Беседа о какао и детском труде с бывшим исполнительным директором Nestle

При встрече с недавно ушедшим в отставку исполнительным директором Nestle, Хосе Лопесом, на цокольном этаже гостиницы в центральном Лондоне, наш разговор начался по-боевому.

«Человек, который читает ваши новости, не понимает ситуации», говорит он, когда я спрашиваю об использовании детского труда на фермах какао в Кот-д'Ивуаре, которые поставляют компании какао-бобы. «Вы явно слишком всё упрощаете».

Лопесу после того, как он взялся за эту работу в 2009 году, удалось превратить Nestle из организации, осуждаемой за нарушения прав человека и международные скандалы, в организацию с завидной репутацией благодаря устойчивости и социальной ответственности. В 2013 году KPMG внесла компанию в десятку лучших предприятий мира в области корпоративной социальной ответственности.

Однако проблемы никуда не деваются. Несмотря на открытие цепочки поставок компании экспертам из Ассоциации справедливого труда (FLA) три года назад, осенью прошлого года выяснилось, что на поставщиков Nestle в Кот-д'Ивуаре работают примерно 56 человек младше 18 лет, 27 из которых нет и 15.

Затем последовали заявления из недавнего расследования «Wall Street Journal», которое заявляет о неприемлемом обращении с трудовыми мигрантами на малазийских плантациях пальмового масла, которые также являются поставщиками компании.

Также против Nestle в США возбуждены два иска. Первый, поданный в 2015 году, утверждает, что рыба в производимом компанией корме для домашних любимцев Purina поставляется с кораблей в Таиланде, на которых используется рабский труд. Второй, инициированный ещё в 2001 году, утверждает, что в Кот-д'Ивуар вывозили детей для работы в качестве рабов на используемых компанией фермах какао.

Nestle настаивает на том, что «в её цепочках поставок нет места принудительному труду», но компания, к несчастью, имеет обыкновение привлекать заголовки отрицательного содержания.

Так куда же это приводит Лопеса, человека, пользующегося фразами вроде «устойчивое развитие» и «общая стоимость» как знаками препинания? Являются ли все эти разговоры об улучшении имиджа Nestle пустой болтовнёй?

«Скажите мне, вы бывали в Африке?», спрашивает он, переосмысливая мой вопрос о детском труде.

Я говорю ему, что не бывал.

«Вот именно», улыбается он. Он одет в костюм в тонкую полоску, в дизайнерских очках и с тщательно зачёсанными назад редеющими седыми волосами. Останавливается. «Вы там не бывали, и вы не знаете ситуации».

В случае с иском 2001 года, который, по словам юристов, тормозили годами благодаря применению Nestle и другими ответчиками защитных тактик, он так же снисходителен.

«Когда это было? В 2001? Как будто мир с тех пор не изменился», говорит он.

Но что насчёт задержек? Или того, каким образом Петер Брабек-Летмате, генеральный директор компании, поступил в связи с теми заявлениями в начале 2000-х, предположив, что дела обстояли бы хуже, если бы Nestle ничего не покупала?

«Тогда я не был исполнительным директором», объясняет Лопес. «В то время моя занятость не позволяла мне думать об этом. Но когда я вступил в свою должность, я был решительно настроен поменять многое».

Затем он выплёскивает свой гнев на меня.

«Я работал со Всемирным фондом какао, с FLA, с бесчисленными негосударственными организациями и журналистами, а вы приходите сюда и говорите о 2001 годе?», говорит он, воздев руки в притворном раздражении. «Что ж, хорошо, хорошо».

В течение всей нашей дискуссии ни разу не возникает чувство того, что Лопес по-настоящему раздосадован. Это игра. Журналист из либерального издания против большой шишки из корпорации. Он часто берёт на себя роль педагога, рассказывая мне об Африке, модели ведения бизнеса Nestle и «устойчивом развитии» (его любимая фраза). Вместе с тем, он всё время пытается управлять разговором.

