Темная правда, которая кроется за нашей одержимостью заботой о себе

Тогда она осознала, что такое состояние у нее не впервые. Ей был поставлен диагноз депрессии 10 лет назад, когда ей было около 20 лет, и на этот раз она распознала предупреждающие признаки: проблемы со сном, желание избегать других людей и разрыдаться без причины. Теперь депрессия принесла с собой беспокойство, напугав её сильными приступами паники.

Баба была поставлена в очередь на специализированную и интенсивную терапию от Национальной службы здравоохранения Великобритании, так как ее страховка, оплаченная работодателем, не покрывала вопросы психического здоровья. Пока она ждала своей очереди, Баба с головой ушла в заботу о себе.

Она читала книги о депрессии и тревоге, слушала подкасты и старалась следовать советам, которые они ей давали. Она слышала, что физические упражнения являются противоядием от беспокойства, и начала бегать. Её сестра восторгалась медитацией осознанности, поэтому она загрузила приложение. Она пыталась вести дневник, чтобы избавиться от обременительных мыслей в голове. Но, у нее часто не хватало сил взять ручку, чтобы написать дату, не говоря уже о том, чтобы излить свои чувства. Большие проблемы, такие как «ненависть к себе, вина, давление, неуверенность в себе», как она их мне описала, остались.

История Бабы иллюстрирует две сходящиеся тенденции: неспособность институционального здравоохранения справиться с кризисом в области психического здоровья среди молодежи сегодня и развитие индустрии, предлагающей обещание психического здоровья с помощью обольстительных сообщений, которые обычно предназначены для брендов класса люкс.

По оценкам, в 2016 году 275 миллионов человек во всем мире страдали тревожным расстройством, а около 268 миллионов – депрессией. За тот же год Национальный институт здравоохранения США сообщил, что у 16,2 миллионов взрослых американцев, чаще всего от 18 до 25 лет, был, по крайней мере, один серьезный депрессивный эпизод. Я сама являюсь одной крошечной частью этой статистики; после того, как я на протяжении большей части своей жизни пыталась справиться со смущающим, а иногда и беспокоящим, беспокойством, в 26 лет мне поставили диагноз ОКР (обсессивно-компульсивное расстройство).

Кризис не только в диагнозах, но и в глубоком отсутствии должного ухода. В 2017 году некоммерческая организация «Психическое здоровье Америки» обнаружила, что 56,5 процента взрослых американцев с психическими заболеваниями не получали никакого лечения, а также 64,1 процента американских подростков пребывают в состоянии тяжелой депрессии.

Из пепла все растущих проблем с лечением психического здоровья возникло модное решение для Instagram: помоги себе сам. Мы, молодые люди, страдающие как никто до нас, были вынуждены взять на себя ответственность за заботу о себе и попали под действие этого хэштегного термина.

Самозабота – это туманный термин для обозначения поведения, которое должно иметь простое определение: забота о себе. Но это уже не просто медитация и ведение дневника; теперь все это #selfcare (#самозабота). Здоровое или щадящее питание; время в одиночестве или встречи с друзьями; тренировки или выходной день; маникюр или поход в салон красоты.

На момент публикации этой статьи в Instagram было 9,5 миллиона сообщений о #selfcare, что на сотни тысяч больше, чем когда я впервые начала критически относиться к этой теме. Существует целый рынок товаров по уходу за собой, которые извлекают супер-выгоду из нашей беды: self-care косметика, self-care маникюр, self-care маски, self-care массаж, self-care детокс-чай. В статье о self-care в New Yorker отмечалось, что теперь вы можете купить планировщики самозаботы и «временные татуировки по self-care» в форме бинтов с надписями типа «Это тоже пройдет» и «Я полноценен».

