Мы попросили нескольких корреспондентов VICE рассказать нам о худших расставаниях в их жизни

_Эта статья впервые была опубликована на VICE UK._

Совсем недавно выяснилось, что на самом деле взрослые мужчины – кучка плаксивых хлюпиков, неспособных оправиться от разрыва отношений. Исследование, проведённое учёными из Бингемтонского университета в Нью-Йорке, обнаружило, что в то время как женщинам, возможно, приходится хуже всего сразу после окончания отношений, именно мужчины страдают сильнее в долгосрочной перспективе, а некоторые и вовсе никогда не примиряются с разрывом до конца.

Предполагается, что причина кроется в нашей давней подруге - биологии. Женщины, как утверждает бингемтонская группа, теряют больше, встречаясь с неудачником (как выразился ассистент Крейг Моррис, «краткая романтическая связь может привести к девяти месяцам беременности»), поэтому у них лучше получается принимать то, что им кто-то не подходит, и двигаться дальше.

Однако мужчины страдают дольше, поскольку потрясение, вызванное только что случившимся, постепенно «впитывается» их маленькими куриными мозгами, и лишь затем они, наконец, осознают, что с ними сейчас произошло. Тогда им снова приходится «соревноваться» за новую партнёршу, а поскольку мужчины, как гласит исследование, по своей природе настроены на конкуренцию сильнее женщин, потеря того, что они считают «хорошей добычей», будет ещё немного болезненнее.

Мы не были уверены, что эта теория обязательно верна для каждого брошенного хотя бы раз мужчины за всю мужскую историю. Поэтому, чтобы понять, все ли мужчины ужасно переживают по-поводу своих расставаний, мы попросили некоторых своих корреспондентов вспомнить всё о самом мучительном разрыве, который они когда-либо пережили, и поделиться этим в интернете.

ДЭВИД УИЛАН

Мои отношения были прекрасны. Знаете, хорошо так расслабляли. Долгий летний отпуск в каком-нибудь уютном месте на пляже с бесконечным потоком чтива, алкоголя и секса. Но в один прекрасный день они закончились, и мне пришлось внезапно осознать, что я вполне обычный парень, вновь оказавшийся в океане вполне обычных парней: немного полноватый, с жуткой растительностью на лице, слушающий песни Хосе Гонсалеса вперемешку. Я постоянно носил тапочки марки Toms. Возможно, я (в какой-то момент) знал тексты всех песен из какого-то альбома Джона Майера.

Сам по себе разрыв был совершенно спокойным. Не было никаких слёз (ну, может, я в одиночку уронил парочку, лёжа в постели) и никаких ссор. Это попросту закончилось. Пошли титры. На следующее утро я проснулся в несколько малобюджетном сиквеле собственной жизни, откуда в связи с ограничениями финансирования пришлось вырезать определённых персонажей – например, мою бывшую.

И вот чем я занялся тем временем: зачастил в бар, стал играть в Football Manager. Но я уже всё это обсуждал.

Разумеется, я также сидел на Tinder. После пробуждения, перед сном, трезвым и, конечно же, пьяным. Ужасная привычка. (Я также попробовал Happn, но мне показалось несколько странным, что я пересекался с одной и той же женщиной восемь раз в день, хотя ни разу её не видел. Она меня преследовала? Я её преследовал?) Теперь у меня больше совпадений на Tinder, чем друзей на Facebook, что очень хорошо подчёркивает одиночество.

Червяки во время спаривания выстраиваются в нечто похожее на сосиску и стреляют спермой друг в дружку. Отношения чем-то на это похожи: одинокие люди, прежде чем соединиться для создания одного двойного червяка, являются двумя червяками поменьше, слепыми и крохотными, и извиваются себе, даже не подозревая, что их потенциальная вторая половинка увлечённо роется в почве где-то в близлежащем горшке для растений.

