Мы пообщались с квир-кинематографисткой, которая занималась женским рестлингом до «Блеска».

«Коронный приём» – один из тех фильмов, которые напоминают нам, что истории о квирах всё-таки лучше всего давать рассказывать квир-кинематографистам и то же самое касается историй людей из диаспор. Сценаристка и звезда фильма Фавзия Мирза рассказывает обманчиво прямолинейную любовную историю взросления. Обманчивую тем, что каждая маленькая деталь доносит очень много о разнообразных пересекающихся идентичностях каждого персонажа.

Премьера «Коронного приёма» состоялась на South by Southwest в этом году, где его выбрала платформа Amazon Video Direct. Прежде чем фильм станет доступным для онлайн-просмотра, его покажут на Ванкуверском фестивале квир-кино в августе. В нём Мирза играет Зайнаб, американку пакистанского происхождения и лесбиянку, живущую с недавно овдовевшей матерью. Она начинает встречаться с американкой мексиканского происхождения Альмой (Сари Санчес), владеющей книжным магазином, после встречи в баре. Параллельно Зайнаб учится рестлингу у профессионала, у которого перед ней должок. Рестлинг, по-видимому, даёт ей возможность выпустить пар в связи со сложными взаимоотношениями. Сближаясь, Зайнаб и Альма осознают, насколько по-разному они выражают свою квирность: Зайнаб не рассказывает о своей ориентации матери, которая до сих пор ждёт, что та выйдет замуж. У Альмы же гораздо более открытые отношения с матерью, которая и сама является бывшей рестлершей. Это столкновение позволяет фильму исследовать пересекающиеся идентичности каждой женщины, не осуждая ни одну из героинь.

Среди отличных способов, которыми фильм показывает разные, но пересекающиеся идентичности Зайнаб и Альмы, и использование языка. Зайнаб в большинстве своих взаимодействий говорит по-английски, но они с матерью дома периодически переключаются с английского на урду и обратно. Аналогичным образом мексиканская семья Альмы переключается между английским и испанским. Эта деталь задела за живое даже меня, белого канадца. Я из семьи с франкофонной матерью из Квебека и англоговорящим отцом из Америки, и тонкие, но постоянные переходы с одного языка на другой – либо спокойные посреди предложения, либо чтобы подчеркнуть что-то ещё сильнее – показались мне идеальными.

Не так давно я поболтал с Фавзией Мирзой по телефону о том, как появился «Коронный приём». Она как раз вернулась домой, в Чикаго, после показа фильма на лос-анджелесском Outfest, где он получил Премию большого жюри США. Мирза более всего известна своим комедийным творчеством и своими оригинальными персонажами, к примеру, Кэм Кардашян (гомосексуальной сестрой Кардашян, от которой отказались родные) и мусульманкой из семьи Трампов (внебрачной дочерью Дональда Аишей). Также она сыграла большую роль в веб-сериале 2015 года Her Story («Её история»), повествующем о личной жизни квир- и трансгендерных женщин.

VICE: Откуда взялась идея «Коронного приёма»?

Фавзия Мирза: Показанные в фильме отношения между пакистанкой и мексиканкой вдохновлены моими реальными отношениями с бывшей девушкой, которая была мексиканкой – то есть она и сейчас мексиканка. Она не потеряла свою этническую принадлежность, когда мы разошлись. Встречаясь, мы обнаружили, что у этих на первый взгляд разных сообществ людей, пакистанцев и мексиканцев, на самом деле очень много общего. Будь то личности наших матерей и то, как они путаются в разговорных выражениях, то уважение, которое есть у нас в семьях, наша культура, некоторые из наших традиций или наша одержимость манго и кориандром.

А почему рестлинг?

Я выступала на ночном комедийном ток-шоу в Чикаго, а среди других гостей шоу была бывшая рестлерша WWE по имени Лайза Мари Варон, и Лайза показывала на ведущем ток-шоу свой заключительный приём, или коронный приём. Она была такая сильная и такая крутая. Я задумалась, почему в женских историях и феминизме эти рестлерши не представлены. А если бы была рестлерша-пакистанка, то можно было бы добавить ещё один слой неожиданной связи, в то время как в роду у этой мексиканки уже занимались луча либре.

Я как раз недавно посмотрел «Блеск» от Netflix. Что, на ваш взгляд, такого в женском рестлинге, что привлекает людей в данный момент?

Очень забавно, что я сильно хотела сделать из «Коронного приёма» телесериал, а затем все начали говорить о «Блеске», и снимает его Дженджи Коэн, и я думаю: «Чёрт! Чёрт!»

Я думала о таких нетрадиционных пространствах и очень квирных пространствах, в которых начала вращаться в Чикаго. В итоге волей-неволей приходится создавать и находить пространства, в которых чувствуешь себя в безопасности сам или чувствует себя в безопасности твоё сообщество. Речь может идти о бурлеск-шоу, шоу трансвеститов, женском армрестлинге, танцевальных вечеринках или концертах, заточенных под создание глубоко инклюзивной культуры. Это, собственно, показалось весьма естественным, когда я встретила эту рестлершу: почему бы и не быть подпольной рестлерской тусовке, полностью состоящей из женщин, очень квирной, вдохновлённой лесбийством и мощной, создавшей придающее сил феминистское пространство?