Эти действия и продукты не являются зловещими сами по себе. Я знаю, что жизнь включает в себя отдых, время с любимыми и физические упражнения. Но, забота о себе была присвоена компаниями и превращена в хэштег #selfcare; своего рода троллинг системы здравоохранения, которого нам не хватает и в котором мы отчаянно нуждаемся. История Баба показывает, что на самом деле нельзя вылечить тревожное расстройство с помощью джакузи или приложения для медитации, и предположение, что это возможно сделать, очень опасно.

Если бы мы жили в мире, в котором о нас должным образом заботились, была бы самозабота или #self-care такой же привлекательной? Является ли #self-care символом поколения, которое хочет позаботиться о себе, или оно показывает, как наше общество не заботится о нас?

Это был класс, в котором она выкрикивала положительные утверждения во время тренировки, и были такие слова, как «забота о себе» и «позитивное мышление». Петржела, историк современных Соединенных Штатов, изучала американскую политику, общество и культуру вспомнила, что была обеспокоена такой лексикой.

«Было убеждение, что все, что мне нужно было сделать, – это думать о счастье, быть позитивной, сделать еще десять отжиманий, и тогда я смогу избавиться от своих проблем», сказала она. «Это опасная идеология, если учесть, что существует так много структурно встроенных проблем, что все эти вещи не могут быть решены легко».

Это было предзнаменованием нашего нынешнего, индивидуально ориентированного, велнес-пространства, где соседи по заботе о себе занимаются: чистым питанием, ведут здоровый образ жизни, практикуют любовь к себе и занятия по фитнесу за 30 долларов. Вместе они – ухоженные всадники апокалипсиса для любого вида социального контракта, по сути, подхода «поставь себя на ноги органической запатентированной программой перезагрузки». «Мы наблюдаем настойчивое требование, что, несмотря на все доказательства обратного, мы можем достичь осмысленного существования, сохраняя позитивный взгляд на жизнь, следуя нашему блаженству и делая несколько растяжек подколенного сухожилия в то время как вся наша планета в огне», написала Лори Пенни в своем эссе о #selfcare в Баффлере в 2016 году.

У всех нас есть очень простое человеческое желание развить себя во что-то лучшее – посредством классных тренировок или иным образом – но стремительное движение #selfcare не только об этом, говорит Карл Седерстрем, доцент кафедры организационных исследований в Стокгольмском университете. «Есть также причины задуматься о том, почему что-то подобное стало таким популярным сегодня», сказал он мне. «Это частично отражение общества, в котором мы живем, которое разделено и фрагментировано и где солидарность находится под серьезной угрозой. За заботой о себе стоит очень сильная индивидуальная риторика, которая, на мой взгляд, популярна сегодня для многих людей, особенно для правительства и штатов, которые сочли бы очень удобным для себя практиковать аутсорсинг общественного здравоохранения».

В Соединенных Штатах исследование, опубликованное в 2015 году в Журнале Американской медицинской ассоциации (JAMA), показало, что более половины людей с психическими заболеваниями не получают никакого лечения, и нехватка денег является одной из основных причин. Другое исследование в JAMA показало, что в 2009 и 2010 годах только 55 процентов психиатров приняли медицинскую страховку пациентов по сравнению с почти 89 процентами других врачей-специалистов. Людям, участвующим в программе Medicaid, повезло еще меньше: согласно исследованию, опубликованному в JAMA Psychiatry, только четыре из десяти психиатров принимают Medicaid. Единственный более низкий показатель приема Medicaid – у дерматологов.

«Мы живем в обществе, где системы чрезвычайно влиятельны в определении того, кем являются люди и что произойдет в их жизни», говорит Седерстрем. «Однако, мы, кажется, живем в то время, когда отказываемся видеть, что это так. Мы действительно хотим верить в американскую мечту или в фантазию, что все может быть решено с помощью индивидуальных мер, с помощью самозаботы, с помощью техники магического мышления, силы позитивного мышления или чего бы то ни было еще подобного».