Разрыв – это просто возвращение в это состояние. Плакать из-за него бессмысленно. Оправившись от эмоционального потрясения, вызванного тем, что ваше червячье тело разорвано пополам, вы просто на время возвращаетесь к валянию в грязи. Поскольку вскорости (неизвестно когда) придёт день, когда вы найдёте другого червяка, с которым можно поизвиваться.

Мои первые отношения с парнем были напряжёнными, чувственными и тайными. Мне было 18, я учился в университете, и мои встречи с этим красавчиком-регбистом превращались в некий сексуальный шпионаж: мы заботились о том, чтобы нас не застукали, тщательно придумывали алиби, по два раза проверяли, нет ли на мне какой-нибудь его одежды.

Мы прошли первую фазу сомнений в собственной сексуальности вместе. Мы чувствовали себя способными свернуть горы, но только потому, что создали собственный мир в постели. Я мгновенно понимал его – не по тому, что он говорил, а по тому, что он не говорил или не мог говорить, и когда мы были вместе, казалось, будто мы идём по странному, радостному минному полю. Всё, от счастья, до стыда, было приправлено порохом, от чего всё это становилось больше, громче и опаснее.

Отношения продлились до самого выпуска, но к тому времени радостный ландшафт, по которому мы беспечно проскакали, казался бесплодным и враждебным. Я уже признался в своей ориентации, а он нашёл утешение в людях, полагавших, что он гетеро. К лету 2010 года он уже принял это и носил это как доспех, чтобы никто не пытался причинить ему боль. Я видел, что он не собирается меняться – даже для меня.

Наш разрыв был спокойным и уверенным, а вот последствия оказались сложными. Я переехал в Лондон, а он в конце концов пошёл на работу, подразумевавшую переезд в другую страну каждые два года. Со временем я привык к мысли о том, что он вернётся ко мне, поскольку слишком напуган, чтобы связаться с другим мужчиной. Я буду терпелив, и я буду ждать. Он, как мне думалось, вернётся, и мы сможем снова курить у окна, смотря сверху вниз на своё королевство и ощущая гордость за то, кто мы такие.

Но этот момент так и не настал. Однажды вечером, когда мы связались по Skype, чтобы наверстать упущенное за долгое время, он признался, что время от времени встречается с девушкой. Я почувствовал, как моё лицо вытянулось, а в груди всё сжалось. Я не понимал.

Это была просто интрижка, говорил он. Год спустя он снова вспомнил об этом, но признал, что это было не всерьёз. Он вспомнил об этом ещё спустя год, но сказал, что они, в общем-то, не собираются вступать в брак.

В конце концов, у моих дверей оказался позолоченный конверт.

Я хотел ждать, пока он её бросит. Или она его бросит. Затем, в период особенного одиночества, я перестал пытаться его понять – геем он был или гетеро. Он давным-давно перестал вращаться вокруг моего мира.

Это было почти пять лет назад, и это был худший разрыв, который я когда-либо переживал. Связь с человеком, который был так же разбит и потерян, как я, казалась невероятной. Но когда он вернулся «в чулан», я внезапно ощутил одиночество. Я почувствовал, что тот друг, с которым я отправился в такой дальний, изнурительный путь, мог всё это время сидеть у меня в голове. Чтобы забыть о нём, потребовалось много лет, но то приглашение на свадьбу стало последней каплей. Как и он, человек, отказавшийся быть загнанным в рамки, я не выбрал ни один вариант из двух предложенных и вернул ему приглашение: он поймёт, что это значит.

Так что, думаю, если судить по моему опыту, для того, чтобы забыть бывшего партнёра, действительно нужно много времени. При этом, бывает, чувствуешь мощные, судорожные волны острой боли отвержения и безнадёжного горя, так что полезно цепляться за воспоминание об отношениях. Сначала в качестве механизма приспособления, но затем, когда ваш бывший покупает дом и (очевидно) наслаждается обществом существа женского пола, приятно осознавать, что какое-то недолгое время и на меня смотрел исключительно с вожделением кто-то, похожий на диснеевского принца.

