Жизнь голой фотомодели

Примерно месяц назад, я торчала на работе и на меня внезапно нахлынули воспоминания. В частности, одно из них было о моей бывшей подруге, когда-то давно жившей в гостиной квартиры, которую мы снимали пополам. Я вспомнила, что она была в некотором роде танцовщицей и постоянно делала всякие сексуальные движения телом, будто бы в шутку, но на самом деле пытаясь смутить меня. Меня всегда удивляло, как некоторые девчонки умеют направлять свои сексуальные флюиды, как будто лазерные лучи туда, куда хотят и когда хотят. Тогда я попросила мою новую подругу, известного художника и профессиональную сексбомбу, Молли Крабэппл, разобраться во всей этой путанице и вот что она написала. – Келли МакКлюр.

Иллюстрация Молли Крабэппл.

“Если ты путешествуешь, то ты нарываешься на изнасилование.”

Мы с З. сидели в кафе где-то около границы Сахары. Мы целых три недели слонялись по Марокко и к моему неудовольствию, З. все время ругал меня за то, что мой внешний вид провоцировал парней на улицах. Хотя я и была закутана с головы до пят, эти мерзавцы все равно свистели мне вслед.

“Этот мужик только что вышел из мечети, – сказал З. после того, как какой-то пожилой дядька просто оттрахал меня взглядом. – Он же должен думать о Боге!”

Пока мы с З. вытаскивали муравьев из мятного чая, невесть как туда попавших, к нам подсели две европейские туристки, по виду скандинавки. З. сказал мне, что их уж точно никогда не домогались.

«Мерлин Монро могла контролировать свою сексуальность. – сказал он – Ты же не можешь».

Моя сексуальность - это именно то, о чем я думала, когда лежала голышом на складе в Бронксе, окруженная вареными яйцами. Парень, фотографировавший меня, все время отрицал, что яйца – это его фетиш. После того, как съемка была закончена, он предложил мне взять их с собой и съесть потом. Тогда у меня было туго с деньгами, так что я согласилась.

Мне было 20. Я снималась голой уже почти два года. Тогда это было полулегальным, но весьма прибыльным занятием для девчонок вроде меня, не работавших с модельными агентствами. Слишком полные, низкие или некрасивые для того, чтобы работать моделью – все они позировали для фотографов-любителей. Мы называли их “парни с камерами”. Они платили по сто баксов в час.

Мы встречались с ними в отелях и позировали им, а потом рассказывали друг другу, кто клевый парень, а кто социопат. Каждая из нас понимала, что если кто-нибудь из них изнасилует ее, полиция будет сидеть, сложа руки. Я знала одну девушку, которая работала с бандажом. Фотограф угрожал убить ее, но потом позволил ей уйти. Когда она обратилась в полицию, они просто пожали плечами. В итоге тот парень все-таки убил модель.

Окруженная яйцами и софтбоксами, я делала все возможное, чтобы выделиться. Я хотела быстро заработать немного деньжат, вложить их в дело и свалить оттуда. Я была молода, и у меня не было ничего, что могло бы заинтересовать людей, кроме моей внешности, и нужно было выжать из этого по максимуму, чтобы получить более весомые аргументы.

Сиськи у меня выросли примерно лет в 11, и с тех пор парни постоянно ко мне пристают. Мои родители не из тех, кто не видит никаких промежуточных фаз между ранним половым созреванием и подростковым самопознанием, но бородатых хасидов, предлагавших мне 50 баксов за то, чтобы я им подрочила, это никак не беспокоило. Однажды на Брайтон Бич, 60-летний Родни Денгерфилд пригласил меня на свидание. Заметьте, мне было 14. Когда я ему отказала, он поправился: “Я имею в виду сексуальное свидание, малышка”, а когда я снова ему отказала, он пробурчал что-то в духе: “Ну и ладно, ты все равно страшненькая”.

На каждого парня, приглашавшего меня попить кофе или сходить в кино, находилась парочка извращенцев, трущихся около меня в подземке и тихим шепотом рассказывающих, как бы они “поработали язычком у меня в попке”.

Когда мужик домогается девушки, он оправдывает это ее вызывающим видом.

Фото: Юмна.

Красота женщины – это главная причина ее неуверенности в себе. Мы можем накрасить губы пятью разными блесками, но при этом будем думать, что мы жирные. Красота – это парадокс Зенона. Мы должны бесконечно стремиться к совершенной красоте, но боимся признаться себе, что мы уже достигли этого. Мы не можем принять это, и именно это приводит к парням, кричащим вслед: “Эй, ахуенные сиськи!”

