Каково быть женщиной-пожарником в калифорнийской тюрьме
All photos by Tobin Yelland

FYI.

This story is over 5 years old.

Новости

Каково быть женщиной-пожарником в калифорнийской тюрьме

«Мне нравится срезать, мне нравится бензопила, я люблю находиться в горах. Это одно из тех мест, где чувствуешь себя свободной. Чувствуешь себя так, как будто вносишь свой вклад»

Короткая, извилистая дорога от великолепных пляжей Малибу, среди частных виноградников гор Санта-Моника; группа из нескольких десятков женщин выстроилась в очередь, а надзиратель вызывает их одну за другой.

«Васкес».

26-летняя Саманта Васкес выходит вперёд. Она останавливается, чтобы топнуть тяжёлым рабочим ботинком чёрного цвета в грязи, что даёт её надзирателю ровно столько времени, сколько нужно, чтобы сличить её лицо со снабжённым фотографией удостоверением личности, которое он держит в руке.

Реклама

«Васкес», – отвечает она. Топ.

Как и остальные женщины в очереди, Васкес – заключённая калифорнийского Департамента по вопросам исполнения наказаний и реабилитации (CDCR) в природоохранном лагере № 13 «Малибу». Кроме того, у Васкес, как и у примерно 75 других женщин в лагере, волосы стянуты в хвост на затылке и прикреплены заколкой, открывая татуировку в память об отце её дочери на левой стороне шеи. Её брови и макияж безупречны. До попадания в лагерь она и не представляла себе, что станет пожарником, но теперь нашла своё призвание.

«Мне это очень нравится, – заявляет она и добавляет, что хочет продолжить работу после условно-досрочного освобождения. – Мне очень нравится рубка, мне очень нравится бензопила, мне очень нравится бывать в горах. Это одно из тех мест, где чувствуешь себя свободной. Чувствуешь себя так, как будто вносишь свой вклад».

Поимённая идентификация и топанье ботинком – это часть ежедневного ритуала, известного как «переход». Имеется в виду переход из-под надзора тюрьмы штата под надзор Пожарного департамента округа Лос-Анжелес (LACFD), который управляет лагерем совместно с CDCR. «Малибу» – один из трёх природоохранных лагерей (которые чаще называют «пожарными лагерями», так как основной работой заключённых является тушение и помощь в предотвращении лесных пожаров) в Калифорнии, где могут отсидеть свой срок женщины-заключённые. Каждый день, который заключённая отбывает в пожарном лагере, засчитывается за два дня до окончания её срока. В штате, занимающем третье место по количеству заключённых женщин в стране (больше их только в Техасе и Флориде), где отправляют в тюрьмы своих граждан чаще, чем в любой другой стане на Земле, борющиеся с пожарами женщины-заключённые городя Малибу наслаждаются настоящим отходом от, как правило, жестокой тюремной политики «золотого Гулага».

Реклама

Калифорнийская программа по превращению заключённых в пожарных была основана в 1946 году, а в 1983 году в ней начали учавствовать первые женщины (свои женские пожарные лагеря есть ещё как минимум в одном штате, Невада). По словам представителя CDCR Билла Сессы, на сегодняшний день примерно 225 из 4000 участников программы являются женщинами. Они разделены между тремя лагерями: «Малибу», «Пуэрта-Ла-Крус» и «Рэйнбоу».

Получить место в пожарном лагере нелегко. Заключённому сначала необходимо заслужить «режим минимальной изоляции» (с низким уровнем риска), остаток его срока не должен превышать семь лет, а в тюрьме необходимо предварительно отличиться примерным поведением. «На линиях огня, где неспособность заключённого работать с другими людьми в команде может быть вопросом жизни и смерти, мы полагаемся на работу в команде», – говорит Сесса. Чтобы быть принятыми, заключённые должны пройти жёсткие испытания на физическую подготовку: борьба с лесными пожарами требует недюжинных силы и выносливости, а также способности обходиться почти или совсем без сна до 24 часов. Возраст заключённых пожарных лагерей может варьироваться от совсем юного до примерно 65 лет. В «Малибу» самой старшей из текущих заключённых 52.