Очень интересно возвращаться к документалкам и шоу и пытаться заново их проанализировать, устроить разбор этого дела и увидеть множество существующих внутри проблем, а затем попытаться их переформатировать и переприсвоить. На мой взгляд, такое очень часто случается с рестлингом и множеством других пространств. Мне бы очень хотелось снять феминистскую, лесбийскую «Полицию Майами» с полностью женским составом.

Я бы точно это посмотрел!

Конечно, я бы сыграла там главную роль, понимаете, куда я клоню?

Как вы сочетаете эти более масштабные идеи с более автобиографичными элементами фильма?

Смешать мир рестлинга с мусульманским миром значило бы совместить эти группы, а тогда в голову приходит: «Это бессмысленно. Мусульмане – это… ну, не знаю. Мексиканцы – это… ну, не знаю. Женщины – это… ну, не знаю. Лесбиянки – это… ну, не знаю». Это способ игры с этими формулами, которые, на наш взгляд, возможны в одном пространстве, в одном сообществе или в одном мире. Как правило, когда видишь мусульманок, их кто-то пытается спасти, их убивают, пытают у нас на глазах или же они являются агрессоршами или террористками. Казалось очень важным, чтобы это было как можно более обычно и узнаваемо. Поскольку в данный момент разыгрывается предостаточно других историй. Это была не моя работа.

Трудно ли было отдать это на откуп другому режиссёру? По-видимому, у вас было чёткое представление о том, что вы делаете с этим сценарием.

Я знала творчество [режиссёра «Коронного приёма»] Дженнифер Ридер ещё до встречи с ней. Она снимает такие очень авторские, жёсткие истории о взрослении юных девушек, которые иногда слегка попахивают Дэвидом Линчем, чуть более кровавые и красивые. Она отлично передаёт этот феминистский женский опыт. Я не думаю, что мы взрослеем лишь в 13 лет, потому что со мной однозначно было не так. Однажды взросление произошло тогда, но я, наверное, повзрослею ещё раза три. Так я надеюсь продвигаться, развиваться и расти дальше. Так что её способность работать с подобными историями очень мощна.

Не могли бы вы рассказать мне об использовании языка в фильме?

Когда я думаю о том, почему начала что-то создавать, я понимаю: это произошло, потому что я не видела репрезентации своих идентичностей. А язык – это всё. Я выросла в доме, где моя мама придерживалась позиции «надо говорить на урду», и я всегда либо говорила на урду, либо сочетала языки. Говорение на множестве разных языков – это словно саундтрек нашей жизни. И не только моей жизни, но и великого множества людей, которых я знаю. Так что без этого вышло бы как бы неаутентично, и это, как я знаю, совершенно не популярный приём в западной романтической комедии, но так просто казалось реалистичнее. Это ещё один способ показать сходство между сообществами людей.

Мне было бы любопытно услышать, как вы говорите о матери Зайнаб. Кажется, она изображена с невероятным сочувствием её точке зрения.

Да, мать Зайнаб играет легенда индийского кино, Шабана Азми. В последний раз она играла в фильме, где женщины любят женщин, 20 лет назад, и это был канадский фильм «Огонь», где она сыграла женщину, влюблённую в другую женщину. Она – блестящая актриса, и действительно, когда я задумалась, кто сыграет эту роль, никого, кроме неё, не было.

Это как бы возвращение к показу мусульманки как реального человека, а не существа, которое нужно спасти или которое угнетают. Люди могут смотреть на меня, сравнивая меня с моей матерью. Я ношу джинсы с «молниями» на коленях, футболки с дырками, очень много денима, и у меня короткие волосы. Моя мать каждый день ходит в шальвар камизах и хиджабах. Однако на самом деле мы ничем друг от друга не отличаемся. Я такая, какая есть, именно благодаря ей. Мой дух или моя мощь, моя сила, даже моя улыбка – всё это от неё. Мне кажется, помимо прочего, что мы делаем в фильме, радикальна также нормализация людей.

Существует множество примеров квир-репрезентации в исполнении не-квир-режиссёров, которые также, как правило, сильнее сосредотачиваются на этом столкновении.

Верно, и эти отношения, на мой взгляд, сложны. Независимо от того, состоите ли вы в гетеронормативных долгосрочных отношениях с двумя детьми и белым штакетником, отношения, жизнь и любовь – это сложно, и это, на мой взгляд, нормально. Здесь важнее добраться до точки некоей связи между матерью и дочерью, и, если честно, это, на мой взгляд, одна из самых главных вещей, с помощью которых мы можем изменить мир: эмпатия и связь между отдельными людьми.

Это интервью отредактировано из соображений длины и ясности.

Следите за сообщениями Фредерика Бличерта на Twitter.