Произнеся "Я красивая", не говоря уже о том, чтобы предъявить это, ты нарушаешь правила.

Моя соседка по комнате в школе искусств работала по вебке. Ну то есть, она раздевалась, трясла сиськами в камеру и затем трахала себя вибрирующим членом так, чтобы парень по ту сторону экрана мог ее видеть. Вскоре она стала получать более выгодные предложения. Я как-то встречалась с ее папиками за ужином в каком-то роскошном ресторане, но такой образ жизни не для меня. Да и филе миньон в таком компании не слишком вкусное.

Но ее зарплата внушает мне благоговейный ужас.

Я хотела быть художником, но все эти штуки – вебсайт или портфолио – стоят денег, а у меня их не было. И тогда я решила проверить себя, понять, смогу ли зарабатывать, показывая свое тело. И еще – что очень важно – я хотела быстрее расстаться с детством.

Так что я вывесила объявление на Крейглист.

В годы когда я была голой фотомоделью, активисты из отдела по борьбе с работорговлей закрыли на Крейглисте раздел с объявлениями для взрослых. В принципе, это ничего не изменило, но довольно бесило тружеников секс-индустрии. Объявления о виртуальном сексе и ношеных трусиках мигрировали в рубрику талантов, полностью вытеснив оттуда сообщения о поиске актеров для артхаусного кино.

Но до этого там был раздел для взрослых. Там я и зависала.

Я просмотрела дюжину объявлений – “Ищем раскрепощенных моделей для съемки эротики“ или ”Приглашаем девушек на высокооплачиваемую работу в службу эскорта” и все в таком духе - и наконец меня пригласили изображать живую статую на какой-то вечеринке. За то, что я постояла пару часов, выкрашенная в белый, как статуя Венеры, я получила 250 баксов наличными и дала себе зарок больше никогда не заниматься честным бизнесом.

Я думала, что работа модели заключается в том, чтобы, как Анаис Нин, возлежать на бархатных подушках с неестественной улыбкой, но это оказалось далеко не так. Первый же фотограф развеял все мои заблуждения.  Я помню комнату, полную голых телок, мерцание ламп, посиневшие от холода колени, порез от бритвы и парень, который прямо-таки раздувается от гордости за свою “работу”. То, чего я обычно не делала из-за скромности, я сделала за сотню баксов, убеждая парня при этом, что черно-белая пленка “безусловно, придаст его фоткам больше художественности”.

Когда я первый раз разделась, я подумала, что жизнь кончена, но потом, после пары фотосессий я уже делала это, не задумываясь.

Если я буду сниматься голой – решила я – стоит показывать товар лицом. Я взяла лучшие фотки с первой фотосессии, подредактировала в фотошопе и выложила на One Model Place, сайт с портфолио моделей и фотографов. Это было то, что нужно.

Фото: Джим Бэтт.

Скоро в моем ящике появилась куча предложения. Я ходила в отели трижды в неделю, раздевалась и общалась с фотографами дружелюбно, но осторожно, давая понять, что минета не будет.

Постепенно я стала лучше выглядеть, прикупила латексное бельишко и туфли на высоких каблуках.

В каждой комнате меня волновали только две вещи – мое отражение в зеркале и то, как я раздеваюсь. Я стала бездушной машиной по добыванию денег. Все остальное меня не волновало.

ПСК? Дааа, некоторые из них были очень ничего. Некоторые пытались дотронуться до меня, но получали отказ и успокаивались, другие находили мое тело некрасивым и даже оскорбительным. Один парень, у которого в гостиной висел оригинал Тулуз-Лотрека, все время ругал мои сиськи.  “У моей прошлой модели – говорил он – были просто потрясающие буфера”. Я взяла с него пять сотен и порекомендовала ему одну свою подругу. Ею он тоже остался недоволен, и самое смешное то, что он говорил ей: “Да, дорогуша, у Молли сиськи были превосходны”.

Когда мне стукнуло 21, я бросила учебу. Как, оказалось, школа искусств – это полная лажа, место для будущих белых воротничков. А еще учеба мешала мне зарабатывать деньги. Век голой фотомодели недолог, и я хотела сколотить приличный капитал до того, как мои сиськи обвиснут, а задница покроется целлюлитом. К тому времени я уже возненавидела эту работу. В каждом фотографе я видела потенциального насильника. Периодически я представляла себе диалог с полицией, если все-таки меня изнасилуют. “Да, офицер. Это произошло здесь. Да, я была голой. Да, за деньги”.

Однажды после съемки фотограф предложил меня подвезти. Как только мы отъехали, он предложил мне потрахаться. «Моя жена беременна», – сказал он – «Она не хочет спать со мной. Она говорит, что это убьет ребенка».

