Каково это – отправиться в другую страну на аборт

В апреле 2016 года дублинские активистки Грейс Дайас и Эмма Фрейзер создали NOT AT HOME, долговременную художественную кампанию, рассказывающую о путешествиях ирландок за границу ради доступа к абортам. Эта пара собрала анонимные онлайн-свидетельства женщин и пообщалась с медработниками, таксистами и другими людьми, ежедневно помогающими ирландкам добиваться абортов.

«Различия между обеими сторонами дискуссии по данному вопросу неуклонно углублялись, – объясняет Дайас. – С увеличением этого разрыва пространство, в котором можно было бы вдумчиво проговаривать жизненный опыт женщин становится всё меньше. Мы разработали NOT AT HOME как возможность для всех спокойно вернуть часть этого пространства тысячам женщин, совершавших эти поездки».

Фрейзер и Дайас считают, что слушать тех, кто лично сталкивался с законодательством Ирландии об абортах, крайне необходимо. «Мы считаем, что перед голосованием или окончательным принятием решения нам нужно понять, какова на самом деле наша ситуация сейчас, – говорит Фрейзер. – Мы надеемся дать людям немного времени и пространства, в котором можно слушать, сопереживать и рефлексировать».

Ниже приведены некоторые из свидетельств, полученных Фрейзер и Дайас от ирландок, которые вынужденно ездили за границу ради абортов. В рамках NOT AT HOME все опрошенные фигурируют под псевдонимами для защиты их личности.

«Мне в то время было 18, я училась в шестом классе средней школы и собиралась сдать экзамены на свидетельство об окончании школы [ирландские экзамены для выпускников старших школ]. Я узнала, что беременна. Я была слишком испугана, чтобы кому-то об этом рассказать. Я не знала, что делать. В то время я была со своим парнем. Он хотел оставить ребёнка и не хотел идти в университет. А со мной было наоборот. Я хотела в университет. У меня было множество планов, не совместимых с рождением ребёнка. Я не хотела быть одной из множества цифр в статистике или одной из множества матерей-подростков. Поэтому я отправилась в клинику Well Woman [медицинское учреждение для пациентов женского пола] вместе с лучшей подругой. Я знала, что нужно идти туда, потому что такое уже было со старшей девушкой, с которой я когда-то работала.

Мой парень был на два года старше меня, у него в то время была хорошая работа. Я бы не смогла это себе позволить. Помнится, я подсчитала, что на проезд, проживание в гостинице и процедуру мне понадобится около 1000 евро [около 1197 долларов]. У моего парня был просрочен паспорт, поэтому нам пришлось плыть на лодке. Мне было очень страшно – я не знала, чего ожидать. Не думаю, что он осознавал серьёзность ситуации. Он вёл себя так, как будто мы отправлялись в отпуск.

Я живу со старшей сестрой, так как наши родители умерли. Моя мама всегда была про-чойс, и моя сестра тоже. Мы уже обсуждали такое. Теперь, вспоминая об этом, я не понимаю, почему не рассказала ей. Мы были очень близки, не знаю, почему я ничего не сказала. Она тогда тоже была беременна, но ситуация у неё была совершенно другая. Она была взрослой, у неё был собственный дом, и как у неё самой, так и у её нынешнего мужа была очень хорошая работа.

Когда я села и подумала, не оставить ли ребёнка, этот вариант просто не выдержал критики. Я ничего не могла предложить ребёнку, я сама ещё была ребёнком. Теперь, вспоминая о нашей поездке в Англию, я понимаю: [она] была абсолютно ужасна. Нам пришлось ехать на поезде из Уэльса до самого Манчестера. Я уже оказалась в ужасной ситуации, из которой очень хотела выйти. Поездка в Англию просто казалась ненужной.

Процедура, собственно говоря, оказалась легче всего. Страшнее всего было находиться в другой стране без чьей-либо поддержки в Ирландии. Хуже всего было возвращение. Так вышло, что во время той ужасной поездки назад я мучилась болью. Помнится, хуже всего были попытки поспать в лодке. Я чувствовала себя очень уязвимой. Всё это было бы менее жутко, будь у меня возможность сделать это в Ирландии».