Это похоже на то, когда Пол Райан предположил, что бедные люди считают наставника по жизни в качестве требования для получения федеральной помощи, чтобы «разработать индивидуальный жизненный план для обеспечения структурированной дорожной карты по борьбе с бедностью».

Печальная ирония заключается в том, что большая часть истории популяризации заботы о себе исходит от активистов как реакции на институциональные проблемные зоны – женщин, цветных людей и сообщества ЛГБТК. Хэштег #selfcare стал своего рода протестом. Это был способ заботиться о маргинальных телах и умах, когда никто больше о них не беспокоился. Одре Лорд сказал: «Забота о себе – это не баловство, а самосохранение, и это акт политической войны».

Седерстрем, который также является соавтором книги «Синдром хорошего самочувствия» и совсем недавно «Отчаянно ищущий самосовершенства», все еще поддерживает эти основы: забота о своем теле и уме – это хорошо. Но когда эти практики реализуются, продаются и внезапно становятся блестящими и дорогими – это все еще забота о себе или она превратилась во что-то еще?

Даже когда Петржела съеживалась от некоторых заявлений, которые она делала на занятиях, она чувствовала напряжение: ей нравилось ходить на занятия. В итоге она получила сертификат инструктора. Это была отличная тренировка, и это помогло ей психологически. При всех недостатках самозаботы, правильное питание, занятия йогой, осознанность – неоспоримые преимущества.

«Нам нужно доступное медицинское обслуживание, и нам нужно время, чтобы заниматься йогой и медитировать», считает Петржела. «Это очень важно. Трудно выделить что-то одно, зависит от, того с кем говоришь. Когда я говорю с некоторыми критическими, интеллектуальными, академическими типами, надо говорить что-то вроде: «Йога не глупа, это не просто опиум для народа. Это то, к чему нам нужен больший доступ, и оздоровительные практики могут расширить возможности». Но, когда я разговариваю с большим количеством доброжелательных людей, я говорю:«Нам нужно поговорить о политике, а не о чае с матчей».

Пол Джионфриддо, генеральный директор Mental Health America, некоммерческой организации, которая защищает потребности и здоровье людей с психическими заболеваниями, сказал мне, что мы плохо справлялись с вопросами поддержки людей с проблемами психического здоровья на протяжении десятилетий. Он видел, что психическому здоровью уделяется меньше внимания с момента его первой работы в мире политики.

В 1978 году, в возрасте 25 лет, Джионфриддо был избран в законодательный орган штата Коннектикут и занимал место в комитете государственных ассигнований. Как человек с наименьшим стажем, ему был дан в управление последний по значимости подкомитет: здравоохранение. «Я сказал им, что не хочу работать в сфере здоровья, а они сказали: «Никто не хочет, так что вы без вариантов», сказал он мне.

Сегодня Джионфриддо все еще занимается вопросами здоровья. Mental Health America предлагает анонимную программу онлайн-скрининга для ряда общих состояний, таких как депрессия, беспокойство, ПТСР, биполярное расстройство, психоз, расстройства пищевого поведения и многое другое. Он занимается этим уже около четырёх лет и Джионфриддо говорит, что около 3,000 человек в день заполняют опросник. По словам Джионфриддо, подавляющее большинство людей, которые заполняют эти опросники, дают положительный результат при умеренном или тяжелом диагнозе состояния, для которого они выбрали самопроверку, таких около трёх четвертей. И две трети из этих людей говорят, что им никогда раньше не ставили диагноз.

«То, что у нас есть, это большое, недиагностированное население, которому нужна помощь», сказал мне Джионфриддо. Но, это еще не все. Он сказал мне, что около двух третьих из этих людей, прошедших скрининг говорят, что им меньше 25 лет. И треть опрошенных говорят, что им от 11 до 17 лет. «То есть, мы можем утверждать, что у нас есть недиагностированное, в основном молодое население, которому нужна помощь».

