Моей работы не существует без поддержки фанов. Сколько я должен им?

Видео Логана Пола с извинением просмотрели на YouTube более 50 миллионов раз. Всего за несколько недель оно стало одним из самых популярных видео. И точка.

Подобные публичные извинения, во время которых извиняющийся сбрасывает тщательно созданную личину, благодаря которой прославился, и переходит к чему-то «трезвому» и «скромному», являются неотъемлемой частью нынешней культуры знаменитостей в социальных сетях. В мире, в котором поддельную близость превратили в коммерческий Крутой Бренд, трудно понять, где заканчиваются персонажи и начинаются люди, а также в какой мере то, о чём рассказывается, действительно проливает свет на чужую жизнь – и в какой мере это цинично спланировано.

Это касается не только отвратительных выходок братьев Полов – это происходит и в играх. Убрать из условия задачи игры невозможно, так как они непосредственно в этом виноваты: PewDiePie, самый популярный творец YouTube, построил свою цифровую империю, крича именно на них. Лишь в прошлом году PewDiePe сам выложил своё «извинение» за произнесённое во время стрима слово на букву «н».

Так как я и сам свечусь в социальных сетях и моя карьера теперь во многом связана с этим, я испытываю определённое сочувствие к отчаянным попыткам понять, что (и в каком объёме) говорить аудитории, каким образом публичный образ человека смешивается с настоящим, реальным человеком, а также ответить на вечный вопрос: каков ваш долг перед поддержавшими вас фанатами (нередко прекрасными)? (В то же время, это сочувствие не мешает мне требовать от этих творцов большего, когда они косячат. Когда косячу я, я ожидаю того же.)

Эти темы никогда не идут у меня из головы полностью, но они стали заметнее после недавнего инцидента на Twitch. 5 февраля 2018 года ведущий PlayerUnknown’s Battlegrounds Dr DisRespect вернулся в стриминг, и без малого 400 000 человек вышли в сеть посмотреть, как он косит людей; получился новый рекорд. Dr DisRespect взял перерыв от стриминга, объявив со слезами на глазах, что был «неверен» жене и возьмёт «небольшой отпуск, чтобы сосредоточиться на семье» из-за «дурацкой грёбаной ошибки». Он извинился перед фанатами, жертвователямии Twitch.

(Примечание: Я знаю об отрывках видео, на которых он «шутки» ради показывает расистские пародии на игроков-китайцев. Его реакция была такова: вместо того, чтобы извиниться, он обозвал человека, выложившего отрывки, «жаждущим внимания идиотом-позёром» и заявил, что наличие у него жены «мультирасовой принадлежности» доказывает, что он не расист. Это была дурная реакция на уместную критику.)

Человек на видео с извинением был не Dr DisRespect– он был Гаем Бимом, человеком, которым на самом деле является этот ужасно орущий чувак.

«Я не такой, – сказал он, прежде чем выключить камеру. – Я таким не являюсь».

Грань между раскрытием информации, прозрачностью и сплетнями уже не особенно заметна.

Раньше «поддержка» была пассивным, опосредованным действием: заходишь на сайт (или покупаешь журнал), реклама обеспечивает издание деньгами, а издание выплачивает своим сотрудникам зарплату. В 2018-м всё по-другому. Теперь творцов, критиков и комментаторов нередко поддерживают напрямую через такие сервисы, как Kickstarter и Patreon. Подписки, лайки и ретвиты – это отдельная валюта. Фанаты превратились в разновидность руководства. Значит ли это, что они являются ещё и человеческими ресурсами?

С тех пор, как я в 14 лет начал писать о видеоиграх, моя работа сильно изменилась. Раньше авторство практически не имело значения. Людей интересовала информация, помогающая определиться с будущими приобретениями, а журналисты были лишь рупорами, которым платили для передачи этих сведений. Теперь же, в эпоху социальных сетей, краудфандинга, лайков и подписок, когда человек ищет способа выделиться из толпы, личность решает всё. Честность и уязвимость часто вознаграждаются. Жизнь человека – история его жизни – является частью рекламы.

В социальных сетях я часто веду себя неестественно. Я пишу твиты намеренно остро, стараясь сделать так, чтобы ими делились как можно больше. Я готов публично делиться мнениями о событиях, потому что от меня ожидают высказываний, и, если мои слова прозвучат в «диалоге», это пойдёт на пользу моему сетевому социальному капиталу. Но это ещё и представление, выполняющее несколько функций сразу: оно отражает моё истинное «я», показывает, каким бы я хотел быть и то, что люди хотят видеть. Порой мне хочется лишь одного: писать плохие твиты о фильмах ужасов, – но это ничего мне не принесёт.

