Мы спросили молодых людей, каково это – встречаться, страдая тревожностью и депрессией

Встречаться, страдая психическим расстройством, может быть действительно весьма хреново. Есть куча отрицательных стереотипов, и они нередко портят радужные во всём остальном перспективы.

Гай А. Бойсен, профессор психологии Университета Маккендри, недавно проанализировал два исследования, которые, к несчастью, подтверждают эти стереотипы. В первом участники оценили перспективы людей с психическими расстройствами вроде депрессии и шизофрении в краткосрочных и долгосрочных отношениях как ниже среднего. Во втором исследовании участники оценивали физическую привлекательность людей, основываясь исключительно на персональной рекламе, в которой упоминались их расстройства. Людей с психическими заболеваниями опять-таки повсеместно воспринимали как обладающих перспективами ниже среднего с точки зрения создания долговременных отношений.

Мы поговорили с несколькими одинокими молодыми людьми о том, каково это – встречаться, страдая психическим расстройством, а также о вызовах, с которыми они до сих пор имеют дело.

Мэтт, 23 года, Манхэттен, Нью-Йорк

«У меня всегда были генерализированная тревожность и ипохондрия. В средней школе я миллион раз ходил к врачу и заявлял: «У меня опухоль мозга!» В универе у меня начались панические атаки. После универа я подумал: «Хорошо, мне нужны лекарства». Поэтому я сейчас принимаю лексапро и ативан по мере необходимости».

Не могли бы вы привести мне пример ситуации, в которой вы ощущали, что вас осуждают?
Я пришёл на свидание с выбранным наобум на Tinder партнёром или что-то вроде того, и мы пошли пообедать. Где-то в это время я обычно принимаю лексапро, а когда я принял лекарство, он спросил, что это. Я сказал: «Ой, да это просто лексапро», – и я сразу заметил, что он как бы закрылся, когда я это сказал. Было очевидно, что он совершенно ничего не знает о психическом здоровье. Мы больше никогда не виделись, но я всё равно не хотел снова идти на свидание с этим человеком.

Как с тех пор развивалась ваша личная жизнь?

Я заметил очень большую перемену в плане того, кому я готов довериться или даже с кем готов пойти на свидание. Мне кажется, что, даже если меня слегка привлекает человек, который на самом деле не смыслит в проблемах психического здоровья или не понимает, что такое лекарства, то он – дохлый номер: у нас просто ничего не получится. А ещё моё лексапро иногда влияет на моё либидо. Поэтому я стараюсь принимать лексапро ночью, после того, как мы с моим нынешним партнёром позанимались сексом. Дело это трудное – он всё понимает, но поставить себя на моё место, он, кажется, не может, потому что не принимал лекарства, влияющие на сексуальное влечение.

Эмили, 23 года, Сан-Франциско, Калифорния

«Диагноз «генерализированная тревожность и депрессия» мне поставили всего-то месяцев шесть назад. Я принимаю прозак – это антидепрессант и препарат от тревожности. Также я принимаю клонопин – он помогает мне от панического расстройства».

Как это повлияло на вашу личную жизнь?
Я около года встречалась с человеком по имени Майкл*. Лекарства я ещё не принимала, поэтому моя тревожность показывала себя во всей красе. Если ему не хотелось идти на концерт, которого я ожидала, мне казалось, будто он меня не любит или не интересуется мной, а он не понимал, откуда это берётся. Кроме того, я, когда тревожусь, ковыряю себе ногти. Когда я делала это рядом с Майклом, он просто говорил: «Прекрати!» – и бил меня по рукам. Он не мог понять, что у меня над этим нет власти; мой мозг делает это так, что я даже не осознаю. В январе он порвал со мной. Сказал, что я слишком зависима от него; я впала в такую депрессию, что в конце концов пошла к врачу.

Как выглядит ваша личная жизнь сейчас?

Я недавно начала встречаться с одним человеком по имени Чарли*. Хотя в основном он справлялся со всем хорошо, я до сих пор думаю, как, например, пить, когда я принимаю клонопин, чтобы больше не выбивать себя из колеи до потери функциональности. Также он вызывал у меня приступы тревожности, поэтому я осознала, что мне нужно с ним расстаться. Мне нужно побыть одной и разобраться со своими делами самостоятельно, а потом уже встречаться.

Николас, 29 лет, Бруклин, Нью-Йорк

«Моя мать страдала шизофренией. Она постоянно попадала в психбольницы и выходила из них; у неё были срывы, она пыталась покончить с собой, проходила лечение электрошоком. Начав взрослеть, я осознал, что у меня самого есть кое-какие проблемы. В настоящее время я борюсь с депрессией и тревожностью».

