«Я думала, что я тупая»: невидимые трудности женщин с СДВГ

«Если бы мне поставили диагноз в университете, если бы я об этом знала, мои университетские годы прошли бы совершенно иначе. В первом семестре я завалила один предмет, и это полностью уничтожило мою самооценку, – рассказала Кортни. – Я думала, что я тупая. Я не могла разобраться с этим материалом. Я снова и снова читала одну и ту же страницу, ничего не усваивая. Казалось, чего-то не хватало. Мне говорили: «Нужно учиться усерднее!» Но я училась усерднее всех».

Читать больше: Вам никто не верит, что у вас СДВГ, особенно если вы девушка

Именно поэтому миллионам девочек и женщин так трудно получить точный диагноз СДВГ, если он есть: СДВГ не только может смахивать на депрессию, ОКР и тревожные расстройства (и наоборот). Психиатры, родители и педагоги с меньшей вероятностью могут заподозрить, что хорошо ведущая себя девочка, а тем более – успешная женщина, может страдать заболеванием, которое ассоциируется с постоянно гиперактивными, будто играющими в выбивного на физкультуре, мальчишками.

Фестиваль Better Together Festival, однодневное мероприятие в честь женщин с СДВ, состоявшееся неподалёку от Анн-Арбор, Мичиган, в середине мая, придумали психолог Мишель Фрэнк и Сари Солден, психотерапевт, впервые высказавшая и популяризовавшая мысль о том, что на самом деле у таких взрослых женщин, как Кортни, я и тысячи других может быть нечто общее с гиперактивными мальчиками. Хотя там и выступали докладчики – лайф-коучи, специалисты по СДВГ, психотерапевты и бывшие музыкальные исполнители (в том числе муж Солден, Дин), мероприятие стало самой настоящей антиконференцией. «Мотивационная встреча с поддержкой людей с СДВ», как сказала о нём Солден, была задумана с оглядкой на конкретные страхи, которые озвучивали женщины, боявшиеся приезжать, – к примеру, страх отсутствия знакомых людей или необходимости просидеть спокойно десять часов.

Мы съехались со всего света, в большинстве своём поодиночке и нередко в ужасе, на очаровательный, хотя и грязный, мукомольный завод, чтобы пообщаться с себе подобными. Несмотря на то, что день был исключительно серым, территория была оснащена «летними» укромными уголками – шезлонгами с подушками, гамаками, прохладной палаткой с материалами для поделок, куда женщины могли удаляться, когда им становилось слишком тяжело. Была выставка картин, коллажей и украшений, созданных женщинами в память об этом дне и их расстройстве. Были игры на траве. В графике было множество встреч вместо заседаний, а также такие занятия, как йога, импровизационный танец и изготовление поделок.

Солден стояла на главной деревянной сцене и обращалась к толпе из 100 с лишним женщин в возрасте от 20 до 70 лет и нескольким мужчинам, рассевшейся за круглыми белыми столами в большой палатке с обогревом. Солден с гладкими короткими тёмными волосами и аккуратным макияжем, улыбается, когда говорит, и умудряется излучать тёплую, ободряющую энергию, даже говоря о «ранах, которые женщины носят с собой».

Устроившись за одним столом с женщинами, с которыми я познакомилась в то утро, я на мгновение порадовалась тому, что объективно ужасное положение – эмоциональная уязвимость при чужих людях в сельской местности – стало почти мгновенно очистительным. Отсутствие необходимости перегружаться, скрывая свой СДВГ, ощущалось как одна огромная передышка – я всё равно что расслаблялась в горячей ванне после долгого дня или вытаскивала хлопья из каркаса своей кровати. Ко мне не придирались из-за того, что я щипала себе кутикулы или калякала у себя в блокноте во время долгой презентации. (Блокноты для каляканья предусмотрительно вложили в пакеты для вновь прибывших.) Когда я сказала соседкам по столу, что ничего, в принципе, не вижу, потому что только что потеряла вторую пару очков за две недели, мне серьёзно закивали в знак понимания.

«Моим детям приходится высиживать в церкви дольше, чем нужно, потому что я очень рано их туда привожу», – рассказала мне одна женщина из-за моего стола. Женщины с СДВГ часто блестяще контролируют что-то одно – будь то тайм-менеджмент или упорядочение карандашей, – что помогает им поддерживать некое подобие структуры в беспорядочной в остальном жизни. Её пунктик – это время: она везде является заранее. Я взяла её за руку. «И у меня такой же пунктик! Это действительно фигово».

