FYI.

This story is over 5 years old.

развлечения

Расшифровка странных тайн «Призрачной нити»

В новейшем шедевре Пола Томаса Андерсона предостаточно проклятий и призраков, а также Дэниэла Дэй-Льюиса.
Focus Features

К тому времени, когда Дэниэл Дэй-Льюис закончил съёмки в «Призрачной нити», на него нашло странное чувство. «До съёмок в этом фильме я не знал, что перестану играть, – рассказал он W Magazine. – Я, конечно, знаю, что мы с Полом [Томасом Андерсоном] здорово посмеялись до съёмок этого фильма. А затем мы перестали смеяться, потому что нас обоих обуяло чувство печали». Он даже не видел окончательный монтаж фильма: «С этим трудно было жить. И сейчас трудно».

Реклама

Учитывая то, сколько труда он вложил в свою роль, можно было бы подумать, что ему захочется приобщиться к практически повсеместному признанию «Призрачной нити»: в рамках подготовки к роли Рейнольдса Вудкока (этому персонажу дал имя он сам) Дэй-Льюис научился кроить и шить платье от Balenciaga, побывав в учениках у художника по костюмам Нью-Йоркского балета. Фильм – это обычно результат сотрудничества режиссёра и его съёмочной группы, но в случае «Призрачной нити» Дэй-Льюис, фигурально говоря, тянул карету, в то время как Томас Андерсон выпустил вожжи.

Но спустя несколько недель после объявления о своём уходе на покой Дэй-Льюис попал в болезненную аварию на мотоцикле, едва не стоившую ему руки. Он покинул зал ещё до конца нью-йоркской премьеры «Призрачной нити», а на церемонии вручения «Золотого глобуса» парил этакой тенью с печальной улыбкой. Выражение его лица узнал всякий, кто видел фильм: по сути своей, история Вудкока – это сказка о том, как сила любви согревает даже самые чёрствые сердца, – сложный герой успешно борется с проклятьем, которое наделяет его гением, и экзистенциальным ужасом. Учитывая то, как ужасно сказывались некоторые роли на своих исполнителях, не таким уж лишним будет вопрос о том, не перешло ли проклятье, нависшее над сюжетом «Призрачной нити», на самого актёра.

Примечание о проклятиях – независимо от того, чем вы их считаете: мистическими истинами, самосбывающимися пророчествами или чушью на постном масле. Моё крайне основательное определение родом из «Вечеров в древности» Нормана Мейлера, утверждающих, что проклятие как таковое – это «бесчестная кража силы. Что бы ни предпринималось для улучшения своего положения, приносит в результате меньше, чем затрачено усилий». Не можете добиться успеха, даже если целитесь точно? Возможно, на вас наложено проклятие.

Реклама

Что это за проклятие и откуда оно взялось? В первые несколько минут фильма Вудкока показывают после успешного дебюта нового платья; однако говорить он может лишь о присутствии смерти, которая нависает над ним. По просьбе сестры он едет в свой домик в деревне, где встречает Альму, официантку, которая станет его моделью, музой и в конце концов матерью его ребёнка (это если можно доверять последним нескольким секундам фильма, но об этом потом). Честно пытаясь флиртовать, они всё время терпят неудачи из-за его фанатического беспокойства; в ткань свадебного платья для иностранной принцессы он вшивает слова «Без проклятий», благословение для неё на счастье – и выражение тоски по собственному счастью.

Эта тревога заметна в выразительных чертах Дэй-Льюиса; поэтому, когда они с Альмой смотрят друг другу в глаза, кажется, будто внезапный психический сдвиг в тяжести его тяжёлого сердца движет комнатой, из-за чего она спотыкается. Из простых ремарок в сценарии Андерсона («Он смотрит на неё. Она смотрит на него») нам неизвестно, было ли это шатание – восклицательный знак в фильме, состоящем из плавных жестов и аккуратнейшего монтажа, – заранее поставленным, импровизированным или случайным, пока воочию не наблюдаем разрушение того, что можно назвать шестой стеной фильма. Появление призрака матери Вудкока в статичном общем плане его спальни подсказывает нам, что в мире Вудкока действительно есть ещё одна плоскость существования – царство мёртвых, которое накладывается на царство живых и заигрывает с ним.