Когда их спросили, какая помощь им нужна, Джионфриддо сказал, что люди выбирают один из четырёх вариантов: направление на лечение, информацию об их состоянии, взаимодействие с другими людьми с таким же состоянием и инструменты для самопомощи.
«Интерес к самозаботе находится в этой четвертой области. И это понятно», сказал Джионфриддо. «Для меня имеет смысл, что это одна из вещей, которые ищут люди, особенно когда вы не можете легко найти ответы на другие три вопроса. Мы знаем, что есть вещи, которые мы можем сделать, чтобы сохранить своё здоровье, независимо от нашего состояния. Но недостаточно просить людей ставить диагноз и лечить себя».

Тим, сын Джионфриддо, страдает шизофренией и часто был бездомным во взрослой жизни, живя на улицах Сан-Франциско. Джионфриддо и его жена неоднократно пытались обеспечить своему сыну надлежащее лечение, жилье и поддержку, но безрезультатно. Не было ни одного конкретного случая в ранней жизни Тима, который привел к его нынешнему положению, но было много институциональных неудач на этом пути со страховкой, образованием, правоохранительными органами и медицинским обслуживанием.

«Это система оказания психиатрической помощи, которую я помог построить», написал Джионфриддо в эссе о своем сыне для журнала «Вопросы здравоохранения». «Всё начинается, когда мы не обращаем внимание на потребности наших детей, и заканчивается, когда мы изолируем их, когда они становятся взрослыми».

Корень наших проблем сидит в медицинской системе, которая слишком долго по-разному относилась к психическому и физическому здоровью. Джионфриддо объяснил мне, что когда в 1960-х годах была основана программа Medicaid, она умышленно исключала оплату ухода за престарелыми в государственных учреждениях по психическим заболеваниям или в любом учреждении с более чем 16 кроватями, которое специализируется на психиатрической помощи. Это было сделано для того, чтобы избежать оплаты расходов на лечение в течение всей жизни.

В ту эпоху аргументы против финансирования психиатрической помощи указывали на «трудности в определении психических заболеваний, отсутствие доказательств эффективного лечения, высокую стоимость покрытия психиатрической помощи и неопределенность в актуарных оценках затрат» - Ричард Франк, профессор экономики здравоохранения в Гарвардском университете, написал в 2000 году обзор о Medicaid и Medicare.

Считалось, что услуги по охране психического здоровья труднее количественно оценить, чем другие медицинские процедуры, и у них было неограниченное время лечения. «Все эти пункты были использованы в качестве причин для ограничения амбулаторного лечения психических расстройств», отметил Фрэнк. «Даже сегодня отголоски этих аргументов часто звучат в Конгрессе и законодательных собраниях штатов». Понятие «лекарство от психического заболевания» трудно понять и описать; для психиатрических состояний нет ни сломанной кости, чтобы исправить, ни раковой клетки, чтобы на нее нацелиться.

«Тем не менее, в 1996 году Конгресс принял Закон о паритете психического здоровья, который должен был сделать покрытие психических заболеваний таким же, как и обычных физических заболеваний», говорит Пол Аппельбаум, профессор психиатрии в Колумбийском университете и бывший президент Американской психиатрической ассоциации. В 2008 году Конгресс принял Закон о равноправии в области психического здоровья и равенстве зависимостей (MHPAEA), в котором предпринималась попытка еще более расширить первоначальный закон о паритете здоровья.

Планировалось, что в 2014 году более 30 миллионов американцев получат страховое покрытие в соответствии с Законом о доступном медицинском обслуживании, и предполагалось, что для всех этих страховых полисов будет обеспечен паритет в отношении лечения психических расстройств.

Принятие MHPAEA дало свои результаты. До принятия закона многие страховые планы предусматривали уменьшение покрытия при лечении психических недугов. Теперь уменьшение покрытия запрещено. Закон также должен был запретить страховщикам ограничивать количество посещений врачей в психиатрических клиниках.

