Среди фанатов Тарковского на подземной ретроспективе в Берлине

Последние 30 лет подземный кинотеатр в Берлине проводил ежегодные летние ретроспективы всех семи полнометражных фильмов советского творца Андрея Тарковского. Говоря «подземный», я имею в виду, что кинотеатр Arsenal в буквальном смысле находится под землёй. Спускаешься на стеклянном лифте снаружи ресторана BillyWilder – и двери раздвигаются, открывая узкое полуподвальное помещение с видом из стеклянного потолка, в котором после секунды-другой головокружения узнаётся аляповато-психоделический цирк шапито Потсдамской площади.

В этом странном пространстве под местом, которое некогда было пустым, разбомбленным участком Берлинской стены, а сейчас является блистательным карнавалом рыночного капитализма, мы вступаем в туннель времени. Времени Тарковского. Нельзя говорить о Тарковском, не рассуждая о времени. (Прежде всего, заголовок его книги-манифеста, «Запечатлённое время», а также документальный фильм о создании «Ностальгии», «Время путешествия», и даже его дневники, опубликованные в переводе на английский, как я полагаю, без ощущения избыточности под заголовком «TimeWithinTime» – «Время внутри времени»). На одни фильмы, скажем, «Миссия невыполнима: племя изгоев», ходят, чтобы убить время, на другие – чтобы познать суть самого времени. Фильм Тарковского замедляет пульс и, возможно, само вращение Земли; чувства приспосабливаются к новым возможностям восприятия.

Так обстоит дело с ретроспективой Тарковского в Arsenal, который получает минимум рекламы и, насколько мне известно, даже не имеет особого названия, но который, тем не менее, сам по себе является традицией покорения времени, особенно для Берлина, города, у которого, как порой кажется, аллергия на собственное прошлое. Берлин смотрит вперёд, мышление течёт вечно в процессе становления и никогда – бытия или размышления. Тем не менее, ретроспектива всегда популярна. «Тарковский снова в Arsenal – должно быть, сейчас август», как известно, острят берлинцы (или, по крайней мере, мне так говорили). Зарубежные киноманы заказывают билеты на самолёты сразу после публикации расписания, некоторые даже, чтобы посмотреть тот же набор фильмов, который смотрели в прошлом году. Судя по моим соседям на нескольких показах, их притяжение преодолевает границы между поколениями, а также между народами. Люди хотят Тарковского, люди хотят его на целлулоидной плёнке и хотят его целиком – всё творчество без сокращений.

Непосвящённому такая преданность из года в год может показаться несколько удивительной. В конце концов, Тарковский знаменит своими длинными и не особенно интересными историями о духовных кризисах по Достоевскому. Но в немецкой столице у него особая история благодаря Институту кино и видеоискусства «Арсенал» (ранее – Архиву друзей немецкого кино), кинотеатру и прокатной организации, основанному в 1970 году и переселённому на Потсдамскую площадь в 2000-х годах. Именно в качестве прокатчика начались его отношения с Тарковским: члены организации тайком привезли экземпляр «Сталкера» на Запад, чтобы показать на Берлинале 1981 года.

«В то время вывезти отпечатки Тарковского за пределы Советского Союза было очень трудно, а к ним был огромный интерес», рассказала мне Милена Грегор, одна из художественных руководителей Arsenal.

Тарковский был любимцем интеллектуалов и в Восточном Берлине. Научная фантастика была популярна по всей ГДР, а работы Тарковского в этом жанре не были похожи ни на что из доступного в то время. Советский кинематографист не только снимал шедевр за бесспорным шедевром – для любого человека с гуманитарным образованием его фильмы были наполнены закодированными сомнениями в компетентности коммунистического государства, сомнениями, которые разделяли многие зрители. Мать одного из моих друзей, переехавшая в 1980-х годах из Грузии в Пренцлауэр-Берг, вспоминала, что ревностно следила за работой Тарковского в Восточном блоке. Так выражалось её несогласие.

В 1985 году, за год до собственной смерти, Тарковский приехал в Западный Берлин по престижной стипендии DAADдля деятелей искусства и председательствовал на показах своего творчества; так, по словам Грегор, и начались ретроспективы. В программе 1987 года это событие уже описывалось как «традиционный летний фестиваль» Arsenal.

Впервые приехав сюда год назад, я как раз пропустил всю ретроспективу, и мне пришлось терпеть бесконечные (можно сказать, прямо по Тарковскому) разговоры о его исключительном совершенстве или его совершенной исключительности с другими киноманами в странном питейном заведении голливудской тематики напротив моего жилища с незатейливым названием «Filmbar». «Вам нужно сходить», уговаривали меня молодой бармен и студент, изучающий кинематографию. «Он единственный в своём роде».

Для определённого типа чувствительных меланхоликов ленты Тарковского заразны. Смотришь одну – и приходится разыскивать их все, а это было настоящим квестом для киномана в десятилетия до появления DVD, Netflix и Karagarga, мракобесного торрент-сайта, откуда я потихоньку скачивал его творческое наследие в магистратуре. Однако в 2015 году всё его творчество, от студенческих фильмов, до последней полнометражки, доступно бесплатно на вебсайте OpenCulture.

Всё же нет ничего лучше большого экрана и ничего лучше тёплой киноплёнки с размытыми краями в сопровождении механического шума небольших перфорированных бороздок на плёнке. Arsenal хранит собственные отпечатки Тарковского в запасниках («У них был немалый запас прочности, но качество уже хорошим не назовёшь», сказала Грегор), но сотрудники кинотеатра раздобыли другие плёнки со всей Европы для ежегодных показов. Даже они исцарапаны и ненадёжны. С каждым показом они разрушаются ещё больше. Однажды они исчезнут – и останутся только DVD от Criterion и оригинальные негативы, лежащие под замком в московском хранилище.