Я смотрела вперед, молясь, чтобы он не начал трогать меня, пока мы не приехали в Бруклин. А там я бы могла хлопнуть дверцей и побежать вверх по лестнице к квартире.

Фото: Стив Пру. 

В целях безопасности мы могли приходить на встречи с сопровождающими. Я делала так всего один раз. Я взяла с собой своего тогдашнего парня, вместе мы пришли в гостиницу Джерси, где нас уже ждал фотограф. У него была камера, которая делала около ста снимков в минуту. Он так трогательно ей гордился, как те люди, покупающие себе дорогущие спорткары, которые они никогда не вывозят из гаража.

Мой парень сидел у стены, наблюдая, как я соблазнительно извиваюсь среди занавесок. Фотограф нервничал и был не в настроении. “Это не годится” –промямлил он, передавая мне деньги. Я потратила часть из них, чтобы сводить своего бойфренда в дешевый рыбный ресторанчик. Заебись.

В свой 22-ой день рождения я танцевала на стойке гоу-гоу в каком-то захолустном клубе. Блестки стекали мне в лифчик, одна накладная ресничка отклеилась и болталась под глазом, как у Алекса из Заводного апельсина. Со стойки я заметила парня, с которым раньше встречалась. Он пришел со своей подружкой, которая не была раскрашенной, замученной, странной голой фотомоделью.

Я продолжала танцевать, делая вид, что не замечаю их.

В четыре часа утра, когда пляски кончились, я раздевалась у себя в комнате. Все тело сводило от боли. Я медленно снимала парик, туфли, бюстье, ресницы. С каждой снятой вещью я чувствовала, как растут боль и усталость.

Куча вещей на полу была почти с меня ростом.

Конечно, танцевать на барной стойке было менее опасно, чем сниматься голышом, но мне казалось, что деньги за съемки были чем-то вроде награды за вдохновение. Возможно, и меня можно было назвать художником или что-то вроде того. Я должна была бы создавать изображения, а не продавать себя.

Некоторое время я не снималась, а только рисовала. У меня были свои модели. Ох, я люблю смазливых девчонок. Меня очень волновала их смазливость, уж поверьте. Это звучит как-то по-мужски, но это не так. Это был взгляд художника. Ведь я хотела рисовать их красоту и продавать это.

Это была не совсем честная сделка. Красота увядает, но картина – это навсегда. Можно бы было сделать целую галерею этих моделей во главе с Эди Седжвик, а над ней была бы надпись – «Музы не имеют авторских прав».

Не то, что бы муза не могла быть художником. Я подружилась с Эмбер Рэй, когда танцевала в бурлеске. Я была жуткой, а она – лучшей из лучших. Каждую ночь на сцене она превращалась то в цветок лотоса, то в павлина, то в золотого божка. Я работала у нее на подтанцовках, прыгая рядом в парике, корсете и на двенадцатисантиментровых каблуках. К концу выступления я уже чуть ли не плакала от усталости и пыталась почесать голову под париком палочкой для еды. “Ты должна быть радостной”, - она шипела мне в ухо, махая рукой публике - “УЛЫБАЙСЯ!”

Я никогда не была настолько хороша, чтобы превратить себя в предмет искусства.

Когда мне было 23, у меня появилось достаточно заказов и я решила бросить модельный бизнес. Тогда я впервые обратила внимание на то, что непрофессиональные модели думают о своей внешности. Это меня поразило. Девчонки мучались от своей непохожести на Анжелину Джоли и недостаточной, по их мнению, сексуальности.

Я считала, что, несмотря на то, что многие из них были сексуальней меня, мое лицо было приятней и я зарабатывала именно им. Женщины, которые издевались над собой в угоду моде и голливудским стандартам, которые не принесут им ни лучшую карьеру ни лучший член, сбивали меня с толку.

Работа голой фотомоделью оставила мне любопытнейшую коллекцию нижнего белья и научила не бояться камеры. Я скопила денег и стала художником, как и планировала. В конце концов, я добилась известности. Позируя для журналов, я вспоминала старые уроки. То, как я выглядела, могло стать причиной приставаний, но и способом заработать денег.

Я думаю, внешность - это наше спасение. В некотором смысле, моя внешность помогла мне. Но внешность – это всего лишь путь туда, где она становится не столь уж важной. Красота – это мощная сила, потому что красота приятна глазу. Но реальная сила заключена не в ней.

@mollycrabapple

Ещё о женщинах:

Кимберли Кэйн

Ложь и видео

Заткнись и будь няшкой