Но есть лазейки, которые делают достижения закона менее эффективными. Поскольку, многие поставщики психиатрических услуг не сотрудничают со страховыми компаниями, франшизы по-прежнему, как правило, являются фактором, который способствует отказу людей от психиатрической помощи. Страховщики могут предписать, что после определенного количества посещений врача, скажем, 20, они должны оценить, нужно ли вам дополнительное лечение, создавая дополнительные документы для пациентов и врачей. В одном случае исследователи обнаружили, что 25 процентов страховых планов на рынке не соответствуют требованиям MHPAEA, а опросы Национального альянса по психическим заболеваниям, опубликованные в 2015 году, показали, что страховые компании в два раза чаще отказывают в психиатрической помощи, чем в общей медицинской помощи. И, несмотря на принятые законы, возмещение расходов страховых компаний специалистам по психическому здоровью все еще слишком мало, сказал мне Аппельбаум, что привело к тому, что ведущие поставщики услуг вообще отказались от принятия страховки.

В 2015 году страховые компании возмещали поставщикам психиатрических услуг 83 цента за каждый доллар, который они давали врачам первичной медицинской помощи. Почти в половине штатов возмещение расходов по непсихической помощи было на 30–70 процентов выше. Исследование, проведенное в 2017 году, показало, что психиатры получают более низкую компенсацию, чем врачи, не являющиеся психиатрами. Примерно на 13-20 процентов меньше иногда за те же услуги. В результате многие психиатры предпочитают не работать со страховкой, чтобы зарабатывать на жизнь. Национальное исследование показало, что в 2015 году отказы страховых компаний в покрытии психиатрической помощи были в четыре-шесть раз выше, чем обычной медицинской помощи, включая хирургическое вмешательство. Более одного из пяти человек сказали, что им трудно найти хорошего специалиста-психиатра, который бы принимал страховки.

На протяжении всего этого государственные или федеральные регулирующие органы мало и редко принимают какие-либо меры в этом вопросы. Министерство труда обладает юрисдикцией в отношении планов здравоохранения частного сектора, а Министерство здравоохранения и социальных служб обладает юрисдикцией в отношении планов здравоохранения государственного сектора, а разделенная ответственность затрудняет наблюдение за исполнением закона и принятие соотевтсвующих мер. Во многих случаях сами работодатели или работники обвиняют свои страховые компании в несоблюдении закона о паритете.

То, к чему приводит весь этот провал политики и финансовое неравенство, возможно, еще более серьезная проблема: сейчас мы сталкиваемся с нехваткой психиатров и психологов. Три четверти округов в США испытывают нехватку психиатров, и это во многом связано со страховыми вопросами. Поскольку все меньше людей выбирают быть психиатрами и психологами, а тем, кто практикует, не выгодно работать по страховым полисам, которые им не покрывают затраты. Такие специалисты пользуются спросом, так зачем же им зарабатывать меньше денег? И поэтому стоимость психиатрического медицинского обслуживания продолжает расти.

Эти проблемы выглядят так, как будто они только усугубляются: почти половина рабочей силы психиатрии старше 65 лет, а число людей, заканчивающих программы ординатуры по психиатрии, сокращается. Уровень заработной платы у психиатров находится на 27 месте по величине среди 30 медицинских специальностей; студенты заканчивают учебу с долгами и склонны не выбирать область медицины, в которой им будут платить меньше.

Аппельбаум говорит, что правозащитные группы в настоящее время борются за соблюдение наших паритетных законов, и в нескольких штатах рассматриваются коллективные иски. Одна жалоба в Нью-Йорке против Excellus BlueCross BlueShield привела к расследованию, которое вёл генеральный прокурор Нью-Йорка. В ходе этого расследования было выявлено, что отказов в отношении лечения психических расстройств на 64% больше, чем в отношении любого другого вида заболевания. В результате рассделования Excellus BlueCross BlueShield обязали проинформировать 3,300 клиентов, которым было отказано в покрытии их права, об их праве подать апелляцию, которые в общей сумме могут составить около 9 миллионов долларов.

