Каникулы в Мексике

4.30 AM, полуостров Юкатан. Соединенные штаты, но не Америки. Сегодня штиль и Карибы спокойны. Я перебрал кокаина пиздец, мои глаза омертвели, и черное пространство с пульсацией звезд заменило мне картину мира. Изоляция без горизонта. Я слышу музыку террора во Внутренней Кампучии. Я заминирован. Один неосторожный шаг, подкос ноги — и все взорвется.

Мексика — уникальная страна, хотя скорее это все же территории, номинально объединенные в нечто единое. Одни сферы жизни контролирует правительство, другие — могущественные наркокартели, которые соревнуются с военными в гонке подводного флота. Самодельные подводные лодки, эти кокаиновые крейсеры, давно не редкость в регионе. Пройдя путь от беззащитных плоскодонок, выход в море на которых был полусуицидным делом, картельный наркофлот преобразился в мобильные отряды подводных аппаратов, снабженных собственной и обширной системой радиосвязи. Эти шустрые флотилии раз за разом оставляют в дураках мексиканских пограничников и американскую береговую охрану, и океаном идут караваны, набитые доверху кокаином и планом. В смысле беспредела и безвластья Vida Mexicana очень родственна жизни в одной стране другого полушария. А еще в Мексике, как и во всей Месоамерике, произрастает наибольшее количество видов энтеогенных растений. Пейотли и лофофоры, обычные psilocybe mexicana и любимые эстетами кубенсисы, семена ололиуки, вездесущая сальвия, прекрасная Психотрия, и, если повезет, аяхуаска, хотя Лоза Духов, из которой она готовится, растет обычно несколько южнее. Не говоря уже о марихуане, которую здесь можно называть просто и красиво «Акапулько», по названию наиболее известного сорта мексиканской травы.

Вспоминая улицу Кирпичных Выемок или проспект Завоеваний Октября в каком-то безымянном и ненужном городе, думаешь, что эта чудотворная природа и ее плоды дарованы народам Америки богами. Все это галлюциногеновое великолепие, впрочем, майя и другие племена, появлявшиеся и исчезавшие на этой земле, никогда за кайф не принимали и раггаджангла в 14 веке не придумали, справедливо считая все эти растения лекарственными средствами, опередив тем самым европейское использование психоделиков в медицине на тысячи лет. Во многих из них учеными были обнаружены антибиотики (например, горденин в пейотле) и другие лечебные вещества. Процесс излечения от лихорадки или депрессии в индейских обществах выглядел так: целитель дает подорожника пациенту, затем употребляет сам. Все счастливы. Намного веселее, чем в 18-й районной поликлинике выходит. Да и умереть совсем не грустно. Мир — это ложь. Мир сверхъестественного — конечная реальность. Наш дом не здесь. На выход.

Но настоящий индеец жив не только лекарствами. Конечно же, энтеогены лежали в колыбели красочных религий, которые родились в этих глубоко духовных обществах. Так что крупные религиозные праздники в Теночтитлане или Чичен-Ице можно смело считать первыми рейвами в истории. Tenōchtitlan Hard Beats Divinity. Ежегодно, на главной арене Империи.

