Я сымитировал распорядок дня знаменитых писателей, и вышло фигово

«Для меня писать – всё равно что дышать, – сказал поэт Пабло Неруда Paris Review в 1971 году. – Я бы не смог жить, не дыша, и не смог бы жить без письма». Для меня письмо скорее сродни выпусканию газов, чем дыханию. Это находит приступами и не подчиняется никакому графику, а если я пытаюсь форсировать события, случается нечто дурное.

Эта цитата Неруды всегда вызывала у меня жуткую зависть. У меня, к несчастью, совершенно иной характер. Если бы моя дыхательная система работала с таким же фанатизмом и упорством, с каким я занимаюсь писательством, я бы уже давно задохнулся.

К счастью, я не один такой. На каждого Пабло Неруду приходится несколько десятков таких пердунов, как я. Это я определял исключительно на глаз, но все писатели, которых я знаю, выражают аналогичную досаду. Письмо – это не автономная функция подсознательного мозга. Когда приходит время что-то записать, это – тяжелый труд.

Если прийти на любое свободное интервью с писателем, кто-нибудь непременно спросит: «Какой у вас распорядок работы?» Вопрос этот исполнен отчаянья и надежды – уж я-то знаю, потому что уже задавал его. Представьте себе: вы много лет безуспешно пытались сколотить шкаф. Однажды вы приходите и видите, как зачитывает речь женщина, построившая отличный шкаф. Конечно же, вы спросите после этого, как ей удалось построить этот проклятый шкаф.

Писатели помешаны на распорядках. Если не считать религию и, возможно, уход за внешностью, ни одно занятие не связано с идеей Пресвятого Распорядка так тесно, как писательство. Именно поэтому распорядки писателей выросли в целый жанр веб-контента. Раздосадованные писаки с лёгкостью могут найти в интернете сотни списков с подробным описанием разнообразных графиков своих успешных и плодовитых сородичей, излагаемых неизменно доходчиво, словно инструкция. Подтекст у этих подборок всегда один и тот же: «Вам нужен распорядок, так отчего бы не испробовать один из этих?»

Недавно я отыскал распорядок работы, на первый взгляд, похожий на мой собственный. Его не было ни в одном из вышеупомянутых списков. Нет, он был опубликован политическим веб-сайтом Axios в виде «жёлтого» материала об «уменьшающемся графике» Дональда Трампа. Президент, как сообщал этот репортаж, каждый день с 8 до 11 утра занимается «работой с документами» в Овальном кабинете, но на самом деле он проводит это время в своей резиденции, смотря телевизор, перезваниваясь по телефону и отправляя твиты».

Я тоже позволяю себе «работу с документами». После пробуждения я слоняюсь по интернету, болтаю с друзьями в GChat и откладываю написание чего-либо до последнего. Это не Бог весть какой распорядок, и в этом отношении я ничем не лучше крупного сердитого семидесятилетнего дедушки из Белого дома. Учитывая то, что осознание этого у меня пришлось на Новый год, оно во мне откликнулось. Мощно.

Я уже пытался исправить свой распорядок, но ничего так и не закрепилось надолго. Чтобы исправить это, я должен был попробовать нечто иное. В течение одной недели я буду проводить каждый день согласно распорядку какого-нибудь писателя. Да, я знаю, что, меняя его каждый день, я перестану следовать распорядку в строгом смысле слова, но у меня такое оправдание: это будет сродни графику тренировок, при котором каждый день занимаются новыми упражнениями, становясь немного сильнее, быстрее и гибче с каждым занятием. Даже если ни один из этих распорядков не станет для меня постоянным, у меня всё равно останутся от них тексты, накатанные за целую неделю.

По крайней мере, так я думал.

День 1: Харуки Мураками

Согласно вышеупомянутым спискам писательских распорядков, подавляющее большинство успешных писателей рано встаёт и работает с утра пораньше. Из-за этого я только ругаю себя за то, что долго запрягаю по утрам, – за свою позорную «работу с документами».

Начав этот эксперимент с распорядка японского романиста Харуки Мураками, я намеревался атаковать проблему в лоб. Вот как он описал свой распорядок Paris Review:

В режиме написания романа я встаю в 4 утра и работаю пять-шесть часов. После обеда я пробегаю 10 км или проплываю 1500 метров (или и то, и другое), затем немного читаю и слушаю музыку. Спать ложусь в 9 вечера.

Мне хотелось «ловить день» и всё такое, но 4 утра – это рано. Меня пугает подъём уже в 7 утра, ради которого мне приходится заводить будильник со ступенчатым сигналом: раз – в 6:30, потом – в 6:45 и т.д. Моя жена (вполне закономерно) презирает постепенное оживление моего утреннего айфонного оркестра, а если бы я поставил на будильнике несколько сигналов, начиная с 3:30 утра, она бы меня убила. Пришлось обойтись всего одной попыткой.