«Я сделала аборт, когда мне было 18 лет. Я встречалась с парнем уже месяца два, у меня не начались месячные, и я сделала тест, а он оказался положительным. Помнится, у меня был шок, помню, как я обняла его, когда он заплакал, помню чувство оцепенения и при этом – уверенность в том, что я не могу завести ребёнка. Маме я не рассказывала, о чём теперь сожалею, потому что думаю, что она бы проявила заботу и повела себя хорошо. Но в то время мы всё ещё общались, как ребёнок подросткового возраста и родитель, и я не знала, как она отреагирует.

Мы пришли на предабортную консультацию в Дублине, и мне чётко запомнилось, как медсестра сказала мне, что не стоит обижаться на центр, когда всё это «образуется». Я была сильно напугана, а когда у меня спросили, по какой причине я хочу сделать аборт, я не поняла, что от меня хотят услышать, и побаивалась, что отвечу неправильно и мне в нём откажут. Мой тогдашний парень работал в Dunnes [ирландском розничном магазине], и он оплатил всё это вместе со стоимостью перелётов.

Мы остановились в одном хостеле в Лондоне, потому что не могли позволить себе больше ничего, и провели там две ночи. Несколько недель перед этим мне было очень плохо. Я просыпалась, меня тошнило, а затем мне приходилось выходить из поезда, после чего меня снова тошнило. А иногда меня ещё и тошнило посреди утра. Это было ужасно. Я не рассказывала об этом никому из друзей, в основном потому, что не знала, как они отреагируют, а ещё – потому что это стало бы реальнее, если бы я им рассказала.

Утром в день процедуры нам пришлось часа полтора ездить по Лондону, несмотря на час пик. Мне пару раз пришлось выйти из метро, чтобы поблевать, и это было ужасно. Помнится, когда мы наконец-то туда добрались, какой-то низенький старичок молился с чётками возле клиники, и я страшно рассердилась на него и на Ирландию, потому что мне пришлось так далеко ехать. Моего парня не пустили внутрь, ему пришлось сидеть снаружи в небольшой панельной приёмной.

Зайдя туда, я села рядом с девушкой, которая всхлипывала. Мне хотелось что-нибудь ей сказать, но я не знала, что. По телевизору шло GMTV [утреннее телешоу]. Затем я вошла в кабинет, где мне пришлось засунуть ноги в стремена, а тем временем мне сделали обезболивание с сохранением сознания. Ирландкам не разрешают пить таблетки, так что оставался только вариант с операцией».

«Я родом из сельской местности, где терпимости к обесчещенным девушкам было мало. Мать неоднократно предупреждала меня: если я забеременею в юности, то смогу рассчитывать только на себя. «В наше время оправданий этому нет», – сказала она. Во мне все чувства перевешивал страх, что родители об этом узнают. Я знала, что это их убьёт. Я решила, что прерву беременность. Это был единственный способ выбраться из этого так, чтобы родители не узнали. Это был единственный способ вернуть мою жизнь в нормальное русло.

Я оказалась в системе, едва отправившись к врачу. Мне назначили обследование. Мне сказали как можно скорее начать принимать фолиевую кислоту для ребёнка. Все остальные женщины в больничной приёмной были взрослыми. Они выглядели очень спокойными, читали журналы или развлекали своих маленьких детей. Для них это был обычный регулярный приём перед закупкой продуктов. Я была в ужасе, но старалась изобразить такое же выражение лица – выражение лица, говорившее, что у меня тоже запланированная беременность, что я не статистика и не нуждаюсь в их жалости и осуждении.

Я увидела женщину, которая когда-то дружила с моими родителями. Я заметила, что она тоже беременна. Скорее всего, она пришла на обследование. Я спряталась в коридоре. Врач обследовал мой живот и сказал мне, что мой срок – девять недель. Он начал рассказывать мне о графике и сообщил, когда у меня будет следующее обследование. Слушать мне было трудно, потому что я пыталась найти нужный момент и нужные слова. Затем я сказала ему, что планирую прервать беременность. Я сказала «прервать» вместо «аборт», потому что думала, будто это звучит более взросло, более взвешенно и не так пошло.

