Хермарратанарапонг также работала на фабриках, но призналась, что её мотивы не были сугубо экономическими. «Моё поколение – первое, у которого было телевидение, – рассказала она о своём детстве в Чантабури, городе на юге Таиланда. – Видя захватывающие жизни на экране, я начала задаваться вопросом: «Почему? Почему мы следуем всем этим правилам?» Переехав в Бангкок, она нашла работу на фабриках, танцовщицей у шеста и в баре, в котором занималась платным эскортом. Она больше зарабатывала в неделю кокетливой спутницей для мужчин, чем в месяц на фабрике, заявила она. Ей понадобилось много лет, чтобы, наконец, переспать с клиентом, а сделав это, она подумала: что в этом такого плохого? Она добавила: «Быть секс-работницей – это не только отсутствие выбора. Если бы у меня действительно не было выбора, я бы работала на фабрике одежды». По данным Международной организации труда, всего десять процентов жертв торговли людьми в Азии продаются с целью эксплуатации в коммерческом сексе. «Заявления о миллионах новых жертв [торговли людьми] – фальшивка», – говорит Рональд Вейтцер, социолог из Университета Джорджа Вашингтона, который является экспертом по торговле сексом. Многие люди приходят в эту индустрию по финансовым причинам. Законная минимальная зарплата за день в Таиланде составляет примерно 8.40 долларов в день, а многим женщинам в теневом секторе платят ещё меньше. Секс-работницы, с которыми я пообщалась в Чиангмае, заявили, что, хотя их доходы заметно отличаются, даже в неудачную ночь они зарабатывают не менее 14 долларов.

В другой день я наблюдала за Хермарратанарапонг, пока та проводила одно из занятий Empower по английскому языку. На маркерной доске она написала слова «need» («нужно»), «want» («хотеть»), «meet» («встретиться»), «drink» («пить»), «end» («закончиться») и «stop» («остановиться»). Затем она добавила предложения: «You can call me tomorrow» («Можете позвонить мне завтра»), «I will wait until the bar closes to go» («Я пойду, когда бар закроется») и «I have to send money to my family» («Мне нужно послать денег своей семье»).

«Если мы можем немного говорить [по-английски], у нас выше вероятность хорошо провести ночь», – рассказала мне Хермарратанарапонг. В течение следующего часа две учащиеся прорабатывали лексику и предложения, повторяя каждое слово или предложение вслух. (Они попросили у меня помощи с произношением, но сказали, что обычно полагаются на приложение для айфонов.) Также они попытались завязать разговор по-английски, который прошёл не особенно хорошо. Перед окончанием занятия Хермарратанарапонг задала домашнее задание: записать на слух и перевести любимую американскую поп-песню.

Empower также помогает секс-работницам завершить своё тайское школьное образование, обеспечивая занятия с педагогами, пространство для учёбы и контакты для продолжения образовательных программ. Занятия Empower прошли по меньшей мере несколько тысяч женщин, в том числе Хермарратанарапонг, которая через эту программу получила свой аттестат старшей школы. Согласно последним данным, в настоящее время альтернативные программы старшей школы проходят 67 женщин, а теперь есть более 100 выпускниц университетов – женщин, которые могут продолжать секс-работу, а могут и не продолжать. «Мы не просим об этом, – заявила студентам из США Хилтон, австралийка, проработавшая с Empower более двух десятилетий. – Это их решение. Задача Empower – не менять секс-работниц. Её задача – дать секс-работницам возможность изменить общество».

«Мы всегда рассказываем друг другу о плохих клиентах», – объяснила в другой день крошечная женщина с прозрачными скобами по имени Ван. Был полдень, и мы находились в библиотеке Empower. Ван в розово-белом свитере пощипывала маффин с шоколадной крошкой из пакета. Она заявила, что сведения о насилии распространяются быстро, и это помогает беречь работниц. Однажды Empower сделала плакаты с портретом мужчины, изнасиловавшего одну из её участниц, и распространила их в барах города. Ван добавила: «В баре часто бывают знаки. Если он щипает или шлёпает вас при людях, в номере с ним будет хуже».