Когда я проснулся, светило солнце. Я не помню, как отключал сигнал на телефоне в 4 утра, но моё ночное «я», скорее всего, быстро придушило эту мелкую помеху в зародыше. На дворе было без десяти восемь, а значит, я уже на четыре часа отстал от графика господина Мураками. Такими темпами я никогда не напишу свои «Хроники Заводной Птицы».

Писать я попытался, но, учитывая то, что я более-менее следовал своему обычному распорядку, я по-прежнему попадался в те же ловушки – пролистывал Twitter и смотрел лучшие моменты баскетбольных матчей на YouTube. Не сделав почти ничего за пять часов, проведённых за ноутбуком, я отправился на десятикилометровую пробежку.

В своих воспоминаниях о беге Мураками писал: «И правда, о чём же я думаю, когда бегу? Честно говоря, я толком не помню о чём».

Я же, напротив, прекрасно помню, о чём думаю, когда бегу: я думаю о том, как замечательно было бы перестать бежать. Тем не менее, я заставил себя добежать эти десять километров, и это было довольно приятно. К несчастью, этот приподнятый настрой оказался лишь временным. Вернувшись домой, я пересмотрел плоды своего утреннего труда. Их было немного.

КОЛИЧЕСТВО НАПИСАННЫХ СЛОВ: 286

КОЛИЧЕСТВО ПРОСМОТРЕННЫХ ВИДЕО С ЛУЧШИМИ МОМЕНТАМИ БАСКЕТБОЛЬНЫХ МАТЧЕЙ: 8

День 2: Франц Кафка

Если у меня аллергия на утреннее время, не пошёл бы мне на пользу противоположный путь? Франц Кафка был исключением из правила, согласно которому писатели работают в раннее время суток, но это не было его выбором. Работая полный день в страховой компании, Кафка имел возможность садиться за письмо лишь часов в 11 вечера. Затем он работал «в зависимости от своих сил, настроя и удачи, до часу, двух или трёх, а однажды – даже до шести утра».

Мне удалось проспать всю ночь после неудачи с распорядком Мураками, а будильник я, зная, что снова возьмусь за письмо лишь следующим вечером, не поставил. Я смог без чувства вины насладиться «работой с документами» и, пытаясь угнаться за оценщиком страхового убытка Францем Кафкой, позаботился о том, чтобы мой день вышел серым и ничем не примечательным. Это было прелестно.

Однако, когда пробило 11 вечера, я был уже измотан. Психический эффект от самого по себе бодрствования меня измучил, а вглядывание в белый простор пустого экрана ввело меня в ступор с периодическими зевками. Не сумев написать больше нескольких предложений (во многих из которых даже не было глаголов), я сдался и лёг спать вскоре после полуночи. Если бы я на следующее утро проснулся превращённым в гигантское насекомое, это было бы более чем заслуженно.

КОЛИЧЕСТВО НАПИСАННЫХ СЛОВ: 95

День 3: Майя Энджелоу

Майя Энджелоу соблюдала строгий график, но более всего меня заинтриговало то, как она создавала среду, благоприятную для писательского труда:

Я держала гостиничный номер в каждом городе, в котором когда-либо жила. Я снимаю номер в гостинице на несколько месяцев, выхожу из дома в шесть и стараюсь явиться на работу к полседьмого. Прежде чем писать, я ложусь поперёк кровати, так, чтобы этот локоть прочно стоял в конце, такой грубый от мозолей. Я никогда не разрешаю сотрудникам гостиницы менять постель, потому что никогда там не сплю… Я настаиваю, что со стен нужно всё поснимать. Я не хочу, чтобы там что-то было. Я захожу в номер и чувствую себя так, как будто все мои убеждения находятся в подвешенном состоянии.

Постоянно оплачивать гостиничные номера на фрилансерские заработки просто нереально. Из всех мотелей неподалёку от меня лишь в одном дневная плата за проживание оказалась меньше 90 долларов. Прежде чем позвонить туда с запросом, я зашёл на его страницу на Yelp. «Мет, трэш и угар, – гласил единственный отзыв. – Там есть менеджер, готовый закрыть глаза абсолютно на всё… даже когда режут насмерть женщину!»

Хотя этот мотель непременно обеспечил бы мне кучу увлекательного материала, я вместо него решил воссоздать впечатления Майи Энджелоу от гостиниц в собственном доме. Найти комнату, очень похожую на помещение, которое описывает она, несложно – чтобы на стенах ничего не было, а мои убеждения могли оказаться в подвешенном состоянии. Мне кажется, что это очень похоже на уборную.