Аппельбаум сказал мне, что есть надежда, что, когда биологические основы проблем психического здоровья станут более известными, наше общество наконец сможет избавиться от такого разделения между психическим и физическим здоровьем. Но, пока это не так. Что лежит в основе этого разделения? Предубеждение? Красная лента? Страх? Вероятно, какая-то липкая комбинация всего. В любом случае, это оставляет пациентов и терапевтов с кучей документов и больших счетов, в поисках других, менее бюрократических решений. Например, #selfcare.

«Самопомощь подходит людям, которые испытывают некоторую степень легкого стресса или просто рассматривают его как способ улучшить свою удовлетворенность жизнью», говорит Аппельбаум. «Но для людей, которые на самом деле испытывают симптомы психического расстройства, для которых доступны эффективные методы лечения, просить, ожидать или побуждать их позаботиться о себе самом в таких обстоятельствах, это переложить ответственность с системы, которая должна заниматься, на самого человека. Честно говоря, если бы они могли позаботиться о себе на начальной стадии заболевания, у них не было бы психических проблем, которые у них есть. Для многих людей получение помощи от специалистов критично важно для исцеления».

Долгое время я думала, что не смогу устроиться на работу в офисе, потому что стресс для меня был слишком большим. У меня есть навязчивые идеи и ритуалы вокруг чистоты, еды, здоровья и, наконец, мой перфекционизм, который приводит к опасениям, что другие наблюдают и судят меня за такое поведение. Поработав день в одной комнате с 50 другими людьми, я ухожу изнурённой и истощенной, сделав половину работы, которую я могла бы сделать дома.

Однажды я оказалась на уроке Кундалини йоги в окружении женщин в белых тюрбанах. Я искала какую-то медитативную практику, чтобы обуздать навязчивые мысли. После 45 минут пения и дыхания, чередуя ноздри, я вышла из класса в ярости, посокльку учитель сказал, что дыхание, которое мы только что практиковали, может вылечить расстройства пищевого поведения. Я была опустошена при мысли о ком-то с серьезным расстройством пищевого поведения, заболевания, у которого один из самых высоких показателей смертности среди всех психических расстройств. Этот человек, возможно, пытался выздороветь, надев белый тюрбан и повторяя Сат Нам.

Мне потребовались годы терапии, чтобы хоть как-то повлиять на мои проблемы с психическим здоровьем. И я столкнулась с теми же препятствиями, с которыми сталкивались многие молодые люди, пытаясь найти терапевта. Я не искала его, пока у меня не осталось всего несколько лет в плане страхования моих родителей. Но все терапевты, к которым я хотела попасть, не принимали страховку. Терапевты, с которыми я общалась, стоят от 200 до 400 долларов за сеанс. Когда я хотела проконсультирваться у терапевта, который специализируется на ОКР, список доступных практикующих психиатров сократился еще больше. Один терапевт, который был экспертом в моих вопросах, сказала мне, что мой курс терапии будет стоить 2,500 долларов.

Лучшая забота о себе – это больше спать, больше тренироваться, лучше есть. Все это является важной частью головоломки для психического здоровья. Но, по иронии судьбы, мне часто приходилось жертвовать собой, заботясь о своем психическом здоровье. Я должна была выбрать терапию, чтобы следовать здоровому питанию, заниматься фитнесом или покупать экологически чистые продукты. Я полностью осознаю своё привилегированное положение. В отличие от сына Джионфриддо, Тима, я не чернокожая, у меня нет серьезных психических заболеваний, и я могла бы позволить себе сделать этот выбор для себя, а не жить на улице.

