Контраст между голливудским гламуром и гражданским неповиновением в ярких винтажных фотографиях

Лос-Анджелес многогранен. Но мало у кого была возможность путешествовать между отдельными мирами первой половины 20-го века, когда Великая миграция и послевоенная мексиканская иммиграция изменили лицо города.

Фотограф Джордж Родригес — настоящий художник, который уже более полувека успешно мигрирует между гламурным Голливудом и движением Чикано в Лос-Анджелесе. Он родился в 1937 году от отца эмигранта из Мексики и матери мексиканки из США. За свою жизнь Родригес создал целый ряд работ, которые охватывают громадный спектр жизни Лос-Анджелеса — от музыкальных звёзд первой величины, телевидения и кино до лидеров и борцов за гражданские права, профсоюзов сельскохозяйственных рабочих и движения Чикано.

Его архивы включают работы с Цезарем Чавесом, Долорес Уэрта и Брауном Беретсом, Джими Хендриксом, Майклом Джексоном и N.W.A. Родригес наладил партнерские связи с автором Джошем Куном с целью публикации своей первой ретроспективной работы Double Vision: The Photography of George Rodriguez. Галерея The Lodge в Лос-Анджелесе открыла выставку фотографий Double Vision. Я побеседовала с Родригесом об искусстве легендарного города в самые зажигательные его годы.

VICE: Какой была жизнь, когда ты рос в Южном Лос-Анджелесе в 40-50е годы?

Джордж Родригес: Мой папа открыл обувной магазин в районе Skid Row в Лос-Анджелесе. Мы жили там до 1949 года, а затем переехали в Южный Централ. Южный Централ — это трудное место для жизни — оно теперь может быть даже страшнее, но оно делает вас сильнее.

К счастью, в школе в моем районе, Fremont High School, был отличный профессиональный курс фотографии. Всё началось, когда мне понадобилось дополнительное занятие, и один из моих одноклассников посоветовал мне пойти на курсы фотографии, потому что он был не сложным, и я так и сделал. В школе оказалось несколько фотографов журнала LIFE — это было похоже на Священный Грааль для фотокорреспондентов. Думаю, именно это вдохновило меня.

Я получил работу после школы в фотостудии. У нас начались финансовые трудности, поэтому мне пришлось уйти и начать зарабатывать деньги. Так я начал работать в разных фотостудиях в районе Голливуда.

Не мог бы ты рассказать о своей первой профессиональной съёмке?

В 1957-58 годах мне посчастливилось работать с Сидом Эйвери. Я подвёз друга в Голливуд, так как он собирался устроиться на работу в магазин видеотехники. Я припарковался перед фотостудией, и увидел, что это студия Сида Эйвери. Я увидел, как кто-то внутри настраивал камеру, поэтому я зашел, чтобы посмотреть, что он делает.

Мы начали говорить. Я вообще не знал Сида Эйвери, но он знал фотографов из Fremont. Он рассказал мне, что они принимают на работу, и что у него есть фото лаборатория, которая идеально мне подходила. Я работал его помощником. Мы просто спелись с ним, и я многому научился.

Сид снимал для журналов LIFE, Saturday Evening Post, Collier’s и Look. Я помню, как однажды мы отправились фотографировать Люсиль Болл, и он создавал домашнюю обстановку для Family Circle. Во время съёмки одна из её ресниц упала в яму для барбекю. Она очень быстро сгорела!

Можешь рассказать, каковы были условия для американцев мексиканского происхождения в это время?

В районе Голливуда условия были непростыми, потому что ты не мог похвастаться родителями, работающими в индустрии развлечений. В 1950-х годах, когда я пытался устроиться на работу, Голливудом руководили профсоюзы — и если вы не член профсоюза, у вас совсем иной путь в карьере.

Я начал работать на Columbia Pictures после того, как один парень, который ранее привозил пленки в студии, спросил, хочу ли я создать свою фотостудию и заниматься видеоплёнкой. Пока я работал там, мой босс просил меня делать принты. Я пригласил на работу моего друга, который был американцем мексиканского происхождения: я проявлял пленку, и он печатал. Несколько людей из профсоюза появились и сказали моему боссу, что он должен уволить меня, потому что мы не были в профсоюзе. Не помог и тот факт, что мы были из движения Чикано. Но у нас уже было достаточно дней, чтобы вступить в профсоюз.

Когда я, наконец, попал в профсоюз, я часто спрашивал, сколько было принято или повышено в должности латиноамериканцев и ответ всегда был таков: «Ни одного». Я не знаю, как всё это выглядит сейчас, но вопрос, который возникал каждое десятилетие на протяжении 50 лет, заключается в следующем: «Где же в Голливуде латиноамериканцы?»

