В воскресенье 14 января 17-летняя девушка из южно-калифорнийского города Перрис позвонила в «911» с уже отключённого мобильного телефона. Она рассказала оператору, что сбежала из дома своих родителей, но её 12 братьев и сестер остались заперты внутри, некоторые из них прикованы к своим кроватям.
Согласно заявлению, опубликованному в прессе, когда заместители Шерифа округа Риверсайд прибыли к дому Дэвида и Луизы Турпин, они обнаружили в тёмном, дурно-пахнущем помещении «несколько детей, прикованных к своим кроватям цепями и замками». Однако не все они были детьми. На самом деле, были лица в возрасте от 2 до 29 лет; самые старшые из них выглядели намного моложе, очевидно, из-за длительного недоедания. Выступая перед журналистами во вторник, капитан Грег Феллоуз — вместе с департаментом шерифа подытожил это жуткое зрелище, сказав: «Я бы назвал это пытками».
Videos by VICE
После освобождения детей некоторые соседи утверждали в интервью, что семья вела себя подозрительно и отметили, что редко видели детей во дворе и около дома, однако это не вызывало серьёзных опасений. В конце концов, детей обучали на дому, поэтому было ясно, что они не передвигались так часто, как это происходит в большинстве семей.
Но каковы последствия данного случая, когда, как сообщается, 13 детей и молодых людей морили голодом, сковывали цепями и лишали нормального существования? Со своей стороны, родители семьи Турпин были арестованы и им были предъявлены обвинения в применениях пыток и в жестоком обращении с детьми, а их залог на каждого составляет 9 млн. долл. Они должны были предстать перед судом в четверг для предъявления им обвинений. Иными словами, это обычная процедура. Детей семьи Турпин, семерым из которых более 18 лет, ждёт явно запутанная картина будущего даже после того, как их выпишут из больницы.
Чтобы получить более чёткое представление о том, как может выглядеть следующая глава жизни семьи Турпин, мы обратились к Деборе Даро, старшему научному сотруднику Чапин-Холл и бывшему директору Национального центра по жестокому обращению с детьми, а также к Барбаре Андраде Дубрански, директору по семейным делам независимого окружного агентства «First 5 LA», которое отстаивает интересы родителей с маленькими детьми.
Вот о чем мы поговорили.
VICE: Можете ли вы сопоставить дело семьи Турпин с подобными инцидентами? Существуют ли соответствующие случаи, который приходит вам на ум?
Дебора Даро: Я изучаю случаи жестокого обращения с детьми в течение 40 лет. Я никогда не видела ничего подобного. Это беспрецедентный случай, учитывая число пострадавших, которые находились в одном доме, а также то, что это продолжалось годами, – это особый случай во всех его аспектах. Поэтому трудно понять, как социальная служба по защите отреагирует на это, потому что они не встречали подобных случаев. Это похоже на секту и мне приходят на мысль такие случаи, как с Дэвидом Корешом (организация Дэвидианцев), где семьи и дети жили под одной крышей под покровительством духовного лидера, который объединял людей. Когда вы видите такое число жертв, обычно представляете подобную ситуацию, и что это не только из одной семьи.
Барбара Андраде Дубрански: Частично нужно взглянуть на то, сколько потенциальных возможностей для наблюдения имела эта семья. «Наблюдение» – это технический термин, который, вероятно, не подходит для многих людей, но это инной способ сказать, что каждый является частью сообщества, с которым они могут наладить контакт, и мы хотим подтвердить правило, согласно которому быть родителем – это одно из усилий в жизни, которое невозможно сделать в одиночку. Все семьи обычно имеют много возможностей для наблюдения, такие как медицинское сообщество, сфера образования, ваши соседи, ваша семья. Эта семья, которая из-за отсутствия наблюдения, находилась полностью в аномальной ситуации.
Пресс-секретарь Социальной службы округа Риверсайд сообщил изданию ABC News, что социальная служба, как правило, предпочитает усыновление братьев и сестер вместе, не разделяя их. И, на данный момент, социальная служба, похоже, ориентирована на предоставлении неотложной медицинской помощи и на решение вопроса, насколько взрослые дети могут сами позаботиться о себе. Как, по-вашему, они в конечном итоге приспособятся к местной системе попечения?
Даро: Участие в социальной защите детей заканчивается в 18 лет. Они помогают детям, которые уже вовлечены в систему защиты, пока им не исполнится 21 год, но эта поддержка не предусматривается для новых случаев совершеннолетних. Таким образом, эти дети будут идти двумя направлениями [несовершеннолетние и взрослые].