«Женщины выполняют работу качественно, – заявляет мне бригадир LACFD Мэтт Стиффлер. – Порой у женщин более низкая производительность, но качество в целом значительно выше». Другой сотрудник LACFD сделал то же наблюдение в пределах слышимости одной из бригад, отметив, что женщины более педантичны, хотя и двигаются медленнее. Позднее, одна из женщин подошла ко мне, чтобы сказать, что ей его замечание отвратительно. «Мы двигаемся быстро», – сказала она.

Реклама

Есть определённые мотивы, вновь и вновь всплывающие в разговорах о тюремных пожарных лагерях Калифорнии. Один – якобы программа является «беспроигрышным вариантом»; это я слышу от сотрудников как LACFD, так и CDCR в лагерях. Это мнение упоминается в научной работе 2012 года социолога Филипа Гудмана на данную тему, «Ещё один второй шанс»: переосмысливая реабилитацию через призму пожарных лагерей Калифорнии» ('Another Second Chance': Rethinking Rehabilitation through the Lens of California's Fire Camps).

Во-первых, в выигрыше CDCR, который получает положительный пиар благодаря программе и может предоставить некоторым сотрудникам исправительных учреждений относительно непыльную работёнку в лагере. Стив Шульд – старейший сотрудник «Малибу», обладающий стажем в 15 лет. До этого он работал в обстановке обычных тюрем с заключёнными-мужчинами, где привык к ежедневному насилию и с трудом отделял напряжение тюремной обстановки от семейной жизни. «К этому привыкаешь, – говорит он. – Как-то так: «О, да это всего лишь очередное ножевое ранение или всего лишь очередная драка». Но бывают дни, когда приходишь домой очень напряжённый – скажи вам кто-нибудь, что с ним такого не бывало, этот человек бы вам солгал». В «Малибу», говорит он мне, спокойнее. Женщины лучше умеют преодолевать расовые барьеры, чем заключённые-мужчины, с которыми он работал, а жаловаться он может лишь на то, что его высокий статус не даёт ему привилегий, связанных с графиком.

Реклама

Во-вторых, в выигрыше заключённые. Пища лучше, чем в обычной тюрьме. А зарплаты, пусть и отвратительные, выше, чем на любой другой тюремной работе в Калифорнии, если верить Биллу Сессе из CDCR: женщины зарабатывают примерно по 2 доллара в день в пожарном лагере и ещё по 1 доллару, работая на линии огня, а один сотрудник «Малибу» заявил мне, что CDCR рассматривает возможность повышения этого показателя до 3 долларов в час.

Несколько женщин говорят мне, что в пожарном лагере к ним относятся с уважением – в особенности сотрудники LACFD, что разительно отличается от обращения в тюрьмах, из которых они перевелись (заключённых могут отправлять в пожарный лагерь исключительно из тюрьмы, и не могут попадать в лагерь напрямую). У них есть возможность ежедневно бывать на свежем воздухе, а в случае пожара в другой части Калифорнии они едут туда. Их родственники могут являться к ним на свидания без ожидания по несколько часов, без грубых обысков и без мрачных, казённых комнат для свиданий. А ещё им доводиться чувствовать, что они «вносят какой-то вклад» – ещё один вездесущий лагерный мотив. И в том, что это так, сомнения нет: бригады пожарных лагерей направляются на все низовые пожары, на которые отправляют LACFD, говорит капитан Кит Мора. В 2014 году их количество достигло 453. Даже в отсутствие пожаров, которые необходимо локализовать, женщины пять дней в неделю занимаются напряжённым физическим трудом в различных природоохранных проектах.