Когда вам казалось, что кто-то не понимает вашу ситуацию?
Я собирался домой к своей бывшей после работы, а именно тогда порой на меня находит тревожность и становится трудно находиться на одной волне со всеми. Там ещё была компашка друзей, а я этого не ожидал. Один человек говорил о том, какая у него классная мама. Он всё никак не умолкал, перечисляя примеры, а конкретно эта тема меня сильно задевает, учитывая то, какой у меня ПТСР.

Я попытался спокойно объяснить, что именно поэтому и не участвую в общении, но на самом деле не хочу винить этого человека, потому что он, возможно, этого не понимает. Он начал плакать и истерить, а затем сказал, что я пришёл из ниоткуда, испортил вечер и перетянул одеяло на себя. Трудно было объяснить, что я это не контролирую, и в то же время я чувствовал себя виноватым и корил себя. Я не хотел находиться в центре внимания; не хочу плохо проявлять себя в социальных взаимодействиях.

Алессандра, 24 года, Атланта, Джорджия

«У меня диагностировали сильную депрессию и тревожность шесть лет назад, на первом курсе университета. Я начала ощущать сильную апатию и плакала без причины. Я осознала, что что-то не так, и взяла в универе академотпуск по болезни».

Как это повлияло на ваши отношения?

Ну, когда мне было 20, у меня впервые появился парень. Я тогда заканчивала второй курс, и я сидела в его машине, а антидепрессанты держала в такой маленькой сумочке у себя в рюкзаке. Я как бы пила два разных препарата, а ещё там было немного адвила и мидола. Они выпали на пол, и он совсем слетел с катушек. Первым делом он спросил, не торгую ли я наркотиками, а я удивилась: чего? У меня в этой сумочке пять таблеток. Я решила открыться ему, потому что, ну, лишилась с ним девственности и думала, что могу ему доверять. После этого он стал очень странным. Он думал, что я буду резать себе вены, что бы он ни сделал или не сказал. Я даже не расстраивалась, а ему всё равно было рядом со мной очень неловко. Мы расстались на той же неделе – по другим причинам, – но катализатором однозначно было то, что он узнал о моей депрессии. Наши отношения продлились три недели.

Стефени, 24 года, Квинс, Нью-Йорк

«У меня пограничное расстройство личности (ПРЛ), обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР) и паническое расстройство. Моё ПРЛ – основная причина провала моих отношений; оно хуже всего. Люди понимают, что такое ОКР – некоторые даже считают его изюминкой, – но ПРЛ? Никому непонятно. Мне всё попросту кажется концом света, и я просто гораздо тоньше всё чувствую».

Когда это повлияло на какие-то из ваших отношений?
Лучшей подруге моей первой любви почему-то казалось, что я ей угрожаю. На дне рождения моей девушки эта подруга попыталась выбросить мои вещи – в том числе мой ноутбук, – а я схватила её за запястье, чтобы остановить. Вошла моя девушка и немедленно назвала меня жестокой, даже не спросив, что происходит. Я начала паниковать и заплакала, а моя девушка начала перечислять хрестоматийные симптомы ПРЛ. Она обозвала меня тираншей, манипуляторшей и чокнутой. Она не понимала сложностей моего психического расстройства. Затем она выгнала меня без ничего – даже без куртки и обуви, а дело было зимой. Я продолжала стучаться в дверь, потому что мне нужны были хотя бы телефон и вещи, чтобы добраться домой, а её мама позвонила в полицию. Они не понимали, в чём дело, но мне по крайней мере дали четвертак, чтобы позвонить лучшей подруге с просьбой подвезти меня.

Что случилось после этого ?

Её мама отдала мне мои вещи несколько дней спустя, а ещё меня уволили с работы – мы были сотрудницами. Они рассказали свою версию истории, и наш начальник посчитал меня угрозой. Её подруга начала показывать жестами, как будто режет себе шею и запястье, и смеяться, подразумевая, что мне следует просто убить себя. Когда другой сотрудник сказал ей остановиться (улыбаясь), подруга сказала, что я всё равно убью себя, потому что я «психованная» и мне незачем жить.

Моя бывшая после этого не говорила со мной два месяца, а обдумывать это наново мне пришлось всю жизнь. Меня бросила девушка, которую я любила, из-за того, чего я не совершала, а ещё на меня нападали, меня осуждали и со мной плохо обращались. Я ненавидела себя и действительно подумывала о самоубийстве, потому что меня бросали в каждых отношениях до этого из-за того, что я прилипчивая и чокнутая, поэтому я винила себя. Я прошла терапию, и мне понадобилось очень много времени, чтобы осознать, что я не такая, как она сказала. После этого мне понадобилось ещё три года, чтобы вообще начать встречаться снова.

Ула, 28 лет, Бруклин, Нью-Йорк

«У меня депрессия и сильная тревожность, панические атаки – всё в таком духе. Также у меня синдром Аспергера; я принадлежу к аутистическому спектру. Сейчас я принимаю лекарства, но всё равно испытываю приступы тревожности. Мне просто приходится с этим разбираться; это ежедневная борьба. Также я демисексуальна, то есть ощущаю желание только к тем людям, с которыми у меня есть эмоциональная связь».

