Как составить иерархию мастеров закадровой озвучки? Равняются ли все на Джеймса Эрла Джонса, который, в свою очередь, равняется на Моргана Фримена? А равняется ли на кого-то Фримен и его Глас Божий? Если да, то речь однозначно идёт о самом Голосе Природы – сэре Дэвиде Аттенборо!
Что он говорит? Он говорит в начале «Голубой планеты 2», своего последнего в популярнейшей линейке фильме «Планета Земля», что «океаны, на первый взгляд безграничные, вызывают в нас чувство благоговения и восхищения, а порой и страха». Да, конечно, да. Океаны, которые нам за семь четырёхчасовых серий показывает Аттенборо, действительно полны благоговения, восхищения, а порой и страха, полны доселе невиданных чудес – как зоологических, так и географических.
Videos by VICE
Угорь ныряет в озерцо из токсичного раствора солей на дне океана и впадает в шок, скручивается и раскручивается в болезненных, исступлённых спазмах, пока наконец не освобождается и не уплывает прочь, как будто ничего и не было.
Семейство кашалотов, словно коммандос, ныряет на несколько сот метров, чтобы поохотиться на кальмаров, между тем как мы следим за ними через камеры, которые, скорее всего, каким-то образом закрепили на китах. Осьминожке за мгновение до того, как её съедает акула, удаётся засунуть щупальца акуле в жабры, чтобы та перестала дышать и вынужденно отпустила её, а её кожа (если это так называется) при этом мерцает такими яркими, кислотными цветами, что она стала бы звездой на любом рейве.
И ещё великое множество взрывающих мозг и захватывающих дух изображений, отобранных из собранных за полдесятка лет кадров, которые сняла по всему миру крутая Команда естественной истории BBC, и представленных для нашего удовольствия в виде коротких роликов о животных, которые демонстрируются по очереди каждые пять-десять минут или около того. Вот уж действительно, благоговение и восхищение. Увы.
Увы? Проблема в том, что, если судить по «Голубой планете 2», океаны полны только благоговения и восхищения. (Разумеется, рыбы там уже не настолько полно, как тщательно поясняет сериал.) А благоговение и восхищение быстро устаревают. Прекрасных кадров и чудесных созданий столько, что начинает хотеться чего-то неказистого, а лично мне этого начинает хотеться быстро, спустя минут 15-20 после начала любой из серий. Это всё равно что отправиться в музей, в котором почти исключительно демонстрируются версии «Странника над морем тумана»: спустя какое-то время чудом начинает казаться лишь то, что нечто столь крутое может быть настолько скучным.
Отчасти дело в том, что, если приглядеться, то оказывается, что здесь снова и снова задействуются довольно дешёвые трюки, позаимствованные из блокбастеров. Показать существ в замедленной съёмке, присобачить немного специально записанной музыки Ганса Циммера, добавить немного добротных звуковых эффектов (я невольно представлял себе того счастливчика, который издаёт за дельфинов пукающие звуки и свист) – и готово. Когда эту технику применяют к резиновой уточке, как в одной из серий, становится ясно: прыжок через акулу (простите за каламбур) состоялся. Несколько серий, в особенности первая, превращаются в своеобразный рыбный салат, сборник хитов океана; в них так много скачков во времени, в пространстве и между видами, что создателям трудно обеспечить что-то помимо отдельных кадров, не говоря уже о сценах или смысле. Неудивительно, что все смотрят эти программы под травкой: иначе за ними не уследить.
Прекрасным исключением является вторая серия «Голубой планеты 2» о глубинах океанов: она настолько сосредоточена, зловеща и необычна, что оторваться невозможно. Отслеживая падение туши мёртвого кита с поверхности воды на дно, зритель также узнаёт кое-что непреходящее, получая хорошее представление о связи глубин с остальными частями океана. В голове возникает карта связей, которая не забывается.
Визуальные штампы сопровождаются речевыми. «Охотник… стал… жертвой», – изрекает Аттенборо по меньшей мере один раз. В другой сцене самцы одного вида «думают исключительно об одном». Хуже всего то, что о самце рыбы, соревнующемся за возможность спариться, говорят, что он «завоевал место под солнцем». Я больше никогда не буду воспринимать гонки NASCAR так, как прежде.
Затем, возможно, в подсознательной попытке отразить в речи навязываемое нам восхищение, Аттенборо начинает опускать глаголы. На экране появляются существа, а он вместо того, чтобы сообщать нормальными предложениями, что «это – императорские пингвины», просто произносит их названия, делает паузы для пущего эффекта и называет их количество. «Горбатые киты… сотни, – говорит он. – Темнопёрые серые акулы… сотни». Две минуты спустя: «Анчоусы… миллионы». «Короткопёрые серые акулы и чернопёрые акулы… 10 000 особей». Вскоре он начинает делать это и с островами.