Сидя на унитазе, я смог провести за письмом добрых три часа. Место по ряду различных причин было удобное, и я бы с радостью продолжил строчить дальше, если бы у меня не затекли ноги. Моя собака склонна впадать в приступы паранойи и подозрительности всякий раз, когда я провожу в уборной достаточно долгое время, и её скулёж внезапно стал меня отвлекать. Однако это было легко исправить – я оставил дверь немного приоткрытой.

Наконец-то какой-то успех.

КОЛИЧЕСТВО НАПИСАННЫХ СЛОВ: 1,015

День 4: Оноре де Бальзак

Бальзак был первостатейным чудаком. Он ложился спать часов в шесть вечера, «по-цыплячьи», а просыпался в час ночи и сразу начинал писать. Учитывая то, как трудно мне оказалось соблюдать график Франца Кафки, неукоснительно следовать графику Бальзака у меня не получится. Вместо этого меня больше заинтересовало его пристрастие к кофеину. Согласно легенде, Бальзак выпивал примерно по 50 чашек кофе в день.

Тогда понятно, почему Бальзак известен не качеством своего творчества, а его количеством. Но, как сказал бы Сталин, количество – это тоже качество. После трёх дней посредственных результатов я страстно желал накачаться по самые помидоры и разродиться кучей слов, даже если это будет значить, что я, возможно, умру от отравления кофеином (как, по слухам, и отправился к праотцам Бальзак).

Я проснулся и немедля проглотил две порции Nespresso. Затем вылил в себя содержимое френч-пресса и направился в кафе с безлимитным кофе. Благодаря тому, что по моему организму растекался этично приобретённый «стимулятор» местной обжарки, я сумел сразу же погрузиться в работу.

Однако вскоре вступили в свои права другие эффекты кофе, и непроизвольная сильная дрожь у меня в ноге привлекла внимание моих соседей по кафе (а также, как я не сомневаюсь, нескольких сейсмологов поблизости). В сочетании с моими частыми визитами в уборную это превратило меня в помеху.

Мучаясь паранойей, как бы кто-нибудь не украл мой ноутбук, я всякий раз тащил его с собой в уборную. Мой кряхтящий и попукивающий компьютер долго перезагружается, даже после режима сна, и из-за многократных вылазок в туалет тормозить начали и он, и я. Мне хотелось кричать.

К этому времени я уже выпил три чашки кофе (без учёта моего утреннего Nespressoи френч-пресса), и я стоял на краю жуткой пропасти. Чтобы остыть, я прошёлся по кварталу, а по возвращении увидел, что моё место занял какой-то мужчина. «Да кем этот подонок себя возомнил?!» Обдумывая подробности «кофеиновой защиты», которой я воспользуюсь, когда меня вскорости будут судить за убийство, я успокоился и убедил себя, что могу столь же эффективно работать дома.

Разумеется, я свалился, едва пройдя в парадные двери. Остаток дня я проскулил в постели, опустив жалюзи. Бальзак был натуральным психом.

КОЛИЧЕСТВО НАПИСАННЫХ СЛОВ: 1,230 (из которых осмысленными были лишь около 300)

КОЛИЧЕСТВО ВЫПИТОГО КОФЕ: Пять чашек, два эспрессо

День 5: Дон Делилло

На мой взгляд, Дон Делилло – величайший романист Америки из ныне живущих, но его распорядок меня не слишком вдохновил:

Я работаю утром на печатной машинке. Печатаю часа четыре, а затем иду бегать. Это помогает мне стряхнуть с себя один мир и войти в другой. Деревья, птицы, мелкий дождь – это неплохая интерлюдия. Затем я работаю снова, после обеда, часа два-три. Возвращаюсь к книгам, и это прозрачное время – оно летит незаметно. Никаких перекусов или кофе. Никаких сигарет… Писатель принимает серьёзные меры для того, чтобы обеспечить себе одиночество, а затем находит бесчисленные способы его профукать. Смотреть в окно, читать случайные статьи в словаре. Чтобы выйти из этого состояния, я смотрю на фотографию [Хорхе Луиса] Борхеса.

Печатной машинки у меня нет. Дабы компенсировать это, я писал на компьютере и ни в коем случае не удалял ничего из напечатанного, как бы заманчиво это ни было. Нажатие на «Backspace» – это в первую очередь рефлекс, и я прямо с ума сходил, удерживая себя от этого усилием воли. Застряв (а застрял я практически мгновенно), я вытаращился на портрет Борхеса. Ничего не произошло. Я поискал другие его фото. Всё равно ничего. Так я попал в кроличью нору, которая поглотила меня на несколько часов, а в итоге я каким-то образом очутился на странице IMDb с ляпами из фильма «Месть полудурков 2: Полудурки в раю».