Он оторвался от своего занятия. Он посмотрел на меня, какую-то секунду ничего не говорил, а затем отвернулся и, сняв резиновые перчатки, сказал: «Я не могу это с вами обсуждать». Я кое-как подняла своё отвратительное, грязное тело с медицинского кресла и на всех парах вышла из кабинета. А он остался там осуждать меня.

Смартфонов тогда не было, поэтому я нашла клинику в Лондоне с нашего домашнего компьютера и написала туда по электронке. Процедура должна была обойтись в 600 евро (178 долларов) плюс стоимость перелётов и жилья. У меня таких денег не было. У меня была летняя подработка официанткой и не было сбережений. У моего безработного парня, который был старше меня, их тоже не было. Более того, у него были долги. Да и с чему бы ему вкладываться в это, если он с такой страстью выступал против?

Поэтому я начала копить. Я чувствовала себя так, как будто внутри меня растёт тикающая бомба с часовым механизмом. Фартук, в котором я ходила на работе, становился всё теснее, а я слабела. Чем дольше я копила деньги, тем больше росла. Сайт клиники предупреждал, что после определённого срока процедура становится более сложной и менее легальной. Я уже пропустила один или два таких момента. Я одолжила денег у ростовщика, услугами которого воспользовалась мать моего парня. Я притворилась, будто беру деньги на машину».

«Когда мне было под 30, я забеременела после небольшой интрижки без обязательств с приятелем. Мне повезло: те немногие мои друзья и родные, которым я об этом рассказала, невероятно меня поддержали и готовы были уважать любой мой выбор. В особенности мне запомнилось, как мой отец сказал, что не чувствует себя в праве что-то сказать, так как никогда не окажется в моём положении. Я на неделю уехала в деревню вместе с матерью, чтобы без спешки решить, что мне делать.

Момент, когда я об этом узнала, казался кошмарным, и мне немедленно захотелось прервать беременность. Однако я всегда взвешивала все варианты и старалась принимать важные решения не сразу. Это было самым сложным решением в моей жизни, и оно остаётся таковым до сих пор. В этом для меня нет ничего обыденного или простого. Я всегда была про-чойс и считала, что все, кто придерживается других взглядов, – злобные религиозные фанатики. Я не обращала на них внимания, считая сумасшедшими. Но когда я оказалась в этой ситуации, вопрос для меня очень сильно усложнился. Это был человеческий и личный вопрос, а не что-то политическое или религиозное. Однако, поскольку я выросла и жила в стране, в которой аборты нелегальны, мне было в десять раз сложнее понять, что для меня правильно.

Я пошла дальше, отправилась в Ливерпуль [и] прервала беременность. Было гораздо больнее, а сил ушло гораздо больше, чем все говорят. К счастью, я смогла пожить там ещё одну ночь, чтобы восстановиться, хотя у меня где-то неделю было сильное кровотечение и боль. Я была уверена, что сделала правильный выбор. Я всё-таки скорбела о потере того, что могло бы быть, и помню, как консультант в Ирландии сказал, что мне стоит постараться вспоминать об этом без сожаления, а спрогнозировать такие вещи очень трудно. И я подумала, что сожалений не испытываю. Думаю так до сих пор».

«Это случилось семь лет назад. Я проснулась и просто поняла. Я сделала тест – и оказалась права. Это была просто интрижка. Я не хотела ребёнка. Я была уверена на 100 процентов. Я смотрела на это как на поход к стоматологу: это нужно просто сделать.

Я плакала, паниковала и думала, где мне только раздобыть деньги. Я со всем разобралась – нашла клинику в Лидсе (перелёта дешевле, чем туда, я найти не смогла). В самолёте была девушка лет 16 со своим парнем. Я подумала: «Она делает то же, что и я?»

В клинику я поехала на такси. Таксист дал мне конфет и сказал, что будет за меня молиться. Он был милым или странным? Я не поняла. Я приехала, у меня была запись на прерывание. Туда, сюда, и всё закончилось. Но в аэропорту я выпила чашечку чая, поэтому я не могла принять обезболивающее: мне нужно было находиться в полном сознании. И я была в Лидсе. Я не могла никуда поехать, не могла вернуться или подождать ещё день. Я часто думала о том чае»

Эта статья первоначально появилась на VICE US.