Как самоубийство с посторонней помощью влияет на врачей

В последние месяцы своей жизни, страдая от сердечной недостаточности и других проблем, моя мать с болью на лице позвала меня к своей постели. Она взяла меня за руку и жалобно спросила: «Как мне выбраться из этой чехарды?»

Меня как врача страшил вопрос, который мог прозвучать после этого: помогу ли я ей закончить жизнь, прописав смертельное средство?

К счастью для меня, мать выдержала свои последние недели дома, при помощи медсестёр из хосписа и периодически принимаемых паллиативных лекарств. Она так и не подняла острый вопрос о том, что называют то «медицинской помощью при умирании» (МППУ), то «самоубийством при помощи врача» (СППВ).

Будучи сыном и членом семьи, который своими глазами видел трудные последние дни своих родителей и близких, я могу понять, почему среди широких слоёв общественности растёт поддержка МППУ/СППВ. Но как врач и медицинский этик я считаю, что МППУ/СППВ идёт вразрез с 2000-летним императивом гиппократовой медицины: «Не навреди».

Исследования отмечают, что даже многие доктора, которые реально принимают участие в МППУ/СППВ, по-прежнему испытывают к этой практике сумбурные или «противоречивые» чувства.

При обсуждении проблем, связанных с завершением жизни, как широким слоям населения, так и самим врачам необходимо различать три разных подхода.

МППУ/СППВ подразумевает, что врач предоставляет пациенту рецепт на смертельное средство, которое пациент может принять в любой момент, чтобы окончить жизнь. Активная же эвтаназия или «умерщвление из милосердия» подразумевает умерщвление человека, обычно с помощью смертельной инъекции, которую делает врач. Наконец, термин «пассивная эвтаназия» обозначает ускорение смерти неизлечимо больного человека посредством устранения некоей жизненно важной разновидности поддержки. Примером может служить отключение респиратора.

В США законодательно одобренное МППУ/СППВ в том или ином виде (но не активная эвтаназия) легально действует в пяти штатах и округе Колумбия. В моём родном штате (после страстных споров) Медицинское общество Массачусетса не так давно решило отказаться от своего давнего несогласия с данной практикой. МОМ заняло позицию «нейтрального участия», которая, как оно утверждает, позволит ему «служить в качестве медицинского и научного средства … которое будет поддерживать совместное принятие решений неизлечимо больными пациентами и врачами, пользующимися их доверием».

В нескольких странах популярность МППУ/СППВ возрастает. Например, в Канаде, МППУ/СППВ было легализовано в 2016 году. В Бельгии и Нидерландах законом разрешаются как активная эвтаназия, так и самоубийство при помощи врача, даже для пациентов, чьи заболевания могут поддаваться лечению, как, к примеру, обстоит дело с глубокой депрессией, и чьё информированное согласие может подвергнуться сомнению, как в случае с болезнью Альцгеймера. В Нидерландах предложенный «Закон о завершённой жизни» позволил бы любому лицу не моложе 75 лет, решившему, что его жизнь «завершена», пройти эвтаназию – даже если в остальном этот человек здоров.

В среде врачей США МППУ/СППВ остаётся спорной практикой, но национальные данные указывают на то, что его принятие возрастает. Отчёт, опубликованный в декабре 2016 года, показал: 57 процентов врачей согласились с тем, что смерть при помощи врача должна быть доступна неизлечимо больным людям; это больше, чем 54 процента в 2014 году и 46 процентов в 2010 году.

Возможно, эта тенденция неудивительна. В конце концов, какой врач стал бы отказывать пациентам в возможности прекратить свои страдания и избежать мучительной, болезненной смерти?

Но этот вопрос вводит в заблуждение. Большинство людей, требующих СППВ, не переживают активно крайние страдания и не сталкиваются с недостаточным обезболиванием. Данные вашингтонской и орегонской программ СППВ показывают, что большинство пациентов выбирают СППВ, так как считают, что утратили своё достоинство и контроль над собственной жизнью.