Это, конечно же, мелочь, но по ходу сериала, выслушав это несколько десятков раз, отсутствие старых добрых глаголов начинает всё больше раздражать. Нас всех с младых ногтей учат сторониться страдательного залога, но теперь мы узнаём, что в глубинах английского языка может скрываться нечто ещё более страшное – косяк безглагольных предложений. Если бы Аттенборо комментировал библейское сотворение мира, то нам бы показали кадры солнца, луны, морей в высоком разрешении, а он, сократив знаменитую фразу, произнёс бы одно-единственное слово: «свет».
Это не просто писательское буквоедство: порой слова мешают понять, что происходит у нас перед глазами. «Надвигается новая волна, – заявляет сэр Дэвид, а затем делает драматическую паузу и продолжает свою мысль, – возможно, настало время для нереста». Но из-за обилия штампов до этого и из-за того, что он в данном случае говорит об океане, зритель не знает: то ли действительно надвигается новая волна, способствующая нересту, то ли это была просто избитая метафора, которая должна указывать на то, что условия для нереста становятся благоприятнее. Вот совет будущим продюсерам документалок о природе: рассказывая о рыбе, не употребляйте «рыбных» метафор.
К последней серии, полностью посвящённой ужасающему воздействию человечества на океаны, становится очевидной конечная цель «Голубой планеты 2», общей для всех её сестёр по «Планете Земле» и иже с ними: пробудить в нас такое уважение к миру природы, чтобы нам захотелось защитить его от гибели, на грани которой он сейчас находится. Чувствуется, что создатели фильма и Аттенборо считают, что выполняют важнейшую миссию; отголосок этого заметен в некоем морализаторстве, с которым сопряжён просмотр их программ. В этой миссии ничего плохого нет – она вполне благородна. Тем не менее, возникает подозрение, что создатели, взявшись (по собственному почину) говорить от лица природы, из-за мысли о своей миссии махнули рукой на полное и честное изображение реального облика природы или контакта с ней.
Здесь я имею в виду, что им следует добиваться чего-то более свежего и оригинального, чем благоговение, которое кажется поразительно новым при встрече с ним, но на самом деле таковым не является. На самом деле благоговение – это стандартное чувство, которое ассоциируется с природой у людей, обычно не имеющих никакого отношения к природе. Привычный тон, то, к чему мы обращаемся, не думая, в нужный момент и от чего столь же легко отказываемся. Реальная же близость к природе потребовала бы полного диапазона эмоций, без которых, на наш взгляд, не обходится никакая близость: не только благоговения и любви, но и нежности, скуки, страха, гнева и презрения. Осмелюсь сказать, что, если бы документалки о природе признавали не только это чувство, не только эту божественную точку зрения, они, возможно, более эффективно сближали бы людей с природой. Вот вам пример. Природа бывает невероятно тупой. Животные всё время ошибаются. Разве нам не следует ещё и смеяться над ними так, как мы смеёмся над своими глупыми друзьями?
Нельзя сказать, что примеров этого не существует. Скажем, «Поместье сурикатов» обеспечивает куда меньше мурашек, но, долгое время рассказывая об одном и том же месте и виде, даёт куда больше знаний и юмора, а они более долговечны. Если говорить о более отрицательных чувствах, то есть отличная американская писательница Энни Диллард, чьё творчество преисполнено гнева и ужаса перед миром природы:
Я не знаю, что такого ужасающего в плодовитости. Полагаю, дело в том, что она – яркое доказательство того, что ценимые нами рождение и рост вездесущи и слепы, что сама по себе жизнь поразительно дешева, что природа в равной степени беспечна и изобильна и что расточительство сопровождается сокрушительными потерями, среди которых однажды окажутся и наши дешёвые жизни. Каждая мерцающая икринка как бы призывает: memento mori.
Признаюсь, что, вероятно, в итоге пожалею обо всём этом с неизбежным выходом ироничных программ о природе. Документалки Аттенборо, несмотря на все свои недостатки, всё же являются редкими благородными островками среди морей телевизионной дряни, в которых мы все плаваем. И, возможно, это действительно самый лучший способ заинтересовать природой миллионы людей. Но всё равно «Планета Земля» и «Голубая планета» – единственные сериалы о природе, которые смотрит большинство людей. Они важны, а значит, важно и снимать их как следует. А я между тем начинаю скучать.
Следите за сообщениями Дэна Кагана-Канса на Twitter.
Эта статья первоначально появилась на VICE US.