Мой отец растлевал детей, и я отправил его за решётку

Все иллюстрации Джо Фронтела

«Я хочу, чтобы это осталось в тайне», - сказала она.

На дворе 25 апреля 2012 года. Стояла солнечная погода и я обедал со своей сестрой на открытой террасе кафе. Она говорит мне, что наш отец растлевает моих четырёх младших сестёр прямо у меня под носом в течение последних 20 лет. Она не собиралась делиться этим со мной до самой смерти отца, чтобы избежать позора нашей семьи. Но, так как он недавно унаследовал большую сумму денег, и сразу же попросил мою маму дать ему развод, он требовал чтобы наша младшая сестра – тогда ей было 16 лет – осталась на его попечении. Моя сестра сказала, что хочет, чтобы я поработал за кулисами, для того чтобы оставить нашу младшую сестру у матери, и, прежде всего, чтобы я никому не рассказывал о том, что происходит.

Я не мог поверить услышанному. Мне никогда не приходило в голову, что мой благочестивый, преданный отец был способен развратить своих собственных детей. И всё же, в тот момент, я точно знал, что я должен был сделать. Если мой отец насиловал своих дочерей, мой отец должен уйти. Я не собирался сохранять это всё в тайне.

В тот вечер я позвонил в Службу защиты детей, чтобы выяснить, что делать. Они попросили меня поговорить с матерью, до того как вызывать полицию. Я позвонил ей в ту ночь, и попросил её приехать. Пока я ждал её приезда, я чувствовал, как мною овладевал гневный древний демон. Как только она зашла, я спросил её, в курсе ли она происходящего. Она смотрела в пол. «Да», – тихо сказала она. – Но я буду с со своим мужем. Мне его послал Бог».

Я сошёл с катушек. Я так орал на неё, что с моего рта вылетала слюна. Мое лицо исказилось от ярости и отчаяния. Она просто смотрела в землю, ничего не говоря, с закрытым ртом. Я навис над ней, ругая, обвиняя и допрашивая. Как она могла позволить этому случиться с её собственными дочерями? Я требовал.

Это продолжалось в течение нескольких часов, моя мать отказывалась менять свою позицию и идти мне на встречу. Наконец-то, я слишком устал продолжать это дальше. Я отпустил её, твёрдо пообещав не остановится ни перед чем, чтобы увидеть, как мой отец сядет в тюрьму за то, что он сделал. Она быстро вышла, не проронив ни слова. Дверь захлопнулась за ней.

Через пятнадцать минут, я услышал стук в мою дверь. Это была моя мать.

«Твой отец во всем признался. Мне нужно, чтобы ты пошёл со мной в полицейский участок, чтобы написать заявление. Я не хочу, делать этого по телефону», – сказала она, наконец.

Я до сих пор вспоминаю свою маму, облокотившуюся на свою машину на стоянке возле полицейского участка. Сотрудник полиции спокойно принимает отчет. К тому времени, когда мы вернулись в квартиру моих родителей, там уже роились с десяток полицейских, с тактическим знаками отличия на форме.

Они не арестовали его в ту ночь, но они заставили его покинуть квартиру. Несколько недель спустя, он бежал из США с $20,000, снятых с совместного сберегательного счета моих родителей. Позже на День отца он присылал моим сестрам письма, обвиняя мою мать в отсутствии интереса к сексу в качестве причины его домоганий.

Казалось, он начинает новую жизнь, с новым профилем в LinkedIn и постами в Facebook о своих приключениях в его новой стране. Мы беспомощно наблюдали, как наш ликующий отец красовался его побегом от правосудия. Но в конце концов он вернулся в США.

Мои родители были глубоко религиозными. Они вели благочестивый образ жизни и строгого соблюдали Библию. Мои сестры и я получили домашнее образование и росли в бедности на ферме в сельской местности в штате Кентукки. Ни одна церковь не была достаточно консервативна для моих родителей, так что церковные службы велись у нас дома и в них участвовали мы и некоторое другие знакомые родителей, которые были недовольны современной церковью. Почти всё наше время мы проводили у себя дома. Хобби за пределами дома и общения с другими людьми не существовало.

Мой отец был эмоционально отстраненным и мог применять силу, но я любил его. Я вырос в изоляции и мне не хватало физического контакта, потому я завидовал своим сёстрам, которые не слазили с колен отца, и которые, казалось, получали много объятий и ласки. Я знал, что каждый раз, когда отец обнимался с сестрами, как правило, за кухонным столом или поздно ночью, во время игр на приставке, его руки всегда были в их штанах. Ночью, после того, как моя мама, и я шли спать, он позволял себе вещи и похуже. Позже я понял, что я был свидетелем того, как каждый день в течение 20 лет мои сестры подвергаются сексуальному насилию на моих глазах.

Пока он находился в тюрьме в ожидании суда, казалось, что он уверен в том, что сможет выйти сухим из воды. Он подал заявление о своей невиновности и потратил свои последние деньги на дорого адвоката. Я боялся, что его в самом деле могут выпустить. Если бы так случилось, первое, что он бы сделал на свободе, это купил бы оружие и убил бы меня пока я сплю.

Мое психическое здоровье развалилось. Каждую ночь меня мучал возвращающийся кошмар: я преследовал отца в огромном лабиринте (иногда в виде огромного дома, полного бесконечных комнат и прихожих, иногда в виде промышленного комплекса, а иногда в виде кривомощеных улиц восточноевропейского города). Он бежал впереди меня, на расстоянии вытянутой руки. Иногда он падет на живот и ускользает в вентиляционное отверстие или щель, а затем выскакивает на меня с вытянутыми руками, тянущимися к моей шеи, чтобы задушить. Я часто просыпался от этих снов и сдерживал крик.