Я попыталась выведать, что случается, когда предупреждающих знаков нет. Однако участницы Empower не особенно желают признать, что секс-работа подразумевает опасности, которые, как правило, отсутствуют, скажем, на фабрике одежды. Пока мы разговаривали, пришли шесть других участниц Empower и подготовили общий завтрак; все они заявили, что действительно жуткие ситуации у них случались всего по один-два раза. Когда я настойчиво поинтересовалась деталями, в комнате появилось напряжение. Ван сказала мне, что, когда один из её клиентов украл у неё кошелёк и одежду и удрал, не заплатив ей, она обернулась полотенцем и попросила персонал гостиницы погнаться за ним, но они отказались. Другие не захотели рассказывать конкретные ужастики, потому что, как они выразились, журналисты только об этом и сообщают. Они указали мне на книгу с автобиографическими виньетками, в которых были кое-какие тревожные происшествия. В одной главе автор (все записи являются анонимными) отправилась в гостиницу с клиентом, а выйдя из душа, обнаружила ещё четверых мужчин, требовавших группового секса. Она отказалась. Когда один мужчина попытался её схватить, она быстро взялась за телевизор и пригрозила, что бросит его, сказав, что за ущерб придётся платить им. Мужчины отступились. В другом случае высокопоставленный офицер армии принёс в массажный кабинет ружьё и изнасиловал двух женщин.

По словам критиков Empower, из-за этих ситуаций насилие над проститутками в корне отличается от других видов эксплуатации работников. «В равноправном мире женщин не будут превращать в товар», – заявила мне Бьен-Эме из CATW по Skype после моего возвращения из Таиланда. Проституция, считает она, никогда не может быть просто работой, поэтому декриминализация – порочная идея. «Проституция – [это] причина и следствие гендерного неравенства».

Когда я попросила у Бьен-Эме доказательства того, что женщин, предпочитающих продавать секс, больше, чем тех, кого вовлекают в это ремесло силой, она скептично отнеслась к мысли о том, что эти границы можно так четко провести. «Как можно отличить человека с абсолютными переговорными возможностями в отношении клиентов от большинства людей, которые попадают [в торговлю сексом] до [того, как им исполнится] 18», и тех, которых «продают туда партнёры»? Она добавила: «Мы не хотим, чтобы здесь рассматривались только цифры. Давайте послушаем переживших это».

Как правило, журналисты могут пообщаться с пережившими торговлю людьми (теми, кто, в отличие от участниц Empower, с которыми я встретилась, не выбрали приход в торговлю сексом добровольно) через некоммерческие организации, непосредственно работающие с этим сообществом. В Чиангмае на мою просьбу об интервью ответили отказом три организации. В США Бьен-Эме попыталась обеспечить мне эту связь ещё с двумя группами. Одна не ответила на многократные просьбы, а вторая отказалась, потому что, по словам Бьен-Эме, её политика подразумевает отказ от «предоставления интервью какой бы то ни было медиа-платформе, которая поддерживает проституцию как «секс-работу» или торговлю сексом как реальный род занятий».

Прежде чем мы с Бьен-Эме закончили наш разговор, она добавила, что её несогласие с декриминализацией основывается как на теории, так и на практике. «Это полностью проваленный эксперимент», – заявила она. Германия, Новая Зеландия и Австралия декриминализовали эту индустрию, объяснила она и перечислила проблемы, которые это создало. После нашего разговора она отправила мне электронное письмо, полное ссылок на исследования в поддержку этих утверждений, в том числе утверждения об отсутствии повышения заработков секс-работниц, и свидетельств сотрудников правоохранительных органов, заявляющих, что им с трудом удаётся сдерживать торговлю людьми, насилие и организованную преступность в новой среде. В Германии врачи, работающие с секс-работницами в декриминализованной индустрии, говорят, что их клиентки пострадали настолько сильно, что немецкая ассоциация врачей официально попросила парламент отменить этот закон.

Вместе с другими представителями движения против торговли людьми, включая колумниста New York Times Николаса Кристофа, она приняла то, что известно, как нордическая модель, которая криминализует всех, кто покупает секс или делает возможной покупку секса. «[Она] рассматривает торговлю сексом как очередную систему насилия и угнетения», – объяснила Бьен-Эме. Исследования и отчётность по этой модели, как и той, которая поддерживает декриминализацию, противоречивы. Почти на каждое исследование, восхваляющее нордическую модель, найдутся свидетельства, нередко от самих секс-работниц, которые развенчивают эту политику как проблематичную.