Он рассказывает мне, что Nestle ещё в 2009 году вложила 110 миллионов долларов в основание CocoaPlan, проект, предназначенный для улучшения жизни фермеров-производителей какао в Западной Африке и снижения частоты использования детского труда. Он расхваливает свою компанию за то, что она пригласила инспекторов FLA для картографирования цепочки поставок Nestle и предоставления ежегодной отчётности по случаям детского труда.

«Позвольте мне высказаться начистоту», говорит он в какой-то момент. «На мой взгляд, и это, возможно, философская точка зрения, но хозяйственная деятельность не обязательно вредит сообществам. Мы можем вносить реальный положительный вклад в развитие общества».

Несколько мгновений спустя он приказывает мне отключить диктофон. Я выполняю приказ, и он пускается в речь о том, как он рос на юге Испании, и о трудностях, которые пришлось перенести его отцу как сезонному фабричному рабочему, который переехал в Швейцарию вместе с остальными членами семьи во времена юности Лопеса. Нет нужды скрывать это от печати – разве что для того, чтобы проиллюстрировать динамику нашего разговора.

То, что может рассказать Лопес, впечатляет. Будучи потомственным представителем рабочего класса, он изучал машиностроение в Женеве, а затем, в 1979 году, попал в Nestle в качестве инженера-проектировщика. То, что его семья во времена его юности часто переезжала, подготовило его к карьере, во время которой он занимал руководящие должности в компании в Японии, Малайзии и Австралии. Сегодня он работает по 70-80 часов в неделю; определённую часть этого времени занимают международные перелёты, которые он совершает ради визитов в разные уголки огромной империи компании. Согласно его подсчётам, помимо 200 000 человек, непосредственно подотчётных ему, его работа касается 25 миллионов человек по всему миру, 10 процентов из которых испытывают непосредственное её воздействие.

Nestle огромна, и проблема, возможно, отчасти заключается именно в этом. Как можно отслеживать условия труда в беднейших уголках мира, когда ваша работа непосредственно влияет на население половины Уэльса? «Я не могу закупить весь какао по мешку за раз. Нужно дать собрать его урожай, привезти его в порт и отправить в Европу, Америку или ещё куда-то», рассказывает Лопес во время обсуждения ферм какао.

Среди серьёзных проблем, обнаруженных инспекторами FLA на фермах какао в Кот-д'Ивуаре, были неосведомлённость о кодексе корпоративной этики Nestle и то, что многие несовершеннолетние работники не имеют свидетельств о рождении, что в сочетании с отсутствием систем подтверждения возраста на плантациях означает, что несовершеннолетние работники могут ускользать из поля зрения.

«Если у детишек нет свидетельств о рождении, дела обстоят ещё сложнее. Это должно быть первоочередной задачей. Повышение оплаты труда не создаёт сертификатов о рождении», говорит он. «В Кот-д'Ивуаре, стране с 23-миллионным населением, мы можем сделать немного. Но благодаря нашим усилиям у нас есть международная инициатива в области какао, занимающаяся контролем и восстановительными мероприятиями».

Когда я озвучиваю мысль о том, чтобы просто платить рабочим больше денег или не покупать ничего у поставщиков, использующих детский труд, он отвечает: «Что бы с ними случилось, если бы мы перестали у них покупать? Какова была бы их жизнь? Они попали бы в руки чёрного рынка. Людей, которые будут платить им деньги, понятия не имея о том, что такое справедливая цена».

Лопес ушел со своей роли в Nestle в конце октября и взял на себя целый ряд ролей, среди которых должность в Кембриджском институте лидерства в области устойчивого развития (подразделении Кембриджского университета). Он также станет проводить больше времени с детьми и Франсиской, своей женой, с которой он состоит в браке уже 36 лет. «Не люблю говорить о наследии», заявляет он в ответ на мой вопрос о том, чем бы он хотел запомниться всем. «Но я сделал всё, что от меня зависело».

Следите за сообщениями Джо Сэндлера-Кларка на Twitter.