У меня регулярно случались приступы паники и видения настолько сильные, что я терял сознание, едва успевая запомнить, что предшествовало им. Триггеры были непредсказуемы. Иногда сцена охотников на оленей или сельской жизни в кино отправляли меня в оцепенение. Я не мог пошевелиться, был не в силах говорить, почти не мог дышать. Мир вокруг меня исчезал, сменяясь галлюцинациями из жизни на ферме с моим отцом. Иногда я просыпался посреди ночи, хватая ртом воздух. Я испытывал приступы тревоги, а мысли о самоубийстве преследовали меня на ежедневной основе.

Мои отношения с моей женой и семьей резко ухудшились. Моя мать в оцепенении отдала свою младшую дочь на попечение государства, пытаясь найти работу, чтобы заменить доход, который ранее обеспечивал отец. Отношения с моими сестрами стали напряжёнными. Единственная любовь, которую они когда-либо знали, сломана, поскольку она исходила от человека, которого я забрал у них. Они пытались пройти через это вместе, но отказывались принимать терапию или какую-либо другую помощь, выбирая стоически терпеть боль. Они всё валили на меня, наверное потому, что я был лёгкой мишенью. Они обвинили меня в том, что я эмоционально токсичен и психически неуравновешен.

После года попыток удержать свою семью вместе, я не мог больше этого выносить. Я должен был уйти. Я получил новую работу и переехал в Сиэтл. Через пару месяцев после этого, моя жена, с которой мы прожили семь лет, завязала роман, и потом сообщила мне о своём уходе. Мы подали на развод. Она переехала к своим родителями в Тампу, штат Флорида, на четыре месяца, оставив меня в покое в новом городе. К этому времени, моя семья, в целом, полностью прекратила со мной общение.

За это время я потерял свою веру, опустившись к холодному атеизму. В течение года я одержимо изучал науку, читая книги Ричарда Докинза и Карла Саган. Я посмотрел все эпизоды сериалов Нова и Космос, которые только смог найти. По правде говоря, я был на пути отказа от религии, но перешел черту и опустился в крайний нигилизм. Концентрация на атомах и молекулах и на нескончаемом количестве газа и пыли в космосе, как ничто другое, помогли мне пережить период моей жизни, когда мне казалось, что все мои знания – ложь. Не имея ничего и никого в качестве предмета для молитв, я становился всё более унылым.

Чтобы заглушить боль и подавить свои кошмары, я обратился к сексу, наркотикам, и тяжёлому металлу. Я слушал Nine Inch Nails на полную мощность в своей машине, катаясь по просёлочным дорогам западного Вашингтона. Марихуана, алкоголь, МДМА, и волшебные грибы помогли мне по крайней мере отогнать худшие кошмары, и дали мне мимолётное ощущение счастья и спокойствия. Я даже похоронил себя в работе – всё что угодно, чтобы отвлечься. Я был потным, перегруженным работой и нервным беспорядком. Я быстро набрал вес и потерял сон, и принимал всё, что могло заполнить мою рваную дыру внутри.

Прошло два года. К началу слушаний по делу моего отца, моё психическое здоровье только ухудшилось. Утром 4 сентября 2014 года мне позвонил прокурор округа. Разговор был коротким. Она сказала мне, что мой отец признал себя виновным по всем пунктам обвинения и получил наказание в виде лишения свободы на 160 месяцев. Я рыдал всё утро, чувствуя каждое чувство, которое только можно почувствовать. Я был единственным членом моей семьи, который свидетельствовал против отца на слушании дела в конце того месяца. Я ничего не утаил в своём свидетельстве против него. Я надеялся, что судья даст ему максимально возможный срок. Она так и сделала.

Мой отец в настоящее время отбывает срок в колонии Койот Ридж в восточной части штата Вашингтон. Я не разговаривал с ним с той ночи, когда позвонил в полицию.

Отношения между отцами и сыновьями являются сложными даже при самых идеальных условиях. Миллионы лет эволюции сформировали инстинкт, который заставляет сыновей учиться у своих отцов, для того, чтобы стать похожими на них, но и чтобы восставать против них, чтобы быть разными, быть силой перемен в племени. Я разрезал бензопилой ткань общественного порядка, и я заплатил цену. Каким бы плохим человеком ни был мой отец, меня до сих пор гложет чувство вины за то, что я надолго запер человека, которого я любил и которым восхищался, в клетку, где его жизнь, как педофила, находится в постоянной опасности. Я знаю, что он заслуживает быть в том месте, где он оказался, и я знаю, что обществу будет более безопасно с ним за решеткой, но боль о том, что это я отправил его в тюрьму всё ещё сохраняется.

Со временем, однако, я, наконец, начал испытывать некоторое облегчение. Теперь у меня хороших дней больше, чем плохих. Впервые после моего развода я чувствую себя в безопасности наедине, без того чтобы заводить отношения ради того, чтобы просто чувствовать себя в безопасности.

Могу ли я простить своего отца? Заслуживает ли он прощение? Что он мог сказать мне или кому-либо еще, чтобы его простили за то, что он сделал? Иногда я хочу, отправится в длинную дорогу через пыльные шоссе восточной части штата Вашингтон, чтобы навестить его, чтобы просто посмотреть ему в глаза, чтобы увидеть его в тюремной робе, и как ему приказывает караульный. Но что я надеюсь получить от вида своего отца, сломанного старика, отбывшего всего лишь два года из своего срока?

Я думаю обо всех этих ночах на ферме в Кентукки, когда мой отец допоздна читал стихи из Библии, о том как кровь Иисуса смывает грехи. Если это и был признак нечистой совести, то только его мой отец и показывал.

Эта история была изменена для защиты личности некоторых участвующих сторон.