Как я себя чувствовал после того как пролежал в постели 70 дней ради науки

Ранее мы писали об исследовании, проводимого НАСА, в рамках которого Андрю Иванички платят $18,000, за то чтобы он пролежал в постели три месяца. Вот как это исследование приближалось к своему завершению.

Я проснулся 2 декабря, и впервые за 70 дней встал. Ну или, как минимум, попытался. Медсёстры прикатили меня в кресле к больничной кровати, что называется, вертикально, на мои руки и палец были одеты манжеты кровяного давления, ультразвуковой аппарат целился мне в сердце. Потом, подбадривая, они мне сказали, что малышу, который учится ходить, следует дать 15 минут, чтобы он постоял.

Как только кровать была наклонена в вертикальное положение, мои ноги стали тяжелее, чем когда-либо до этого. Сердце стало выдавать 150 ударов в минуту. Кожа начала чесаться, я покрылся потом. Кровь потекла к ногам, расширяя вены, ставшие очень эластичными за последние несколько месяцев постельного отдыха. Я чувствовал, что упаду в обморок. Я изо всех сил старался стоять, но это становилось всё тяжелее. На отметке восемь минут мой пульс рухнул со 150 до 70. Моё тело чуть ли не лопалось. В момент, когда я перестал что-либо видеть, персонал увидел, что мои показатели на приборах упали, и меня тут же перевели в горизонтальное положение в кровати. И только позже мне сказали, что никто из тех, кто проходил это исследование НАСА, не выдерживал полных 15 минут.

Конечно же, не было удивительным, что моё тело вело себя подобным образом. После 70-ти дней в постели под углом минус шесть градусов я потерял около 20 процентов своего общего объёма крови. Этот тест на стояние воспроизводил эффект состояния сердечно-сосудистой системы астронавтов, когда корабль возвращается на Землю или на Марс. Но это можно было легко забыть, потому что, несмотря на мои ожидания, большинство исследований, проводимых НАСА со мной, были скучными.

Когда я последний раз писал о своём опыте в рамках исследований, я пребывал на стадии медового месяца – конечно, приходило много исследователей, которые дёргали и толкали меня, но это был самый расслабленный период моей взрослой жизни. Годами я постоянно пребывал в спешке: подготовка к экзаменам, стремление быть первым на работе, выполнение социальных обязательств, когда появлялось время. Вдруг всё исчезло. Кроме следования правилам программы, у меня не было настоящих обязанностей. Я мог делать всё, что хотел, если для этого не нужно было вставать с кровати, перекусывать или дремать. Иногда я читал с утра до вечера. Иногда я часами общался с друзьями и семьёй. Я провёл огромное количество часов за играми в футбол и в StarCraft 2. Иногда я просто спокойно лежал, думая о прошлом, планируя будущее или наслаждаясь тишиной момента. Я по-настоящему ценил эти возможности, которые даровало мне моё изолированное положение. Но со временем новизна исчезла.

Последующие восемь недель в кровати были резким отходом от того раннего периода. Хотя дни состояли из регулярных приёмов пищи, зарядки, чтения и периодических тестов, большая часть времени была не занята. Даже тестирование становилось всё скучнее: меня часто просили лежать ровно, пока собирали информацию. Аппарат МРТ измерял рост и разрушение моих мышц. Рентген постоянно проверял плотность костей. Пластиковый пузырь следил за поглощаемым мною воздухом. Меня оставляли одного на долгие часы, и я был предоставлен своим мыслям и созерцанию потолка.

К четвёртой неделе я почувствовал серьёзный психологический сдвиг. Я привык к своему изолированному асоциальному положению. Я писал меньше мейлов друзьям. Разговоры с персоналом стали короче и практичнее. Я реже звонил семье. Я часто ощущал, что мне нечего рассказать.

«Привет, Дрю! Как дела?»

«Да так. До сих пор в постели…»

Это, чтобы не говорить, что мои дни были блаженством. Я продолжал ходить в туалет в утку. Я до сих пор испытывал приступы страха и беспокойства. Я был уверен, что через день сойду с ума – как я смогу провести эти десять недель в постели?

Самое большое беспокойство за всё время, на самом деле, возникло в ожидании визита моей девушки. Я полностью осознавал моё странное ментальное состояние и был уверен, что я выглядел довольно грязно, хоть и не смотрелся в зеркало больше месяца. Как пройдёт наша встреча, если я даже не мог встать, чтобы поздороваться с ней? Смогу ли я вести продолжительный разговор после стольких часов одиночества? Как она отреагирует, когда увидит меня не в самом лучшем состоянии: обособленный, уязвимый и зависимый? Слёзы неизбежны, а я даже не смогу её утешить как следует.

Как только она вошла в больничное крыло, она прыгнула на кровать, чтобы обнять и поцеловать меня. Пик эйфории был тут же прерван медсестрой, поспешившей сказать ей, что она не может находиться на кровати ни секунды. К слову, ей нельзя было даже трогать кровать «в целях безопасности». Мы ждали нашей встречи больше двух месяцев, и вот какой была эта встреча.

Три дня она просидела на стуле разговаривая со мной. Физический контакт был ограничен. Мы не могли изучать город вместе. Мы даже не могли вместе покушать, так как гостям запрещалось приносить еду в отделение. Когда вокруг гасли огни, она ехала в свой отель, чтобы спать в одиночестве. Это было жестоко и напоминало нам о том, чего нам не хватало. Это встряхнуло моё медитативное состояние и пробудило желание вернуться к прежней жизни вне стен больницы.

Она была последним по-настоящему личным общением, которое у меня было за последующие два месяца.