По мнению Хермарратанарапонг, подход «всех клиентов на нары» нерационален. «С какой стати нам криминализовать своих клиентов? – спросила она. – Они – наш бизнес. Нам не нужны очередные карательные меры. [Нордическая модель] основывается на мысли о том, что секс-индустрия – это нечто, что в конечном счёте подлежит искоренению. Мы не согласны».

Перед моим отъездом из Чиангмая Хилтон поставила передо мной ноутбук и нажала на кнопку воспроизведения загруженного видео – «Last Rescue in Siam» («Последнее спасение в Сиаме»), чёрно-белого немого сатирического ролика, который участницы Empower сняли несколько лет назад. Под саундтрек в духе Чарли Чаплина в фильме изображается облава на торговцев людьми, проведённая тремя неуклюжими персонажами: полицейским, социальной работницей (женщиной в консервативной одежде, в очках и с папкой с зажимом для бумаг) и «НКО-героем» (женщиной в плаще с капюшоном). Эта троица, а также полугрузовик, набитый самодовольными копами, обрушивается на бар, в котором секс-работницы любезно флиртуют с потенциальными клиентами. Наступает хаос. Спасателям удаётся схватить только одну женщину, которая утверждает, что ей 19, хотя власти считают, что ей 16. Её подвергают осмотру зубов (распространённый, но сомнительный метод, используемый для определения возраста), а затем запирают в комнате с табличкой «реабилитация». С помощью выданной ей швейной машинки она шьёт себе спасательную лестницу и бегом возвращается прямиком в бар. Её встречают аплодисментами и объятиями другие секс-работницы. «Мы надеемся, что это конец», – гласит надпись на экране.

Критика облав и спасений со стороны Empower не только направлена на тайское правительство. Она также сосредоточена на глобальной базе (в лице «героя-НКО» или CATW под началом Бьен-Эме), которую противники называют «индустрией спасения», неправдоподобном союзе между феминистками, выступающими против проституции, и религиозными правыми, заключённым для борьбы с индустрией коммерческого секса. Критики считают, что индустрия спасения целенаправленно объединила секс-работу и торговлю людьми с целью сексуальной эксплуатации, при этом «рассматривая крестовый поход против первого как синоним победы над вторым», как заявляет Фейнголд, антрополог, десятилетиями исследовавший секс-индустрию.

Со времён принятого Биллом Клинтоном Закона о защите жертв торговли людьми 2000 года группы, заявляющие о заинтересованности в «борьбе с торговлей людьми», получили доступ к огромным государственным ресурсам. Эти деньги стали причиной создания НКО во всём мире, в том числе нескольких в Таиланде. Организации, отказывающиеся дать обещание «выступать против проституции», не имеют права на получение финансовой помощи от США. С 2001 по 2010 годы на всемирную борьбу с торговлей людьми пошло без малого 1,5 миллиарда долларов американских налогоплательщиков, а в 2014 году правительство выделило группам, борющимся с торговлей людьми с целью сексуальной эксплуатации, 18 миллионов долларов.

Empower сняла «Последнее спасение в Сиаме», дабы привлечь внимание к тому, что многие женщины не имеют желания быть спасёнными. Джакавонг, которая при мне чистила очки, рассказала мне, что, хотя фильм и юмористический, в облавах нет ничего смешного – особенно для мигранток. Джакавонг родом из Бирмы, и её родные эмигрировали оттуда, когда она была ребёнком. Но когда она много лет спустя начала заниматься секс-работой, документов у неё по-прежнему не было. Больше всего в то время она боялась поимки в ходе спасения жертв торговли людьми. Если бы это случилось, её бы, вероятно, увезли в государственный шелтер под названием «Баан Кредтракам», расположенный на острове у берегов Бангкока.