Следование графику Делилло не помогло мне писать, но я кое-что узнал. «Когда «Три-ягнят» заставили раздеться до исподнего ребята из «Альфа Беты», видно, что на Льюисе – белые плавки, однако, когда они возвращаются в гостиницу «Корал-Эссекс», пять часов проловив попутки, на нём уже более длинные и не столь откровенные шорты; эта перемена никак не объясняется».

КОЛИЧЕСТВО НАПИСАННЫХ СЛОВ: 410

День 6: Натали Голдберг

Писательница Натали Голдберг немало написала о процессе письма, и в её книгах полно отличных уловок и советов. В «Писательстве в крови» Голдберг рекомендует пользоваться реквизитом, чтобы переносить своё сознание в иностранное государство:

«[О]дин небольшой предмет реквизита нередко способен перенести разум в другое место. Когда я сажусь писать, у меня изо рта часто свисает сигарета. Если я в кафе с табличкой «Не курить», то моя сигарета не зажжена. Всё равно я на самом деле не курю, так что это неважно. Сигарета – это реквизит, помогающий мне переноситься грёзами в другой мир. Это бы не работало так хорошо, если бы я обычно курила. Нужно делать то, чего вы обычно не делаете».

Я живу в Калифорнии, где сигареты стоят долларов по триста, поэтому я сомневался, что просто для проверки уловки Голдберг стоит покупать целую пачку. Вместо этого я одолжил у друга электронную сигарету и непрочно зажал её между губами в кафе. Вид у меня был идиотский. Когда стресс от идиотского вида стал слишком сильным, я вышел на улицу и напыхался электронной сигой чуть ли не до потери пульса.

Я не перенёсся в другой мир. Даже в страну вкусов не перенёсся. Мне нужно было прилечь.

КОЛИЧЕСТВО НАПИСАННЫХ СЛОВ: 680

День 7: Уильям Гибсон

График фантаста Уильяма Гибсона настолько адекватен, что, в сущности, не особенно-то и смахивает на распорядок:

Когда я пишу книгу, я встаю в семь. Проверяю почту и причащаюсь интернетом, как это сейчас принято. Выпиваю чашечку кофе. Три дня в неделю хожу на пилатес, а возвращаюсь оттуда к десяти или одиннадцати. Затем сажусь и пытаюсь писать. Если не происходит совершенно ничего, я даю себе разрешение покосить газон. Однако, как правило, просто сесть и честно постараться достаточно, чтобы процесс пошёл. Я делаю перерыв на обед, возвращаюсь и работаю ещё немного. А затем обычно ложусь вздремнуть. Сон – архиважная часть моего творческого процесса. Не собственно сны, а то состояние, которое граничит со сном, когда разум только пробуждается.

Я ещё никогда не занимался пилатесом, но записался на занятия «Сжигание пресса и ягодиц» в близлежащей студии. На инструкторше был беспроводной микрофон, как будто она собиралась прочитать лекцию для TED, хотя нас, тренирующихся, поблизости было всего пятеро. Реформер оказался хитросплетением шнуров, канатов, колёс и ручек – я понимаю, чем он мог приглянуться фантасту.

После этого я смог кое-что сделать, несмотря на то, что пятая точка у меня горела знатно.

КОЛИЧЕСТВО НАПИСАННЫХ СЛОВ: 1,228

День 8: Хантер С. Томпсон

Когда пришла пора закончить мою неделю жизни по чужому распорядку, мне казалось, что у меня не получится. Подражая этим писателям, я не чувствовал себя ответственным за собственные неудачи. Виноват был Харуки Мураками, а не я. В попытке расширить эту проекцию, я нашёл ещё один писательский график, который можно было собезьянничать.

Хантер С. Томпсон создал, возможно, самый скандальный (пусть и неправдивый) распорядок всех времён и народов. По словам его биографа Э. Джин Кэрролл, день Томпсона начинался в 3 часа пополудни со стакана ChivasRegal, а дальше он подпитывался, безостановочно принимая кокаин и для пущего эффекта добавляя понемногу кислоты:

Этот я выбрал специально, потому что знал: следовать ему будет невозможно. Чёрт побери, он тоже никак не мог ему следовать. Однако его распорядок всё равно кое-чему меня научил. Сколько бы он ни нюхал кокаина, сколько бы мороженого в шоколаде он ни ел в джакузи, Хантер Томпсон всегда находил время для письма. Я знаю, что уж это-то точно правда, потому что его тексты можно почитать.

Вместо того, чтобы предаться кутежу, я решил следовать любому распорядку, какому только захочу, лишь бы оставалось время писать. Именно поэтому я записался ещё на одно занятие по пилатесу и подготовил уборную к напряжённому сеансу письма после сжигания жира на пятой точке.

Следите за сообщениями Ника Грина на Twitter.

Эта статья впервые появилась на VICE US.