Поздний вечер, мексиканские портовые трущобы. Коренастый мексиканец прыгает вокруг меня и тараторит о том, какой крутейший и чистейший у него товар. Я нехотя торгуюсь, понимая, что $160 за 2 грамма кокаина это совсем уже развод для идиотов, однако обстановка едва способствует деловой торговле. Я вспоминаю о том, что рассказал мой новоявленный знакомец из американского Нью-Мексико, которого я за пару дней до этого попросил купить мне шишек, когда тот соберется в город. Парень забрался на местную вечеринку, в лучших американских туристических традициях нализался дармовой текилы до героизма и решил этот героизм использовать в общении с клубным наркодилером. Они вышли из клуба и пошли в патио между домами — аналог нашего двора — традиционное место мексиканских сделок. С бледнолицых гринго дерут нещадно и это очевидно, поэтому распоясавшийся Джон решил немного побазарить с пушером на тему снижения цены или увеличения количества. В ответ на это мексиканец и только что уборщик туалетов в клубе вытащил ебаный УЗИ и популярно пояснил, что торговаться здесь не принято. Новостные сводки и полицейские отчеты свидетельствуют, что снести башку упертому туристу для работника драг-бизнеса ничего не стоит, равно как наказывать стрельбою соплеменников за хамство на дороге.   
Мы сходимся на более приемлемой цене в $120 и тут включается кино. Заместо бытовых телодвижений, мой визави свистит наверх и на верандах вторых и третьих этажей построек, которые подобны крепости вокруг, начинается движение. Я слышу топот ног, и сверху вдруг летят мешки, которые мой продавец проворно ловит. Правила обслуживания покупателя не позволяют пушеру отпустить меня без дегустации продукта. Ловким движением руки он подцепляет на ключ от почты ровно столько, сколько требуется для красивого кадра с Аль Пачино. Я не успел опомниться, и вот уже горчит гортань, лицо немеет, я посреди трущоб с опасными людьми, в груди неясное волнение и торжество. Драгдилер рисует мне свой номер на бумажке, просит не забывать, звонить почаще, а я хватаю свой орех и делаю оттуда ноги.

Аррива, Богородица! Вот это штырка!

Мы идем по древнему городу Майя. Это город Черного Ягуара. Вот стадион для месоамериканской игры в мяч — чудесного спортивно-ритуального мероприятия, в котором победитель, отмеченный расположением богов, приносился им в жертву сразу после финального свистка. Вот усыпальница правителя в 30 метров высотой, повернутая к миру клыкастой пастью чудовища и гигантскими фигурами крылатых воинов на страже. Наш проводник читает тексты на стелах на древнем юкатекском языке, похожем на клекот и пересвистывание птиц. Мы на вершине пирамиды. Вокруг на сотни километров во все стороны только джунгли, непрерывный покров зелени без выдающихся деталей и высот. И под ногами — весьма психоделическое зрелище, алтарь Ягуара и небесные войска. Солнце жжет, но тайное и кровожадное величье холодит суставы, как будто духи места все еще живут в крылатых идолах и смотрят на меня.

Мы чешем по реке Лагартос к водам Мексиканского залива, моторка сильно баламутит воду, поскольку в глубину не будет и трех метров. Во все стороны стелется сельва, прибрежные кустарники скрывают крокодилов, проносятся холостые и семейные черные орлы и зависают над мутной водой, из которой наш водитель достает еще одно чудовище — краба-мечехвоста. Это древнее животное, пару лет назад всплывшее в московской канализации, постремало местных жителей до построения теорий о контактах с внеземными цивилизациями, хотя на деле это — весьма флегматичное, хоть и внушительное нечто, которое теряет всякую волю к сопротивлению, будучи взятым за хвост.

Узкие границы сельвы расступаются, назад отходят коридоры джунглей, вот появляется простор и воздух, мы вплываем в дельту и сотни, тысячи розовых фламинго с черными подкрылками стоят в воде, передвигаются стадами, меланхолично смотрят на закат, мы подплываем ближе, и эскадрильи высоченных птиц берут разбег, едва воды касаясь, взлетают и уходят розовым корветом. И небо никогда не будет голубым, вообще не будет больше неба, есть только шар из красных птиц, пернатых змей,  набитый птичьим клекотом и ацтекским пересвистом, этот шар как большое, горячее, свежее сердце и внутри — ровный шарик из плотного, белого зла, моя катапульта в Апокалипсис.

И снова ночь, береговая линия, прилив. Совсем недалеко, через пролив, над Кубой пролетает юный, но уже свирепый Айзек. Срывая крыши и оставляя трупы, он входит в Мексиканский залив и направляется во Флориду. По огромному черному небу на крейсерской скорости идут облака ослепительно-кокосового цвета, освещаемые полной луной. Говорили, что преданное и поруганное божество уйдет на восток и с востока же вернется с возмездием. Знали, что он будет бледен, бородат и сух. Я дошел до финала. Я победил и вот мой аусвайс на небо. Хватаю за руку Гагарина и кажется мне, будто я — мексиканец, и со мною и солнце и зной, и царапает землю когтями Кетцалькоатль, и Иш-Таб тормозит колесо.