Шанайя Твейн рассказывает нам, почему решила стать поп-кумиром

Скажите кому угодно независимо от того, жил ли этот человек в 90-е или нет: «OK, so you've got a car» («Хорошо, значит, у тебя есть машина»). Он точно будет знать, что идёт дальше, и это из-за того, что Шанайя Твейн – и её музыка – обладает культовым статусом.

После борьбы с болезнью Лайма (которая определённое время серьёзно воздействовала на её голос) Твейн вернулась с «Now», своим первым альбомом за 15 лет. Женщина, с которой я встречаюсь в роскошной лондонской гостинице, куда менее шикарна, чем поп-богиня в одежде с леопардовым принтом, которая расхаживала по пустыне в клипе на «That Don't Impress Me Much». Также она крайне откровенна.

VICE: Что из того, чем вы обладаете, самое милое?

Шанайя Твейн:

Мне неприятно даже говорить это, потому что мне не нравится мысль о «владении» домашними любимцами, но это однозначно мои собаки. Я обожаю своих собак. У меня их две: одна – лабрадор, другая подобрана с улицы, мы её спасли.

Ездят ли они с вами на гастроли?

Они слишком большие для поездок – я бы не хотела отправлять их в самолёте в багажное отделение. Именно поэтому у нас две собаки. Сначала мы завели бездомного пса, а потом завели лабрадора в качестве компаньона. Думаю, если я когда-нибудь выйду на пенсию… ну, я не знаю, случится ли это когда-нибудь вообще. Но если я когда-нибудь окажусь в одном месте больше чем на несколько месяцев, я привезу с собой собак. Они словно продолжение моей семьи.

Какой род занятий предпочли бы для вас родители?

Это всегда была музыка. Они бы страшно огорчились, попробуй я что-то другое. Я вообще не хотела заниматься музыкой профессионально. Я питала к ней страсть, но я не хотела зарабатывать ею на жизнь. Мне не нравились связанные с этим напряжение и внимание. Она очень нравилась мне как отдушина, по этой же причине некоторые люди обожают готовить. Но я выбрала себе такую работу ради родителей.

Чем бы вы занимались с большим удовольствием?

Я хотела стать архитектором, ближе к инженерии. Мне безумно нравится создание конструкций и пространственный дизайн – я до сих пор этим одержима.

Так почему же вы в итоге остановились на музыке?

Ну, это хороший вопрос. Мои родители умерли, когда мне было 22 года. Итак, мне 22 года, у меня нет родителей и меня больше не заставляют идти в исполнители. Но в 22 года все остальные уже учатся в университетах. Теперь нет причины, по которой я должна заниматься музыкой, но я умею заниматься только ею. На то, чтобы создать и развить это, я положила всю юность. Теперь на мне ещё и лежит обязанность обеспечивать младших братьев. Это единственный известный мне способ заработать на жизнь, кроме продажи джинсов или работы в «Макдональдс». Так что я выбрала музыку. Пути назад не было, поэтому я просто стала заниматься ею старательнее, чем чем-либо ещё. Получив контракт на пластинку, это стало для меня спасением. Если начинаешь так, как начала я, и получаешь спасительную возможность, то хватаешься за неё.

Хорошо, сейчас я попытаюсь задать вопрос полегче. Когда вы бодрствовали дольше всего?

Всю ночь. Я отрабатывала ночные смены, а затем просто продолжала. Учась в последнем классе старшей школы, то есть лет в 17, я работала в барах ночью по четвергам и в выходные. А потом я после школы в течение недели работала в «Макдональдс». То есть мой распорядок дня в четверг был примерно таков: школа, четыре часа «Макдональдс», затем обслуживание бара. Я работала за барной стойкой где-то до 4 утра, а затем, утром, шла на занятия в школе, то есть мы, конечно, просто не спали всю ночь. Хуже всего то, что после бессонной ночи мы отправлялись завтракать прямиком в «Макдональдс». Это был просто самый безумный цикл.

Это позволительно, когда человеку 17.

Именно. В субботу я просто спала весь день до своей вечерней смены в баре. А в пятницу я, пожалуй, ещё и засыпала в школе.

Какое ваше воспоминание школьных лет ярче всех остальных?

Собственно, это музыкальное воспоминание. Учась в средней школе, лет в 12-13, я очень часто обходилась без нормальной зимней одежды, потому что мы не могли её себе позволить. У меня не было ни нормального пальто, ни нормальных сапог и тому подобное. Так что, когда наступала перемена – а это значило, что нужно было выходить на улицу минут на 40, как бы холодно ни было, – я подходила к учителю музыки и говорила: «Можно остаться в музыкальном кабинете и просто поупражняться в музыке?» Он же был милосерден и позволял мне это в качестве внеклассного занятия. Но на самом деле он позволял мне это, чтобы я не смущалась из-за отсутствия нормальной одежды. Музыкальный кабинет был как бы моим убежищем. Собственно, в старшей школе было точно так же. Если я хотела прогулять урок, я забиралась в звукоизолированную секцию в музыкальном кабинете и пару часов писала песни, а меня никогда не слышали и не замечали.

Когда вы оказались ближе всего к наличию сталкера?

Ну, сталкеров у меня было несколько. Мне стало не по себе [от этого], и это сильно дестабилизирует жизнь, потому что разбираться с ними – это целый процесс, и это жутко. Это как бы побочный эффект славы, с которым надо жить.

А что за процесс?

Зависит от вида сталкинга. Но я к этому подхожу очень логично. Если я сама или кто-то рядом со мной чувствует в какой-то момент, что находится под угрозой, то мы сразу это расследуем. Мы проверяем факты и обстоятельства, а также пытаемся определить, что происходит. В наше время можно довольно быстро вычислить, настоящая ли это угроза, а разбираться с ней нужно активно.

Если бы вы были рестлершей, то под какую песню вы выходили бы на ринг?

«We Are the Champions» Queen. Это просто очень эпичная песня.

Вы бы не выбрали какую-то песню Шанайи?

Ладно, может, я бы выбрала «Man! I Feel Like a Woman». Это моя чемпионская песня.

Весьма китчевое начало для рестлерского поединка.

Пожалуй, да! Это одна из моих программных песен. У неё в названии есть восклицательный знак.

Новый альбом Шанайи Твейн, Now, вышел в конце сентября на Virgin EMI.

Следите за сообщениями Ника Левина на@mrnicklevine