Еда в отделении исследований

Последующие недели стали мало чем примечательными. Дни слились воедино. Я старался не считать, сколько мне ещё осталось, вместо этого я измерял своё пребывание увеличением чувствительности к маленьким ежедневным разочарованиям, которые постепенно отбивались в моём мозгу. Почему несмотря на угол наклона своей кровати я должен пить воду из открытого стакана, из которого она неизбежно разливается по столу и груди? Почему они подают суп в маленьких тарелках? Почему они вообще дают суп людям, находящимся в постели? Хоть один человек из персонала вообще понимает, как это – быть прикованным к кровати?

После того, как я пятый раз съел мокрое филе рыбы, разогретое в духовке, я наконец-то спросил, нельзя ли кормить меня хоть чем-то другим. Во время ориентации персонал уверял нас, что они максимально постараются удовлетворить индивидуальные вкусовые предпочтения, но ответ диетолога был простым дружеским извинением и объяснением, что они должны давать одинаковую еду всем участникам. Я спросил, можно ли было заменить сухой завтрак овсянкой, которую нам часто давали раньше. Снова таки, ответ был нет. Моей самой большой победой было получить дополнительный пакетик чёрного перца к каждому блюду.

Где-то на седьмой неделе двое других участников исследования окончили своё участие. Я поздравил их перед тем, как они ушли, но учитывая, насколько изолированными все мы были, я почти не заметил разницы после их ухода. Без них я был последним лежачим человеком и единственным подопытным в больничном крыле.

Находясь на финишной прямой я заставил себя думать обо всём том, что я обрёл за последние 70 дней. Я прочитал сотни страниц. Я регулярно медитировал. Я снова полюбил видеоигры, в особенности виртуальный футбол. И я отложу серьёзные деньги – почти $18,000, когда всё закончится.

Таким образом, в конце десятой недели я пребывал в хорошем настроении и чувствовал себя здоровым, аж до последнего дня исследования, когда они наклонили меня в вертикальное положение и попросили постоять.

Я оставался в горизонтальном положении до следующего дня. В то утро меня привязали к носилкам и положили в задней части фургона, чтобы перевезти в Космический центр Джонсона (Johnson Space Center) для прохождения первых четырёх раундов целого ряда тестов. Когда я въезжал в стеклянные двери больницы, солнце коснулось моей кожи впервые за более чем два месяца. Впервые я хорошенько взглянул на небо и на всё, что не было белыми стенами больницы, и не мог скрыть улыбку на лице. Мои лишения заставили по-новому ценить простые удовольствия мира в котором мы живем.

Я проходил те же самые тесты, которые производились до того как я лег в постель: бег по лабиринту, спрыгивание с платформ, стояние на силовых пластинах, глазами и руками выполнял задания на координацию, тестировал своё равновесие, измерял силу ног и рук. И да, тест на напряжение мышц, он же взрыв-грёбаной-ноги-полной-электричества. Но беспокойство, которое я испытывал на этапе «перед отдыхом в постели», сменилось ожиданием. Уже была видна финишная прямая, и каждый электрический удар приближал меня к свободе. Оставались лишь две недели до конца моего 108-дневного пребывания здесь.

Прощание автора с «горшком» и возвращение к унитазу

Когда я прибыл в здание для тестов, меня приветствовали как знакомые, так и незнакомые лица. Несколько исследователей решили прийти посмотреть на то, как последний участник проекта CFT 70 сделает первые шаги. Я, конечно же, волновался, но могу себе представить, как сильно волновались многие из них. Этот проект поглотил мою жизнь в последние три месяца, а для них он был главным фокусом в работе четыре года. Это было важным моментом для всех нас.

С каждой стороны от меня стояло по сотруднику, за нами наблюдала аудитория, и вот я сел на носилки и встал на землю. Мои ступни покалывало, будто они спали. В ногах чувствовалась сила, но я с трудом удерживал равновесие. Мои первые шаги были медленными и короткими, я тащил ступни по земле и задевал голени. Мне не хватало тех навыков координации, которыми я не пользовался несколько месяцев. Я чувствовал острую боль в голенях и ступнях, будто шёл по полосе препятствий, и, конечно же, я не мог идти по прямой, но я прошёл все тесты без особых проблем.

На протяжении нескольких дней брожений и восстановительных упражнений, ко мне вернулось равновесие, и моя выносливость начала восстанавливаться. К концу второй недели после-кроватного периода я чувствовал себя на 95 процентов нормально. Я был готов идти.

На 108-й день я упаковал сумки, и представлял всё то, что ожидало меня за больничными стенами: на пути в аэропорт я съем буррито на завтрак, возможно, даже выпью «кровавую Мэри». Мгновения отделяли меня от вкусной еды, большого количества ликёра, солнца и моей девушки.

Я попрощался с персоналом и поблагодарил всех от самого сердца. Несмотря на все мои жалобы, команда состояла из добрых людей, которые всё разумно продумали и совершили замечательный подвиг. Я был по-настоящему благодарен за их внимание, кропотливую работу и поддержку.

Имея $18,000 на своём банковском счету, с пустым календарём и упиваясь свободой от любых правил, кроме государственных и федеральных законов, я чувствовал себя лучше, чем за многие годы. Я ни о чём не сожалел. Итак, потягивая дорогущую «кровавую Мэри» в терминале аэропорта, я стал искать информацию о новых исследованиях. Нашёл одно, где участников заражали новым штаммом гриппа, и за это за 10 дней платили $4,000. Кто сказал, что я не смогу повторить это снова?

Следите за сообщениями Эндрю на Twitter и Instagram.