«Многие клиенты так или иначе говорили о неорганизованности, но женщины стыдились её гораздо больше, – объяснила мне Солден. – Мы начали рассматривать гендерные различия – не столько даже в их проявлениях, сколько в том, как их воспринимали женщины из-за идеализированных культурой ролей. Наша точка зрения была в своём роде феминистской. На самом деле речь шла о том, что происходит с женщинами, когда они не могут соответствовать этим ожиданиям».

Помимо прочего, от них ожидается, что они не будут забывать приготовить ужин, будут следить за домашними заданиями детей, доставать мокрые вещи из стиралки раньше, чем через неделю (или больше). Многие женщины чувствовали себя раздавленными, не справляясь с этими на первый взгляд элементарными задачами, и их затягивало тяжёлым, неизбывным туманом стыда. Но поскольку мысль о том, что у женщин бывает СДВГ, не была популярной, у них не было возможности понять, почему они не могут спокойно просидеть пять минут, пока их ребёнок выступает на шоу талантов.

Хотя всё больше людей узнаёт о том, что женщины могут страдать этим расстройством, стыд никуда не делся. Солден до сих пор сталкивается с клиентками, парализованными смущением из-за несоответствия этим «глубоко въевшимся представлениям» о том, какой должна быть женщина.

«В конце концов, если у вас просто СДВ, это отлично, – заявила Солден. – Но большинство женщин – поскольку им не поставили диагноз в детстве, поскольку у них не было гиперактивности или они были умными – выросли, терпя множество ран и ужасный стыд. Эти женщины часто исключительны в двух отношениях. У них есть невероятные сильные стороны, они очень умные и творческие, но у них есть эти трудности, которых никто не понимает, включая их самих».

Терри Матлен, клиническая социальная работница и психотерапевт, у которой СДВГ обнаружили после 50 лет, сказала мне, что это чувство безнадёги и сожаления может сохраняться долго, особенно у женщин, диагностированных в весьма зрелом возрасте.

«Многие женщины, с которыми я работаю, говорят о своём сожалении, – рассказала мне Матлен. – О грусти за потерянные годы, об осознании потерь. Больше всего меня беспокоит то, что я постоянно получаю по электронке письма от женщин со всего мира со словами: «Мне говорят, что у меня депрессия. Мне говорят, что у меня тревожность. Лучше мне не становится».

В 1995 году Солден написала «Women with Attention Deficit Disorder» («Женщины с синдромом дефицита внимания»), работу, которую многие в «племени» специалистов по СДВ у взрослых считают первой, в которой было признано огромное влияние ожиданий, связанных с гендерными ролями, на женскую самооценку. Многие женщины приехали на фестиваль именно из-за этой книги; многие из них узнавали себя в идентичностях «балбесок» или «юных космонавток», которые Солден пытается постепенно разобрать в своей работе.

Начав искать информацию об СДВГ у взрослых в 1990-е годы, Матлен узнала на этих страницах собственные странности.

«У меня два высших образования – почему мне под силу это, но не под силу понять, как пройти в гастроном, – объяснила Матлен. – Я не могла справляться с тем, что кажется очень лёгким, – например, не забывать сдавать документы своих детей обратно в школу. Меня не всегда понимают».

В 2013 году исследование Центров контроля и профилактики заболеваний обнаружило, что диагноз «СДВГ» в какой-то момент своей жизни получили 6,4 миллиона детей в возрасте от 4 до 17 лет, что на 16 процентов выше, чем в 2007 году. Это, разумеется, пугает, и это повлияло на освещение СДВГ в СМИ, где в настоящее время господствует мнение, якобы детей (читай: мальчиков) подвергают гипердиагностике и чересчур пичкают лекарствами. Ранние клинические исследования 70-х были сосредоточены на гиперактивных белых мальчиках, что определило те диагностические критерии, которыми мы пользуемся и по сей день. Поэтому девочкам – а тем более женщинам – очень трудно получить диагноз, если они не ведут себя как гиперактивные белые мальчики. Поэтому, в то время как над восприятием СДВГ в обществе довлеет серьёзный диалог о неправильных диагнозах и злоупотреблении стимуляторами, около четырёх миллионов девочек и женщин не получают лечения, в котором отчаянно нуждаются, так как никто не понимает, что у них это расстройство. (Исследование, проведённое Квинслендским университетом в 2009 году, обнаружило, что у девочек, демонстрирующих симптомы СДВГ, меньше шансов получить психиатрическое обслуживание, чем у мальчиков.) Даже те, кому удаётся получить диагноз, не всегда могут избежать стыда из-за заболевания, которое даже выглядит не так, как все ожидают. Вечно приходится объяснять, что с тобой такое. Или, если это слишком изнуряет, скрываться.