Реклама

Все женщины, с которыми я говорила, как отобранные CDCR, так и те, к которым я подошла сама, максимально энергично выражают свою благодарность за пребывание в пожарном лагере. Более того, почти полдюжины женщин заявляют, что планируют продолжить работу после условно-досрочного освобождения. (Одно должностное лицо LACFD говорит мне, что это может быть сложнее, чем рассчитывают заключённые, поскольку многие противопожарные организации ни под каким видом не нанимают людей, осуждённых за тяжкое преступление. Тем не менее, некоторые заключённые и сотрудники CDCR до сих пор контактируют с женщинами, освобождёнными условно-досрочно и впоследствии всё равно занявшимися тушением пожаров или природоохранной работой.) Женщины говорят о чувстве принадлежности к чему-то большему, чувстве принадлежности к команде, гордости за собственную компетентность и выдержку, чувстве преобразования посредством военизированной структуры и дисциплины в лагере.

Каждая женщина, с которой я говорю, описывает прохождение личного преобразования в той или иной степени, часто в контексте превращения в лучшую мать и лучший пример для подражания своим детям. «Когда я впервые отправилась в тюрьму, я была рохлей, – говорит Саманта Васкес. – Эта программа научила меня стараться и ценить то, ради чего я работаю». По её словам, после условно-досрочного освобождения она сосредоточится на дочери. «На меня смотрит этот маленький человечек. Она будет повторять всё, что я делаю, а не всё, что я говорю. Поэтому, если я покажу ей: «Ладно, маме сейчас пора на работу, так и надо», – она поймёт, что так и надо, надо ходить на работу, чтобы зарабатывать себе на жизнь».

Реклама

Алисия Гилберт

35-летняя Алисия Гилберт – миниатюрная блондинка и мать троих детей; она переполнена дружелюбной энергией. Она провела в «Малибу» уже два с половиной года, что делает её одной из долгожительниц лагеря, и работает пильщицей (или оператором бензопилы), занимая самую ответственную должность в бригаде. Её родные являются на свидания дважды в месяц, приезжая из округа Санта-Барбара. «Мои детишки думают, что это довольно круто, – говорит она о работе. – Во время их визитов сюда несколько раз звучала пожарная сигнализация, так что мне приходилось запрыгивать в автобус. Моей младшенькой три года, и она однажды попыталась забежать в автобус вместе с нами», – смеётся она. Перед принятием в лагерь Гилберт находилась в Калифорнийском учреждении для женщин в Короне – месте настолько мрачном, что она ни за что не позволяла наведываться туда детям. «Они знают только это место, и это хорошо».

В-третьих, в выигрыше государство, и здесь, по мнению некоторых сторонников реформы тюрем и тюремного труда, дело начинает, мягко говоря, пахнуть керосином. По подсчётам CDCR, пожарная программа экономит для Калифорнии по 80-100 миллионов долларов в год, трудоустраивая заключённых для борьбы с пожарами и выполнения другой природоохранной работы. (Генеральному прокурору Калифорнии Камале Харрис недавно пришлось принять определённые антикризисные меры после того, как её юристы заявили в суде, что освобождения заключённых, осуждённых за ненасильственные преступления, из федеральной тюрьмы слишком сильно ударит по резерву дешёвой рабочей силы, обеспечиваемому заключёнными.)

Реклама

«Это не просто рабский труд – это крайне опасный рабский труд», – утверждает Пол Райт, редактор Prison Legal News и генеральный директор Центра защиты прав человека. Со своей стороны, CDCR не отслеживает официально уровни травматизма среди заключённых пожарных лагерей, а группа сотрудников LAFCD говорят мне, что самая страшная из известных им травм имела место, когда мужчину-заключённого ударил по ноге катящийся камень размером примерно с шар для боулинга. Они сказали, что никогда не видели, чтобы кто-нибудь потерял жизнь или здоровье.

«Это яркий пример того, как тюремное рабство отрицательно сказывается на зарплатах тех, кто находится на свободе, – утверждает Райт. – Если бы заключённых не заставляли выполнять работу за те копейки, которые им платят, обычным людям платили бы по 15-20 долларов в час плюс соцпакет». Капитан пожарной команды LAFCD Майк Веласкес согласен с этим подсчётом и говорит, что обычная зарплата за аналогичную работу составила бы около 40 000 долларов в год.