Как складывалась ваша личная жизнь?
Когда мне было года 23, я встретила своего бывшего. До этого я как бы думала, что никогда ни с кем не буду встречаться. Я думала, что это просто не для меня и что меня никто никогда не поймёт. Мне не нравится секс, он мне не по душе, мне даже мысль о нём не нравится, вот и всё. Но он сказал, что это его устраивает; я ему нравлюсь такая, какая есть. Я влюбилась очень сильно и быстро. Спустя примерно два с половиной года вместе всё развалилось, и он порвал со мной. Позднее я осознала, что он был склонен к эмоциональному насилию.

Было ли эмоциональное насилие связано с вашими психическими расстройствами?

Да, я бы сказала, что да. Даже когда мы разрывали отношения, он говорил что-нибудь вроде: «Я не могу иметь дело с твоей депрессией, я не твой психотерапевт». А ещё – с моей инвалидностью и моей сексуальностью. Даже до того, как я получила диагноз, он говорил: «Ты такая аспи, ты такая милашка». Как бы инфантилизировал меня и смотрел с очень эйблистской точки зрения. Несмотря на то, что рядом со мной есть люди, которые меня любят и мной интересуются, это чувство возвращается снова и снова, потому что такова депрессия – это ощущение оставления и отчаяния. Я хочу, чтобы это было заметно. Не хочу это скрывать.

Алекс, 21 год, Манхэттен, Нью-Йорк

«У меня в анамнезе есть депрессия и тревожность. Я ходил к психиатрам, но ни разу не решил начать принимать лекарства. Я, на мой взгляд, вполне могут управлять этим с помощью механизмов приспособления, велнес-стратегий и тому подобного».

Не могли бы вы рассказать мне о своём отрицательном опыте с кем-нибудь из ваших партнёров?
Пару лет назад был такой вечер, когда на меня очень сильно подействовали тревожность и депрессия. Моя обычная реакция – закрыться, окопаться в собственной голове и вообще не реагировать на других людей. Мой партнёр отступился и дал мне пространство, а мне нужно было противоположное. У него были благие намерения, но он, на мой взгляд, обошёлся с этим так, как обошёлся, из-за мысли о том, что, когда люди закрываются, их нужно оставлять одних. Это сильно ухудшило ситуацию; я пытался показать ему, что обо мне на самом деле нужно заботиться, но до него не доходило. Просто не было прямой линии связи.

Как ваши переживания изменили ваш взгляд на свидания?

Люди, кажется, думают, будто те, у кого есть проблемы с психическим здоровьем, неизлечимы, а исправиться они могут лишь сами. Я понимаю, откуда это берётся у людей, из-за разделения эмоционального труда и прочего в том же духе. Но я понял, что в случае с близкими отношениями нужно работать друг с другом, чтобы узнать потребности, желания и проблемы друг друга. Нужно создать систему ответственности. Думаю, самое главное здесь – строить лучшие отношения с помощью радикальной честности и прозрачности. И здесь нужно не просто проявлять эмпатию – также нужно быть невероятно сочувственным и чувствительным.

Ин-Ин, 22 года, Квинс, Нью-Йорк

«Я борюсь с депрессией уже очень долго, лет с 15. Я не могла справиться с ней, потому что не знала как. Я не могла понять, что за чертовщина порой происходит со мной и моим телом, поэтому начала ходить к консультанту в школе».

Как ваши ощущения повлияли на ваш подход к свиданиям?
Я обычно ощущаю в голове такой бардак, что убеждаю себя, что не могу открываться людям, потому что вокруг этого однозначно существует отрицательный стереотип. Есть ещё страх, что людям не справиться с проблемами, которые ты прорабатываешь.

Какими были ваши последние отношения?
Последний парень, с которым я встречалась, страдал довольно сильной депрессией и проецировал свои страхи на меня. Я осознала, что раньше тоже это делала. Думаю, на самом деле это очень распространено. На мой взгляд, всем нужно сходить к психотерапевту и поговорить об этих страхах – тогда мы все, возможно, перестанем бегать друг от друга. Он однозначно усвоил отрицательные стереотипы вокруг депрессии, точно так же, как это порой делаю я.

Что должно измениться ?
Нам нужно сделать этот диалог более популярным. Мне кажется, у нас никогда не ВЫЙДЕТ позаботиться об отношениях, если мы и дальше будем воспроизводить эти отрицательные стереотипы вокруг психических расстройств; отношения в итоге обрываются. Это просто неправильно. Я очень хочу разобраться с этим, со всеми этими вопросами со свиданиями. Это хреново – я чувствую себя одинокой до безумия.

*имена были изменены