Официально это место является убежищем для потенциальных жертв торговли людьми. Проживающим там предоставляют реабилитационную психотерапию и предлагают занятия, в том числе йогу. Однако в 2012 году заведение обошла группа участниц Empower и раскритиковала некоторые стороны шелтера. Как сообщают участницы Empower, женщинам запрещено оттуда уходить, и им не разрешается свободно общаться с друзьями и родными. Там находится много мигранток, и Empower заявляет, что получала сообщения о том, что к некоторым не допускают посетителей.

Я не получила возможности обойти это заведение, а правительство не ответило на вопросы о шелтере. Однако Пхенсири Пансири, представительница FocusThailand, группы по борьбе с торговлей людьми, работающей над уводом женщин из этого заведения, подтвердила некоторые из данных, полученных Empower. Она сказала, что жительницы шелтера не могут покидать помещение, пока работники прокуратуры не узнают, является ли данная женщина жертвой торговли людьми или может ли она пригодиться в качестве свидетельницы в деле о торговле людьми. Этот процесс, заявила Пансири, обычно занимает от одного до двух лет. Если женщина – мигрантка, то её депортируют независимо от того, как оборачивается расследование, либо в связи с её виной в нарушении тайских законов против проституции, либо в связи с тем, что политика Таиланда в отношении жертв торговли людьми подразумевает отправку женщин домой, где бы этот дом ни находился. (Я попыталась обнаружить бывших жительниц этого заведения, но не смогла).

Согласно подсчётам, в Таиланде более 3 миллионов трудовых мигрантов. Около половины составляют женщины. Официальных цифр, показывающих, сколько из них в итоге оказываются в торговле сексом, нет, однако то, что это случается со многими из них, заставило Empower также отстаивать реформу иммиграционного законодательства. По данным Empower, средняя стоимость прибытия в Таиланд через границу из соседних стран составляет 2,000 долларов за счёт взяток и взносов для контрабандистов.

Однажды, находясь в Empower, я спросила, как декриминализация поможет женщинам и мужчинам, насильно вовлечённым в это ремесло. Группа твёрдо уверена, что вывод индустрии из подполья поможет даже жертвам торговли людьми, хотя её членам и не нравится употреблять этот ярлык. «Став жертвой «торговли людьми», вы лишаетесь права на собственную проблему, – заявила Хермарратанарапонг. – Кто-то принимает за вас все решения, и это неправильно». Аргументы Empower сводились к мысли о том, что с крайней эксплуатацией в секс-индустрии следует бороться, как и в любой другой сфере деятельности. Работая над этим материалом, я часто слышала такое сравнение: рыбную ловлю не делают незаконной лишь из-за того, что в данной отрасли буйным цветом цветёт торговля людьми.

Когда я потребовала конкретики, Хермарратанарапонг заявила мне: «Разбираться с эксплуатацией в торговле сексом – работа не для нас, не для секс-работниц». Она сказала, что секс-работницы заслуживают место в дискуссии об этих проблемах, но на них не следует возлагать обязанность давать ответы на все вопросы.

Затем Хермарратанарапонг с нехарактерной для неё суровостью добавила: «Эта работа не для всех». Она рассказала мне об одной своей подруге, которая пережила неприятный разрыв отношений, нуждалась в деньгах и обратилась к Хермарратанарапонг с просьбой дать ей работу в баре. Она сказала подруге для начала подумать над этим. «Я – это я, а ты – это ты», – отметила она. Точно так же, как не у всякого есть задатки для того, чтобы стать учителем или учёным, сказала Хермарратанарапонг своей подруге, не все подходят для секс-работы. «Нужно очень много навыков, – сказала она. – Нужно быть общительной и уметь сходиться с людьми. Нужно быть терпеливой и хорошо слушать. Секс-работа – это секс только на десять процентов».

Хермарратанарапонг сказала мне, что пошла в Empower не для того, чтобы стать чирлидером секс-индустрии, которая, как ей известно, имеет свои недостатки. Напротив, она вступила в эту группу, потому что устала от оценочных суждений мира. Она устала от того, что на неё силком клеят ярлыки «плохой девочки» или «несчастной девушки». «Я ощущаю несправедливость и разочарование в связи с тем, как обращаются со мной и с другими, – заявила она. – И я люблю пободаться».