Моя точка зрения на многие вещи неизменна – я в первую очередь – фотограф. Я не мексиканский или чиканский фотограф, и я надеюсь, что люди поймут правильно, потому что я очень горжусь тем, кто я. Вот таков мой взгляд на вещи.

В книге есть заявление: «Я действительно прожил две жизни». Не мог бы ты рассказать об этом?

Я никогда не думал об этом. Это была моя жизнь. Пока я работал в Columbia Pictures, в Восточном Лос-Анджелесе происходили забастовки. В свой обеденный перерыв я хватал свою камеру и всё снимал — и из-за того, что я был менеджером, я мог поехать на восток Лос-Анджелеса, снимать все, насколько это было возможно, а затем возвращаться на работу.

Единственный раз, когда я осознал, что я чикано, было тогда, когда я работал с другим таким, что было редкостью. Помню, как делал рекламные фотографии для Марио Лопеса, когда ему было восемь лет, и я с пониманием относился к его родителями, с которыми у меня было так много общего. И вот тогда я заметил разницу. Или когда я снимал кого-то вроде Чича Марина из „Чич и Чонг” или Фредди Фендера. Казалось, что на телевидении латиноамериканцев не видно, но если вы живете в Лос-Анджелесе или Калифорнии, то видите, что мы повсюду.

Как движение чикано повлияло на ваше представление о людях и культуре?

Движение чикано было увлекательным для меня. Когда всё началось, я понял, что должен рассказать обо всём увиденном. Как фотограф, вы делаете всё возможное чтобы передать представление о том, что происходит людям, которых там нет, но даже с помощью фотографий сделать это очень сложно.

Встреча и знакомство с Сесарем Чавесом были действительно особыми. Люди, которые были частью этого движения, были моими друзьями, вроде Саль Кастро, поэтому у меня была внутренняя информация о том, что происходит, как например, демонстрация Моратория. Всякий раз, когда я слышал о чем-либо, я делал всё возможное, чтобы быть там. Я знал, что для чикано не существовало формул успеха, поэтому я уважал всё, чем они занимались. Ситуация казалась опасной, не столько в физическом смысле, как в том, что люди могли попасть в тюрьму из-за своих убеждений.

Мое первоначальное намерение состояло в том, чтобы создать книгу о движении чикано и в целом передать переживания американцев мексиканского происхождения. Вот почему у меня так много фотографий о тех моментах 60-х, 70-х и 80-х годов. Я никогда не думал, что люди назовут это борьбой за гражданские права. Я думал, что это касается районов и людей, но впоследствии люди навесили ярлыки на это, и в этом есть некий смысл, однако я никогда не смотрел на это под таким углом.

Каково это было — просматривать свои архив в ходе создания книги?

Я понял, что у меня есть из чего выбирать, особенно из местной истории. На моих фотографиях я вижу, как взрослели политики и люди, с самого начала, и как они приходили и уходили.

Мне нравится конечный результат, и я думаю, что он будет очень поучительным для людей. Я не осознавал этого, пока не начал получать отзывы. Как будто я сделал за них домашнюю работу. Я всегда очень бережно относился к своим снимкам, поэтому многие из них никогда ранее не были опубликованы. Я даже будто смотрю на чужую работу — и думаю: «Ого, они действительно хороши!» (Смеется).

Did you discover things you hadn’t previously seen, or see your work in a new way as a result of experience and age?
I found things that I had forgotten about. I used to hang out at the Whiskey A-Go-Go a lot, and one night I went there to shoot an album cover for Van Morrison, and the Doors were the house band. For the last set, both bands were on stage so there were both Morrisons, Jim and Van, singing “Gloria.”

Осознал ли ты кое-что, чего раньше не замечал, или увидел свою работу по-новому, учитывая опыт и возраст?

Я обнаружил вещи, о которых я забыл. Я часто зависал в Whiskey A-Go-Go, и однажды ночью я отправился снимать на обложку альбома Ван Моррисона, и рок-группу the Doors. Для последнего набора обе группы находились на сцене, поэтому песню Gloria пели оба Моррисона, Джим и Ван.

Вы начинаете ценить происходящие с вами в жизни вещи значительно позже, например, встречи с такими людьми, как Кэри Грант. Вот почему я знаю, что нужно сосредоточиться на том, что происходит в данную минуту, потому что только завтра вы поймете, насколько прекрасно провели время [Смеется].

Как в тот раз, когда Элвис Пресли вернулся на сцену в совершенно новом облике. Я был в студии звукозаписи, и это было историческим событием. Или во время встречи с Сезарем Чавесом в разгар бойкота сборщиков винограда — вы именно там, где хотите быть. Фотография уносит вас туда.

Следите за сообщениями Мисс Розен на Instagram.

Эта статья впервые появилась на VICE US.