Тем не менее, мой доход фактически на 5,000 долларов в год меньше, чем у моего коллеги. При этом, мне нужно взять более дорогой страховой план, который будет покрывать частных психиатров, которые не работают с дешевыми страховыми планами, и платить дополнительно за посещение специализированного терапевта по ОКР каждую неделю.

Легко купиться на тренд #selfcare, который я вижу, как способ избавиться от разочарования в системе, которая не работает. Но правда в том, что я также делаю целый ряд #selfcare, чтобы держать себя на плаву, и это действительно помогает. При необходимости я работаю из дома, хожу на йогу, придерживаюсь веганской диеты и мало смотрю телевизор. Я купила много дневников благодарности. Эти действия снижают уровень моей паники. А многие люди живут в состоянии ещё большей паники всю жизнь.

И все же я недовольна тем, что эти практики называются #selfcare, как будто ничего больше и не нужно. Возможно, вся проблема в трактовке значения #selfcare. Я думаю, что класть все в одну кучу, лечение серьёзных психических расстройств и легкие занятия по заботе о себе, искажает истинный смысл заботы о себе. Это как не видеть различий между настоящим морским загаром и результатом тонирования кожи спреем с эффетом загара. Разве не должно быть различий между базовой заботой о себе, дополнительной заботой о себе в виде отдыха в дорогих отелях и лечением психических расстройств?

На мероприятии, проводимом этим летом в оздоровительном комплексе Bon Appétit Healthyish, я сидела на презентации, которая называлась «Selfcare: потворство своим желаниям или активизм?». Мередит Талусан, исполнительный редактор Them, LGBTQ Condé Nast, провела дискуссию со сторонницей здорового способа жизни Сарой Элиз, писательницей Фарих Ройсин и Алишей Рамос, основательницей информационного бюллетеня о заботе о себе и сообщества Girls Night In.

Они обсуждали, было ли проблематично принимать участие в движении #selfcare, которое все больше привязано к опредлённым продуктам, в то время как страна рушится вокруг нас. Разговор довольно твердо встал на сторону заботы о себе. Однако, по словам участников дискуссии, товары с хэштегом #selfcare, т. е. миллионы покупаемых продуктов, которые маркируются как таковые, чтобы продавать себя, следует внимательно изучать и не воспринимать их слишком серьёзно.

«Заботу о себе нельзя контролировать», сказала мне позже Ройсин по электронной почте. В настоящее время она пишет колонку о заботе о себе для Healthyish о здоровье и о том, кто имеет к нему доступ. «Безусловно, капитализм замешан в идее заботы о себе, и, конечно, многое из этого пропускает его истинное предназначение (то есть о более глубокой любви к себе), но я думаю, что нет способа контролировать это. Я менее заинтересована в оценке людей и больше инвестирую в то, как я могу помочь исцелить других людей в моем сообществе и за его пределами».

Ройсин сказала мне, что, когда она росла, как цветная женщина, забота о себе и хорошее самочувствие не были очевидными приоритетами. И мы должны стремиться к тому, чтобы люди приняли заботу о себе, независимо от того, что это влечет за собой. Она говорит, что испытывает разочарование в мире #selfcare, но не из-за того, как это называется, а из-за того, что многим это недоступно.

«Я испытываю чувство разочарования, когда белая женщина делает маникюр и думает, что это и есть забота о себе #selfcare, но совсем не обращает внимание на то, как она общается с маникюрщицей», сказала она. «Я думаю, что важно, чтобы у нас было самосознание, когда речь идет о заботе о себе, и мы задавали себе вопросы: «Как моя забота о себе влияет на окружающих?»

«Также, меня удручает то, что мы используем термин #selfcare, чтобы оправдать самое обычное поведение. Я видела, как люди в социальных сетях называли прогулку во время обеденного перерыва #selfcare. И утренний кофе без проверки электронной почты или звонок другу, с которым давно не виделись – всё это #selfcare.»