На вопрос о том, видит ли он какой-то позитив в программе пожарных лагерей, Райт резко отвечает: «Не уверен, что когда-нибудь знал человека, который видел бы что-то позитивное в финансовой эксплуатации людей. Это всё равно что сказать, что рабство обучило афроамериканцев трудовой этике».

Женщинам из «Малибу» знаком довод Райта, но их повседневная жизнь разворачивается в другой плоскости, нежели абстрактные идеи справедливости, какими простыми или неопровержимыми они бы ни были. 26-летняя Елена Супица – высокая, невероятно уравновешенная женщина с военной выправкой. «Это спорно, – говорит она. – Можно смотреть на это так – как на трудовую эксплуатацию. Но нужно смотреть на этот стакан так, как будто он наполовину полный, потому что до попадания сюда я была потерянной маленькой девочкой. Эта программа помогает нам стать полезными членами общества. Это прекрасно. Скорее, наоборот – следует открывать побольше таких лагерей». Супица задаётся вопросом о том, почему нет лагеря для несовершеннолетних девушек, только для парней – ей это представляется упущенной возможностью.

Елена Супица

CDCR обычно не отслеживает данные показателей рецидивной преступности по учреждениям или программам, так как это «слишком банальная мера», как выразился Билл Сесса. К этому за последние годы прибегли лишь в одном отчёте, и он указывает на то, что показатели рецидивной преступности среди лиц, условно-досрочно освобождённых из лагеря, как мужчин, так и женщин, ниже, чем почти в любой другой программе – 52 процента по сравнению с примерно 63 процентами среди общего контингента заключённых. Гудман, социолог, отметил удивление, вызываемое тем, сколь «поразительно безразличен» CDCR к сравнению показателей рецидивной преступности среди условно-досрочно освобождённых заключённых пожарных лагерей и представителей общего контингента заключённых. Внимание сосредоточено не на рецидивной преступности как на показателе успеха, как это обычно бывает у CDCR, утверждает Гудман, а на чём-то менее материальном: «[Заключённые, сотрудники и администраторы] рассматривают лагерную программу как двигатель перемен для лиц, склонных заниматься самопреобразованием. Таким образом, внимание прежде всего сосредоточено на моральном, а не статистическом исправлении».

Это указывает на странное напряжение в центре проекта пожарных лагерей в целом. Для отдельного заключённого пожарный лагерь – желанное место по понятным причинам: из-за уважения, более высоких заработков, относительной независимости, лучшей пищи, доступа к посетителям. На уровне личных историй, на индивидуальном уровне пожарный лагерь может изменить жизнь. Но что подразумевает восхваление любой части такого проблемного режима, как калифорнийская тюремная система, та, в чьём имени используется слово «реабилитационный», но которая даёт возможность принять участие в лагере лишь примерно 3 процентам заключённых?

В частности, для женщин-заключённых есть ещё один проблемный слой. Во время моего визита несколько заключённых и даже один сотрудник LACFD в «Малибу» сухо упоминают о женщинах, которые отбывают здесь срок наказания, не будучи виновны в каком-либо преступлении. «Мы все здесь по какой-то причине, даже если, возможно, и не совершили преступление», – как выражается Елена Супица. Она говорит о женщинах, осуждённых по обвинениям в соучастии из-за того, что они жили с мужьями или парнями, участвовавшими в сбыте наркотиков, или как-нибудь иначе «попали в сеть» огульной, драконовской политики в области наркотиков. Была ли этим женщинам предоставлена возможность взять себя в руки и начать с нуля, либо стали ли они рабынями государства из-за ряда неудачных выборов, зависит от того кому вы адресуете этот вопрос.

_Следите за сообщениями Лорен Ли Уайт на Twitter._