Мы все в той или иной степени участвуем в этом цикле; после псевдодемократизации голоса благодаря таким площадкам, как Twitter, мы все стали экспертами. Я всё чаще стал замечать, что некоторые мои друзья решили отказаться от различных социальных сетей. Это нездорово, утверждают они. Это отделяет их от реальных людей, говорят мне они. Я не возражаю, но не могу и подвести рациональную основу под уход, в немалой степени потому, что это: A) стало необходимым для моего чувства собственной ценности и Б) наличие аудитории, не связанной с изданием, в котором я работаю, кажется ценным в мире, в котором капризы медийных корпораций могут в любой момент лишить меня средств к существованию.

Чтобы пункт Б работал, нужно кормить этого зверя. Но чем его кормить? По мере того, как неуклонно росло количество моих подписчиков, тень становилась всё длиннее. Я осознал, что всё больше убеждаюсь в том, что это – часть моей профессиональной деятельности. Это – новая норма. Так ведь делают другие, поэтому я должен делать это и дальше. Значит, меня захотят взять на работу из-за тех слов, которые я опубликовал, или из-за того, что я принесу с собой аудиторию? Имеет ли это вообще значение, если главное – добывать себе пропитание и оплачивать ипотеку?

Всё это стало для меня проблемой лишь в 2011 году, когда я пришёл в GiantBomb. Я частенько думал, что моя карьера состоит из двух этапов: до и после GiantBomb.

Некоторые люди, возможно, и знали о моей работе до того, как я присоединился к таким людям, как Джефф Герстманн и Брэд Шумейкер (я создал несколько важнейших материалов для таких площадок, как 1UP, G4 и MTV), но именно в GiantBomb я превратился из репортёра в интернет-знаменитость… которая ещё и репортёрствует. Именно отсюда и растут ноги у моего присутствия в социальных сетях, и именно здесь, по сути, родился смотрящий вперёд Патрик Клепек. Времени, проведённому в GiantBomb, я обязан очень многим, но это одновременно благо и проклятье, так как это изменило мой взгляд на собственную карьеру, жизнь и их пересечение.

Внезапно людям стало интересно, что я могу сказать, помимо того, что думаю о новейшей игре. Они заинтересовались… мной? Это было в равной степени лестно и жутко, и я готов с лёгкостью признать, что просто соблазнился первым, хотя и трудно было понять, насколько это является иллюзией. Это процесс, практически незаметный, пока до человека не доходит, насколько он в этом процессе увяз. Довольно скоро у него появляется чувство долга перед подписчиками.

В 2012 году, когда у меня умер отец, я ненадолго вернулся домой, в Чикаго, чтобы помочь родным восстановиться. Я несколько дней помолчал в Twitter, а затем, ощущая усталость и похмелье одновременно, вытаращился на свой телефон. «Мне что-нибудь сказать, – задумался я. – Люди же, наверное, думают: что случилось?»

Кончина отца навсегда изменила мою жизнь. Притворяться, будто ничего не произошло, было бы невозможно. Если вы читаете мои работы, вы знаете, что я открыто говорил о воздействии этого события на меня, так как оно повлияло на то, как я воспринимаю и понимаю игры.

И, конечно же, была заманчивой перспектива добиться от людей сочувствия. Я чувствовал себя дерьмово и знал, что люди как-то отреагируют. Поклонники GiantBomb создали благодарственный тред, чтобы меня подбодрить, и это им удалось. Но мне часто казалось, будто я пользуюсь чем-то таким, чего нет у других людей. В последующие годы люди писали мне на имэйл о кончине своих родных. Им было больше не с кем поговорить, и они цеплялись за мои твиты, статьи и подкасты на эту тему, чувствуя связь, которая толкала их на контакт. Многие из них просили меня не отвечать – это был просто способ выпустить пар, – но я обычно отвечал. Так я, казалось, выплачивал долг.

Эти моменты возымели последствия не только для моей собственной психики. Всё это повлияло на моих родных и друзей. В общем и целом моя жена либо присутствует в социальных сетях, не светясь, либо светится на работе, либо сидит там в личных целях, так как связана со мной. После Геймергейта, когда кое-кто начал гоняться за моими близкими в наказание за какой-нибудь мой коммент, это стало не желательным, а обязательным. Я знаю, что моя жена расстраивается, когда ей приходится удалять фотографию или то, что ей нравится и по чему можно догадаться о нашем местонахождение, потому что это небезопасно.

Впрочем, я всё же записываю вместе с ней полурегулярный подкаст о фильмах ужасов, который называется Til Death Do Us Part. Там она по крайней мере обладает свободой действий. По большей части это повод для того, чтобы заставить себя долго говорить о том, что мы оба обожаем. Мы считаем это своего рода книжным клубом – просто так уж получилось, что это вместе с нами слушает ещё несколько тысяч человек. Это мило… особенно то, что их всего несколько тысяч.