Симптомы СДВГ у девочек могут появляться позже, чем у мальчиков, что противоречит распространённому представлению этого расстройства как детского. Также у них другие симптомы – к примеру, они меньше бегают по классу, бросаясь снеками, и больше страдают от нервных срывов, посеяв паспорт где-то в корзине со стиркой, которая на самом деле является обычным мусорным пакетом в нижней части шкафа. Исследование 2005 года, опубликованное в Journal of Clinical Psychology, отмечает, что симптомы СДВГ у девочек «менее явные», чем то хулиганское поведение, которое обычно наблюдается у пациентов мужского пола. Это также мешает девочкам и женщинам получить диагноз. Страшнее всего отсутствие лечения; по данным Американской психологической ассоциации, у девушек с СДВГ вероятность суицида или самоповреждения в юности в два-три раза выше, чем у девушек без СДВГ.

В своей вступительной речи на Better Together Festival доктор Эллен Литтман, написавшая в 1999 году книгу «Understanding Girls with ADHD» («Понять девочек с СДВГ»), вспомнила, что однажды услышала, как мужчины на конференции называли девочек «позёршами от СДВ».

«Вместо того, чтобы позволить замять дело, я принялась громогласно ругаться – сказала Литтман. – Скажу всем, кто в силу возраста ещё помнит скетч «Аргумент/Контраргумент» на «Saturday Night Live», что мы оказались в шаге от фразы «Джейн, ах ты невежественная шлюха».

Женщины с СДВГ склонны постоянно мысленно отчитывать себя. Поскольку большинство из них диагностируют спустя многие годы после первого проявления симптомов, они привыкают винить себя в неспособности «собраться» и делать то, что может делать большинство матерей, дочерей и людей. Помнить о назначенных встречах. Являться на работу вовремя. Работать на работе. Успевать к дедлайнам. Не терять только что купленное, как они готовы поклясться, молоко. В итоге мы очень часто становимся одержимы этими кажущимися провалами. Кэри сказала нам характеризовать своё дыхание – в нейтральном тоне – всякий раз, когда мы понимаем, что проваливаемся в спираль мрачных размышлений. «А теперь вдох. А теперь выдох. Я дышу неглубоко, уф».

После сеанса я решилась заказать себе бокал красного вина, потому что один небезразличный мне человек не отвечал на мои сообщения. Оказавшись перед барной стойкой, я не ощутила в заднем кармане твёрдую поверхность кредитной карты и поэтому присела на корточки на земле и достала из своего рюкзака всё содержимое. Выпавшую карту я нашла три минуты спустя – она застряла между страницами моего ежедневника.

Всякий, кто меня знает, хорошо знает эту картину: я согнулась, швыряюсь предметами и бормочу.

«Я балбеска, – не задумываясь, сказала я женщине, спросившей меня, не нужна ли мне помощь. – Мне реально нужен кошелёк». Эта реплика обычно действует убийственно. В реальном мире мысль об отсутствии кошелька для хранения кредитки, наличных и удостоверения личности до смешного странна.

«Ничего страшного, – ответила она и опустилась на колени, чтобы помочь мне сложить обратно в рюкзак камеру, старое яблоко, наушники, мобильный, квитанции, завёрнутую в квитанцию жвачку и колпачки от ручек. – У вас здесь всё в порядке».

На фестивале Нантаис, сейчас полноценно работающая лайф-коучем, зачитала со сцены текст, который Солден называет «историей перелома» – момента, в который её точка зрения на собственный СДВГ изменилась. Переломный момент настал не тогда, когда ей поставили диагноз (как это бывает у некоторых людей): Нантаис и дальше ощущала стыд, пытаясь скрыть свой диагноз от нейротипичных сотрудников. Женщины, диагностированные в зрелом возрасте, могут выгорать от изнеможения, скрывая свои симптомы. Это явление – когда женщины с СДВГ идут на невероятные жертвы, чтобы не выделяться, – называется «маска компетентности». «Они могут чрезвычайно строго контролировать своё поведение, тратя невероятно много сил ради поддержания правдоподобно «приличного» вида, – написала доктор Литтман в своём эссе 2012 года. – Это может принести некий эффект в краткосрочной перспективе, но даётся дорогой ценой: в погоне за перфекционистскими требованиями, которые они считают необходимыми, они постоянно страдают от тревожности и истощения. С трудом делая то, что другим женщинам, казалось бы, даётся без усилий, они чувствуют себя самозванками и боятся разоблачения в любой момент».