Когда мы ожидаем, что забота о себе заменит более серьёзные системные недостатки в нашем здравоохранении, мы также переусердствуем над оправданием действий, которые должны быть нашими основными привилегиями. Нам следует испытывать негодование по поводу того, как каждый маленький момент в нашей жизни должен быть продуктивным и осмысленным и представленым миру в таком образе.

«Это печально, но мы пришли к тому, что нам приходится напоминать себе что хорошо бы просто пройтись и позвонить родным», говорит Джионфриддо сказал мне.

Нам следует разрешать себе гулять в рабочие дни и не квалифицировать это как #selfcare. «Я думаю, что большинство из нас просто очень обеспокоены тем, что мы делаем весь день», считает Седерстрем. «Действительно ли мы проводим время наилучшим образом? Действительно ли мы успешны в том, чтобы быть той самой лучшей версией себя, о которой нам постоянно говорят? Вы не можете просто прогуляться. Вы должны сделать это правильно».

(Когда я спросил Седерстрёма, занимался ли он в тот день какой-либо заботой о себе, он криво ответил: «У меня есть маленький ребёнок, и я сегодня поменял ему подгузник. Может ли это быть заботой о себе?»)

Иногда я трачу дополнительное время на приготовление еды, уборку, занятия йогой или отдых, потому что я чувствую беспокойство или потому что мои симптомы ОКР обострились. Но иногда это просто приятно. Если бы у нас был доступ к системному лечению, в котором мы нуждаемся, нам не пришлось бы терять #selfcare. Но, возможно, урок йоги мог бы стать просто уроком йоги, а не быть нечто большим.

«Эта доброта помогла мне понять, что такое забота о себе», сказала она. «Когда вы страдаете психическим заболеванием, вы часто испытываете такую низкую самооценку, оказавшись в цикле вины за то, как ваша болезнь влияет на других, стыдно, что вы не можете делать простые вещи, и в конечном итоге теряете веру в себя. Когда вы чувствуете это, практически невозможно быть добрым к себе. Что на самом деле является заботой о себе. Как вы можете заниматься #selfcare, если не уверены, что достойны заботы?»

Баба думает, что до ее пребывания в Мейтри она занималась заботой о себе, как будто это был пункт в списке, который нужно было вычеркнуть из списка дел. «Я это делала как робот, и не было никакой реальной «заботы», говорит она. «Если вы полностью потерялись, плавая в мутных водах депрессии, забота о себе может быть очень бесполезным занятием».

Она считает, что Мэйтри была поворотным моментом для неё, потому что она наконец получала помощь от других, в которой она нуждалась. Это похоже на то, что Ройсин сказала мне: «Цель заботы о себе – полюбить себя. Я думаю, что это способ гарантировать, что забота, которую вы получаете извне – будь-то работа с терапевтом или целителем, или кем-то ещё – может быть превращена в актуализированную реальность, а не просто в теорию симпатии к себе в широком смысле».

Баба пробыла в центре всего пять дней, но это помогло вывести её из опасной точки, в которой она находилась. Теперь её отношения с заботой о себе изменились, потому что она получила доступ к этой доброте к себе через заботу о других.

«Теперь, когда я бегаю, я вижу, как я ухаживаю за своим телом, выхожу на солнце, оглядываюсь и наслаждаюсь возможностью двигаться», говорит она. «Когда я пишу, я вижу, что я лелею творческую часть своего разума, а не просто терзаю себя».

Но это не совсем счастливый конец. Баба говорит, что она все еще только в очереди на психиатрическую помощь. Тем временем она платит из своего кармана частному практикующему психологу и она не сможет делать это вечно. «Я всё ещё жду дату оценки моего состояния, не говоря уже о начале терапии», говорит Баба. «Это стоит мне £140 [$181] за сеанс. Я однозначно не смогу оплатить всё лечение, в котором буду нуждаться ещё долго».

Эта статья впервые появилась на VICE US.