Впрочем, неверно утверждать, будто в моём повседневном общении с фанатами и подписчиками нет ничего искреннего и осмысленного. Отчасти именно их постоянная поддержка и помогает мне переживать дурные дни. Их идеи и наводки на темы для материалов помогают мне идти в неожиданных направлениях. Возможно, важнее всего то, что, когда я делаю ошибку, они становятся моими самыми суровыми (и оперативными) критиками, помогая мне не терять бдительности. Когда люди, которым вы небезразличны, не дают вам расслабиться, это безумно круто.

Мы живём в такое время, когда радикально меняется сама природа известности. В прошлом индустрия развлечений была монокультурой, и поэтому существовала небольшая горстка кинозвёзд, музыкантов, профессиональных спортсменов и других знаменитостей с сотнями миллионов фанатов. Но в 2018 году фан-база разделена сильнее. Вашим любимым деятелем искусства может быть стример с Twitch, у которого «всего» 500 000 подписчиков, видеоблогер с YouTube, у которого пара миллионов подписчиков, или художник-комиксист на Patreon, которое поддерживают три человека. И несмотря на небольшую фан-базу к этим микрознаменитостям можно испытывать такие же сильные чувства, как к Дженнифер Лоуренс или Леброну Джеймсу. (Собственно говоря, ваши фанатские чувства могут даже усилиться, поскольку социальные сети и финансовые отношения сближают вас с ними в буквальном смысле.)

Пока что я всю свою карьеру получал деньги из одного и того же источника – компании, в которой работаю. Но экосистема, связанная с моей карьерой, и причина, по которой мне платят, изменилась. Я не умею делать ничего, кроме материалов о видеоиграх (я их люблю, я их знаю), и я постарался адаптироваться, чтобы делать их и дальше. Я до сих пор ищу в этом равновесие.

25 августа 2016 года у меня родилась дочь. Когда я узнал, что моя жена беременна, у меня появилось естественное желание гордо поделиться этой новостью. Вместо этого я после длительного разговора промолчал – или, скорее, мы промолчали. Это же она забеременела, а не я. Лишь после того как Джессика Роуз Клепек пришла в этот мир (причём и мать, и дочь чувствовали себя хорошо), я твитнул о случившемся. Я изо всех сил старался скрывать эту новость, прося друзей и родных держать язык за зубами на эту тему, и испытывал определённую странную гордость за то, что добрался до финишной прямой. Впрочем, то, что я мог вообще как-то гордиться подобным достижением, говорит об очень многом.

Я знал, что моя жизнь снова изменилась. Именно поэтому я почувствовал необходимость рассказать: это был момент.

Впрочем, когда момент прошёл, у меня состоялся ещё один длительный разговор с женой. Моя дочь не может особенно распоряжаться своей жизнью. Она может выбирать между хлопьями и блинчиками, «Холодным сердцем» и «Троллями», голубым и красным карандашом, но никак нельзя передать, что для её папы значит показать её фотографию тысячам незнакомых людей. Поэтому я этого не делаю. Как правило. Порой мне не удавалось соблюдать эту рекомендацию – за тот год или около того, что она пробыла в моей жизни, я всё-таки выложил несколько фотографий. Но признав, какую роль моя дочь играет и не играет в отборе разглашаемых о ней сведений, я принял сознательное решение начать избавляться от зависимости (а я действительно считаю, что это зависимость), которая заставляет меня выкладывать и то, и другое, и всё на свете.

Если у нас появится второй ребёнок, задумаюсь ли я вообще о твите с «объявлением»? Не знаю.

Порой откровениям известных личностей на YouTube и Twitch бывают рады. Когда Lirik, одна из самых известных личностей на Twitch, открыто говорит о стрессе и выгорании при ежедневных стримах, это хорошо. Я рад, что кто-то нашёл утешение в моих размышлениях о том, как на меня повлияла смерть. От осознания того, что личности, которые что-то создают, – это люди и как повседневные проблемы влияют на работу, приносящую радость людям, которые с ней сталкиваются, есть реальная польза.

Ценно и то, что люди монтируют из кадров, в которых Бим проявляет расизм, жуткие подборки «издранного», показывая, что происходит во время стримов, которые нередко длятся часами. Просто неразумно ожидать от человека, что он будет смотреть всё, что делает некий создатель контента, а эта информация ценна, когда решаешь, кого и что поддержать деньгами.

Из-за Бима мне стало неловко, так как то, что он сделал, было откровенно, дико и непривычно честно. Это было не подготовленное заявление от пиар-фирмы (а именно таким образом мы обычно узнаём о неверности и других промахах знаменитостей). Но из-за этого я также задумался о собственной роли (как творца и как фаната) в поддержке экосистемы, в которой такое видео воспринимают как естественное продолжение Крутого Бренда. Возможно, это – неизбежное последствие славы для известных геймеров, путь с последствиями, которые мы ещё практически не понимаем, но даже если это неизбежно, давайте не делать вид, будто мы не прилагали к этому руку.

Следите за сообщениями Патрика на Twitter.

Эта статья впервые появилась на VICE US.