Эмоциональные и психологические реакции врачей, осуществляющих помощь при самоубийстве, сильно различаются. Согласно структурированному, подробному телефонному опросу 38 американских онкологов, сообщивших о своём участии в эвтаназии или СППВ, более половины врачей ощутили «утешение», проведя эвтаназию или СППВ.

Определение «утешения» в явной форме приведено не было, но эти врачи, к примеру, считали, что помогли пациентам закончить жизнь согласно их пожеланиям. Однако почти четверть врачей сожалела о своих действиях. Ещё 16 процентов сообщили, что эмоциональное бремя проведения эвтаназии или СППВ отрицательно сказалось на их медицинской практике.

К примеру, один врач ощутил такое «выгорание», что переехал из города, в котором практиковал, в маленький городок.

Другие данные подтверждают мнение о том, что МППУ/СППВ может вызывать у врача эмоциональное расстройство.

Кеннет Р. Стивенс-младший, почётный профессор Орегонского университета здоровья и науки, сообщил, что у некоторых врачей в Орегоне участие в СППВ вызывает сильный стресс. К примеру, в 1998 году, в первый год действия орегонского «Закона о достойной смерти», 14 врачей выписали рецепты на смертельные лекарства 15 пациентам, которые умерли в результате самоубийства при помощи врача.

В годовом отчёте штата за 1998 год отмечалось, что:

«На некоторых из этих врачей процесс участия в самоубийстве при помощи врача оказал мощное отрицательное эмоциональное влияние, что отражают, к примеру, такие замечания: «Это было мучительно … из-за этого я пересмотрел жизненные приоритеты», «Это сильно по мне ударило, особенно то, что он принял те таблетки при мне» и «Это оказало огромное эмоциональное воздействие».

Реакции европейских врачей аналогичным образом указывают на то, что СППВ и эвтаназия часто вызывают сильные отрицательные чувства.

Как врач и медицинский этик я против любой формы врачебной помощи пациенту в самоубийстве. Кроме того, я считаю, что термин «медицинская помощь при умирании» позволяет врачам избегать суровой правды: они помогают пациентам убивать себя. Этого взгляда также придерживается весьма влиятельный Американский колледж терапевтов.

Я считаю, что двойственные чувства и дискомфорт, которые испытывает значительная часть участвующих в СППВ врачей, напрямую связаны с клятвой Гиппократа – возможно, самым важным основополагающим документом в медицинской этике. Клятва чётко гласит:

«Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла».

В Греции 5 века до нашей эры Гиппократ в этом плане был своего рода революционером. Как отметил антиковед и историк медицины Людвиг Эдельштейн, некоторые врачи, не являвшиеся сторонниками Гиппократа, вероятно, действительно давали яды своим умирающим пациентам, дабы уберечь их от затяжных страданий. Гиппократ был против этой практики, хотя и не считал, что неизлечимо больные пациенты должны подвергаться ненужному и бесполезному медицинскому вмешательству.

Специалист по паллиативной помощи Айра Байок заметила, что:

«С самого своего возникновения профессиональная медицина официально запрещала своим представителям пользоваться своими специальными знаниями для умерщвления других или нанесения вреда другим. Это было – и остаётся – необходимой защитной мерой для того, чтобы сила медицины не использовалась против уязвимых людей».

Более того, когда пациенты, приближающиеся к концу жизни, выражают страх перед потерей контроля, лишением достоинства, требуется сочувственное, обеспечивающее поддержку консультирование, а не помощь в совершении самоубийства.

Разумеется, той категории неизлечимо больных пациентов, которая нуждается в обезболивании, следует предоставлять комплексную паллиативную помощь, в том числе услуги хосписных медсестёр на дому. Но, как сказал врач и этик Леон Касс:
«Мы должны заботиться об умирающих, а не умерщвлять их».

Рональд У. Пайз – почётный профессор психиатрии и преподаватель биоэтики и гуманитарных наук Медицинского университета севера штата Нью-Йорк, а также клинический профессор психиатрии Медицинской школы Университета Тафтса.

Эта статья была впервые опубликована на The Conversation. Прочтите оригинальную статью.

Эта статья впервые появилась на VICE US.