В Arsenal меня сильнее всего взволновал просмотр «Иваново Детство», первой полнометражки Тарковского – новаторского военного фильма, снятого в 1961 году. Его реализм и жестокость не знают пределов, продвигавшихся в те времена в Голливуде пристойностью Кодекса Хейса, а позднее – подстрекавшей к самоцензуре чувствительностью Стивена Спилберга и иже с ним. В «Ивановом Детстве», истории сироты войны на восточном гитлеровском фронте, изображены не только случайные, бесполезные акты военного насилия, но и тлетворное влияние насилия в целом: его душевная боль, его угрюмая тоска – не столь зрелищные порождения войны. Фильм почти за два десятилетия предсказывает основные черты фильмов времён войны во Вьетнаме, которые уже давно превратились в самопародию («Солдаты неудачи», мультфильмы «Озорные анимашки»). Слабыми параболами над безрадостным и разорённым пейзажем гаснут вспышки; солдаты хандрят, ставят пластинки и навязываются женщинам. Сюжет идёт по кругу, персонажи без церемоний умирают за кадром. В заключительном акте загадочное задание требует полуночной вылазки по болоту глубиной по пояс, мимо трухлявых пней и вспышек падающих снарядов. Не хватает только «ужас, ужас» Курца из новеллы Джозефа Конрада.

Следующий фильм Тарковского, «Андрей Рублёв», история величайшего иконописца России, растягивает более чем на три часа события 15 века. Однако ему удалось снискать режиссёру репутацию крупнейшего кинематографиста Советского Союза (и любимца Канн), хотя фильм первоначально был запрещён в его родной стране за сочувственное изображение православного христианства.

«Солярис» – самый знаменитый фильм Тарковского (в частности, сейчас – благодаря новой версии Содерберга), и его показ однозначно был самым многолюдным из тех, которые я посетил на фестивале. Экранизируя роман Станислава Лема, Тарковский неожиданно для себя стал снимать внутри декораций грязной, заброшенной космической станции, как будто взятых прямиком из «Звёздных войн», и в результате фильм, который часто называют «советским ответом «Космической одиссее 2001 года», стал наименее любимым творением режиссёра. Но силы у его центральной сюжетной линии о памяти и желании (с вечным и странным возвращением умершей жены к мужу), пусть декорации и устарели. В конце сеанса я заметил в кинотеатре старушку в точной копии знаменитой шали жены.

Автобиографическим «Зеркалом» Тарковский ворвался в новые кинематографические пространство и время, оставив позади многих поклонников. В «Запечатлённом времени» он вспоминает гневные письма, которые получал от киноманов после его выхода на экраны, и вольно их цитирует: «Полчаса назад посмотрел фильм «Зеркало». Силён!!! Тов. режиссёр, вы-то его видали? Мне кажется, нельзя считать этот фильм нормальным…» «Зеркало» – это похожее на коллаж собрание моментов из детства режиссёра, перемежаемых сценами взрослой жизни и стихами его отца. И всё это ошеломительно. Ни одного неуместного кадра. Это один из тех фильмов, за создание которого благодаришь советские власти предержащие, фильм, для которого не существовало коммерческих перспектив, фильм, который, по мнению большинства, никогда не создал бы Голливуд.

Следующий за «Зеркалом» «Сталкер» ещё менее доступен, хотя это отличный мрачный фильм-путешествие души, «Волшебник страны Оз» от Сэмюеля Беккетта, пропущенный через фильтр затуманенной плёнки Kodachrome. Сюжет, тем не менее, прост: в одной далёкой стране из-за метеорита возникла запретная зона неопределённых опасностей, а святая святых этой зоны, по слухам, исполняет самые сокровенные желания любых своих посетителей. Туда отправляются трое. Однако в фильме в пределах этого недоработанного замысла всё же появляются моменты чистейшего кинематографического чуда.

Все фильмы Тарковского (за исключением последних двух, «Ностальгии» и, в частности, «Жертвоприношения», которое, как готов признать даже я, с грехом пополам пробирается сквозь кучу незапоминающейся духовной банальщины к сильнейшему финалу), по сути, свободны от клише или условностей. Действие каждого развивается так, как будто это самая первая работа в новооткрытом жанре, плёночная «Упанишада» или «Путь паломника». Просмотр их всех за месяц оказался довольно изнурительным – не потому что эти фильмы блестящи и роскошны, а именно потому, что они есть, и потому, что они подвергают таким утомительным испытаниям вашу омертвевшую эвристику чувственного восприятия. А ещё они не поддаются такому толкованию, которое обязана дать такая краткая рецензия, как эта. Если Тарковский и опирается на какую-либо стилистику или склонность, то это, наверное, длинные и виртуозные сцены из одного кадра в самом конце его последних пяти фильмов («Солярис», «Зеркало», «Сталкер», «Ностальгия» и «Жертвоприношение»), в каждом из которых представлен некий не поддающийся упрощению образ, предназначенный для того, чтобы одновременно наполнить разум красотой и избавить его от любого толкования, с которым вы надеялись уйти из кинотеатра. После каждого сеанса я возвращался в толпы туристов на Постдамской площади без особых доказательств своих усилий – только с памятью о времени, проведённом в различных зонах отчуждения от знакомого и банального.

Более подробные сведения о ретроспективе Тарковского в кинотеатре Arsenal (Берлин) можно прочесть здесь.

Следите за сообщениями Бена Маука на_ Twitter_.