Нантаис обнаружила, что препараты ослабляют некоторые её симптомы, но вовсе не ослабляют стыд.

«Мне не хватало знаний и сведений об СДВГ, и поэтому во мне по-прежнему глубоко сидели представления о «ПРОСТО», – рассказала она на своей презентации. – Если бы я «просто» постаралась больше, «просто» лучше управляла своим временем или «просто» сумела научиться всё организовывать, я могла бы избавиться от СДВГ».

Для многих женщин оказывается большим открытием, что они не тупые и не плохие. Нантаис позволила себе не трудиться над сохранением «маски компетентности», а обустраивать среду вокруг своего мозга с СДВГ.

«Перенастройте оптику, – сказала Литтман в своей вступительной речи на фестивале. – Создайте более реалистичную оптику. У вас есть возможность смотреть на ту же реальность, имея выбор».

Сара, 26-летняя специалистка по корпоративным продажам, подрабатывающая инструктором по йоге, мастерски перенастраивает оптику. Саре повезло: она получила диагноз во втором классе старшей школы, рано по сравнению со многими женщинами на фестивале, боровшимися с сожалением о «потерянных годах», и она перепробовала всё – риталин, виванс, концерту, антидепрессанты. Сейчас она не принимает ничего. Для многих женщин, в том числе и для меня, препараты – это одновременно источник огромных перемен и источник стыда, так как ведущаяся по всей стране дискуссия об употреблении стимуляторов сосредоточена на злоупотреблении ими, зависимости, зубрёжке перед выпускными экзаменами, студенческих вечеринках, попытках похудеть и манипуляциях в профессиональной жизни. (Страстных статей о том, как аддерол улучшает качество жизни некоторых людей, очень мало.) На Better Together Festival жизнь без рецептов – это не победа и не проигрыш, но позором её однозначно никто не клеймит.

В творческой палатке Сара сказала мне, что смирилась с тем, что кое-что всегда будет даваться ей немного труднее, «особенно в корпоративной среде». Я запихнула левой рукой себе в рот кусочек торта, а правой поскребла засохшую глазурь у себя на джинсах. По её словам, ей помогла перестроиться философия йоги – в основном буддистская.

«Она очень созерцательно относится ко всем переживаниям – что-то происходит, а человек за этим наблюдает, – объяснила она. – Ой, меня отвлекает этот симпатичный цвет, хотя я должна сосредоточиться на этом отчёте, который нужно сдать начальнику до конца дня». Ладно, ты отвлеклась, но цвет действительно симпатичный, так что наслаждайся. Нужно верить в силу, которую могут приспосабливать другие люди».

Мне захотелось сказать: «Честное слово, я слушаю, но у меня все штаны в глазури». Типичная я! Мэрайя «Балбеска» Ягода! Закадровый смех. Но я промолчала и продолжила поедать торт. Я сосредоточилась на её словах.

Читать больше: Кто смотрит стримы с убийствами и суицидами в прямом эфире?

«Может, я и не идеально подхожу для корпоративной работы – мне не страшно открывать новые горизонты», – сказала она. Она объяснила, что бывают жёсткие дедлайны и мягкие дедлайны, а ей пришлось научиться их различать. Я записываю в блокноте «мягкие дедлайны». Обвела эти слова три раза. «Я знаю, что вы хотите получить это к тому времени, но мне, чтобы сделать то, что вам нужно, нужно вот столько пространства». Если это не срабатывает, [задачу] нужно поручить другому человеку».

Хотя моральная вселенная и склонна проявлять гибкость, опыт Сары пока что не везде является нормой. Одна женщина рассказала мне, что недавно на неё разозлилась клиентка, потому что она всегда опаздывает на несколько минут. «Мне пришлось сказать ей: проблема не в вас», – проблема во мне – сказала она. Когда я за две недели потеряла корпоративную кредитку, собственную кредитку, корпоративные ключи и собственные ключи на работе несколько лет назад, начальник меня не понял и разозлился. Я тоже этого не поняла и разозлилась – приспособиться к такому трудно. Теперь я втрое усерднее скрываю эти странности исполнительного функционирования, из-за которых частенько чувствую себя по-дурацки.

Но здесь, на фестивале, «по-дурацки» – это лишь наречие, которое я добавила к слову «красивый», рассказывая о жареном сыре, который ела вечером накануне.

Я доела торт. И оставила глазурь на штанах.

Эта статья впервые появилась на VICE US.