Этих детей сразу не отправляют на терапию. Они учатся спать в постели, теперь они не скованы цепями, могут получать питательную еду три раза в день и могут есть столько, сколько захотят. Никто не будет повышать на них голос, избивать, плохо обращаться, хотя мы не знаем, какое физическое насилие могли испытывать дети, кроме как быть прикованными. Но мы точно знаем, что они не получали надлежащего питания и не ели регулярно.
Дубрански: Мы также не имеем малейшего представления о том, развилась ли инвалидность у этих дети в результате такого обращения. Существует пару последствий для совершеннолетних, связанных с психическим здоровьем, а также с отклонениями в развитии. Как правило, это не входит в сферу обязанностей системы социальной защиты детей, но, учитывая уникальность этого случая, я хотела бы верить, что эта система позаботится, чтобы все они были включены в систему охраны психического здоровья и отклонений в развитии для взрослых для проведения анализа.
В идеале, какой вид лечения они должны получить?
Даро: Прежде всего, попечители должны развить в детях какое-то доверие и чувство безопасности. Дети должны знать, что они не вернутся в подобную ситуацию, что эти люди для того, чтобы защищать, поддерживать и заниматься их развитием. Самая большая проблема будет в том, чтобы предоставить им чувство постоянства и безопасности, когда в действительности непонятно, что произойдёт. Как правило, в случаях жестокого обращения с детьми, система по защите детей может искать дальних родственников, чтобы отдать детей на воспитание. Я не знаю, будет ли рассматриваться в данном случае такой вариант или нет.
Дубрански: Мы действительно не знаем, понимают ли дети, что с ними произошло, исходя из разницы их возраста и продолжительности происходящего. Для некоторых детей их знание того, как устроен мир, может не дать понимания масштабов действий, с которыми они столкнулись. Мы поймём это с течением времени, и нужно будет действовать очень аккуратно, потому что есть вероятность травмировать кого-то, сказав: «То, что вы испытали, – это шок». Это должно происходить более гуманным способом, чтобы не сделать ситуацию хуже, чем она есть сейчас.
Вы выходите на улицу, можете есть столько, сколько захотите, – это звучит здорово. Но для них это может вызвать стресс. Они столкнутся с таким уровнем сенсорных впечатлений, что лечение нужно будет предпринимать с большой осторожностью.
Есть ли смысл детям оставаться вместе после предполагаемого случая жестокого обращения, такого как этого?
Даро: Единственное, на кого они могут полагаться – это друг на друга. Вероятно, будет важно сразу не распределить их в пять или шесть разных мест, должна быть последовательность. Тем более, что причина, по которой их нашли, заключается в том, что одна из старших сестёр взяла на себя ответственность всех спасти – это молодая девушка, которая сделала первый звонок, вероятно, подвергая себя опасности. Порой, когда мы встречаемся с пострадавшими какой-нибудь семьи, старшие дети говорят: «Я не хочу, чтобы мои младшие братья и сестры переживали то же самое, что и я. Я знаю, какое будущее их ждет, и собираюсь остановить это».
Дубрански: Одной из важных составляющих того, что они остаются вместе, является то, что все дети имеют разные понятия реальности вследствие того, что они пережили. И если они начнут переориентироваться в реальность, какая она есть на самом деле, хорошо быть вместе с людьми, которые находятся в таком же положении, например: «О, вы знали, что большинство людей каждый день выходят на улицу?» Это трудно представить, и они проходят эти испытания с себе подобными.
Какие реальные прогнозы будущего для этих детей?
Даро: Долгосрочный прогноз: в идеале, все эти дети через десять лет будут намного счастливее, чем в предыдущее годы. Они будут ощущать свою принадлежность, будут свободны в своих действиях и придут к пониманию, что развитие связи и социальное общение могут принести им, с точки зрения психического и физического здоровья, чувство собственного достоинства и цели. Это дети, которые действительно были лишены позитивной основополагающей подготовки к жизни в обществе, в которой они должны преуспевать, а взрослые должны сохранять свой здравый смысл.
Дубрански: Новое решение для семьи Турпин может не выглядеть так, что по нашему мнению является нормальным из-за психологической травмы, поэтому было бы хорошо, если бы общество перестало рассуждать о том, какова должна быть их жизнь сейчас, каково должно быть лечение. Цель хорошего лечения будет заключаться в том, чтобы найти для них такое решение, которое учитывает их прошлую жизнь, и я особенно переживаю за старших, 29-летних. После всего, что дети испытали на протяжении всей своей жизни, комфортная, полноценная и, надеюсь, счастливая жизнь для них с этого момента может отличаться от того, что могут себе представить большинство людей.
Это интервью было отредактировано и сжато по длине и ясности.
Следите за сообщениями Лорен Ли Уайт на Twitter.