Реклама

Любому поклоннику Пола Томаса Андерсона история о призраках может показаться необычным жанром для этого откровенно приземлённого режиссёра, который ранее больше всего заигрывал со сверхъестественным в скандально известной буре с лягушками из «Магнолии». Но табу и суеверия слишком уж распространены в мире реальных модельеров, с которых и списан персонаж Рейнольдса Вудкока. «Я действительно считаю, что люди из мира моды суеверны по природе своей и однозначно очень духовны, гораздо в большей степени, чем в любой другой индустрии», – заявила New York Post в 2011 году Кристин Нокс, автор книги «Alexander McQueen: Genius of a Generation» («Александр Маккуин: гений поколения»).

Кроме Маккуина (который, по слухам, тайно вшил в подкладку пальто, изготовленного для Принса, слова «Я тёлка»), есть ещё Кристиан Диор, отличавшийся, возможно, самыми скандальными суевериями в мире моды и чья смерть в реальности произошла всего спустя два года после событий «Призрачной нити». Есть Чарльз Джеймс, не скрывавший свою гомосексуальность британский кутюрье, который в своих последних словах, обращённых к медикам, отличился ложной скромностью едва ли не лучше всех в истории. «Я – человек, которого многие считают величайшим кутюрье западного мира», – заявил он медикам, а затем умер в относительном одиночестве, не успев заплатить за шесть месяцев аренды жилья. Французский дизайнер Поль Пуаре как-то раз сказал Джеймсу: «Передаю свою корону вам. Носите её достойно», – а спустя несколько лет умер без гроша.

Реклама

Энди Уорхол (чья подтверждающаяся документами хрупкость сродни хрупкости Вудкока, когда он уязвимее всего) был в любопытных отношениях со смертью. Он «перестал волноваться» после внезапной кончины любимой кошки, за которой ухаживали он и его мать в начале его карьеры; этот эмоциональный поворот, как утверждают, стал толчком к рождению поп-арта как формы искусства.

«Если верить ему, смерть кошки от операции избавила его от нежных чувств», – утверждает автор книги «Andy Warhol: A Biography» («Энди Уорхол: биография») Уэйн Кёстенбаум; но она также дала Уорхолу способность представлять себе «загробный мир, в котором Джулия Уорхол и их любимые котики остаются в живых». Смерть же Джулии Уорхол также стала крупным травматичным событием для художника – настолько, что он не пришёл на её похороны и даже не признал, что они состоялись. (Впоследствии он говорил товарищам, что его мать просто ушла за покупками.) Сам Уорхол впоследствии уйдёт из жизни из-за осложнений, связанных с неудачной операцией.

Каждый из этих мастеров, оставивших неизгладимый отпечаток на моде, обладал благоразумной связью с загробным миром; такие отношения бывают у всех творцов с творчеством, переживающим их на долгие годы. Возможно, именно это и есть волокно, вплетённое в «Призрачную нить»: невидимая линия, тянущаяся от наших предков к детям наших детей (этот образ очень андерсоновский) и выходящая за рамки телесности. «Иногда я думаю, что будет в нашей совместной жизни, и вижу под конец такое время… Я могу предсказать будущее… и всё решено, – говорит Альма после того, как гипотетическое проклятие фильма преодолено. – Я наконец-то тебя понимаю – и мне интересны твои платья, я хочу беречь их от пыли, призраков и времени».

Возможно, создавая Рейнольдса Вудкока Дэниэл Дэй-Льюис подхватил нить из гобелена деталей и вкусов, делающих «Призрачную нить» необыкновенной, и прикрепил её к собственному, фигурально говоря, костюму. В «Powers of Horror, an Essay on Abjection » («Силы ужаса: эссе об отвращении») философ Юлия Кристева пишет: «В психоанализе, как и в антропологии, мы легко ассоциируем сакральное и устанавливаемую им религиозную связь — с жертвой». Не нужно верить в суеверия, чтобы воочию наблюдать их влияние на других. Так что, если Дэй-Льюис перестал играть, потому что решил, что дальнейшее вхождение в образ стоило бы ему жизни?

К решению Дэй-Льюиса уйти из актёрства, в общем-то, могло привести что угодно: с практической точки зрения дело могло быть в том, что своё очарование потерял и актёрский мир, и мир реальный; дело могло быть в том, что бремя негатива, без которого не обходится отвержение того, что приходит само собой, особенно сильно давит на него на данном этапе; а может, это просто чушь, как надеется сам Андерсон. Но перестав играть, Дэй-Льюис бросает вызов собственной смертности – своему проклятию, – планируя поиск смысла жизни помимо жизни после смерти. Если он его действительно найдёт, нам всем стоит надеяться, что он так же готов поделиться этим секретом, как и собственной душой в «Призрачной нити».

Эта статья впервые появилась на VICE US.