Мне 28, но у меня был всего один настоящий разрыв, поскольку те отношения продлились шесть лет. Все последующие разрывы в моей жизни по сравнению с ним кажутся ничтожными. Всё-таки были слёзы, я всё-таки отсылал по пьяни СМС много недель и месяцев спустя, но когда кто-то уходит из твоей жизни после настолько долгого срока, волей-неволей начинаешь рассматривать эту личную драму как особенную, думаешь, что она обладает теми качествами, которые всю историю человечества приводили к созданию некоторых из лучших (и худших) стихотворений, песен и романов.

Я встретил свою бывшую, когда мне был 21 год. Как и многие парни в этом возрасте, я был придурком – эгоистичным, асоциальным и напуганным. Моё представление о том, что такое отношения, основывалось на таких фильмах, как «На обочине», где таких мужчин, в какого превращался я, «спасали» умные и, по стечению обстоятельств, привлекательные женщины. Мне и в голову не приходило, что мне придётся что-то делать в отношениях (или в жизни), кроме существования во всей своей несовершенной, зачуханной гениальности. Разумеется, этого достаточно, чтобы построить стабильные, здоровые отношения.

То, что мои отношения продлились так долго (и были относительно стабильны), заслуга как моей бывшей, так и её страсти к возмездию. Не могу сказать, что я был совершенно бесполезен, но, разумеется, когда она однажды вечером в ноябре прошлого года пришла домой с работы и призналась, что с неё хватит, я смог только сдаться и согласиться. В это время мы знали друг друга слишком хорошо, чтобы думать, будто что-то может измениться: после шести лет в отношениях знаешь, что получаешь, а если это недостаточно хорошо, то обман, нужный для того, чтобы остаться вместе, попросту слишком велик. Так, по крайней мере, было в нашем случае.

Последние девять месяцев были самым тяжёлым временем в моей жизни. Легче было справляться даже со смертью родственников, что не только неприятно признавать (попробуйте кадрить женщин такими признаниями!), но и неприемлемо: люди не хотят слушать о том, как тебе плохо, они хотят, чтобы ты «держался» и «двигался дальше», что вполне логично. Однако если уж прошедшие девять месяцев меня чему-то научили, то научили они тому, что, чтобы с чем-то справиться, сначала нужно принять боль.

На какое-то время я погрузился в режим отрицания, говоря себе, что на самом деле вовсе не скучаю по этой женщине. Но прошло немного времени, и боль стала настолько очевидной, что мне, чтобы продолжать отрицать её, пришлось бы сделать нечто гораздо более радикальное, чем то, что я сделал в итоге. А именно, я признал, что пустил всё коту под хвост и что это хреново, но если я возьму на себя ответственность и изменюсь, я смогу встретить кого-нибудь в будущем и не пустить всё коту под хвост в этих отношениях.

Оправился ли я от своего разрыва? Вовсе нет. Но думая о том, что в какой-то степени эта печаль будет длиться вечно, я невольно чувствую, что в этом есть определённый позитив. Так как теперь я учусь, боль от разрыва толкает вперёд; она совершенствует. Может быть, в итоге, когда все слёзы будут пролиты, а все пьяные СМС отправлены, я даже буду благодарен.

ДЖО СТОУН

Согласно этому новому исследованию, мужчины более склонны страдать от неблагоприятных последствий разрыва из-за заложенного природой стремления соревноваться за вторую половинку. Если же принять во внимание, что в случае гомосексуальных мужчин, соревнуются не только за то, чтобы не умереть в одиночестве, но и за одних и тех же потенциальных партнёров, то, возможно, не стоит удивляться тому, что мой первый разрыв был так невыносимо отвратителен. Получив тот же выбор партнёров, что и мой новый бывший, в 2009 году, я поступил разумно – начал методично спать с парнями, за которыми он, по моим сведениям, ухаживал, а затем непременно говорил ему об этом, «чтобы он не узнал от кого-нибудь другого». Если это делает меня психом (спойлер: однозначно делает), он был ничем не лучше – в частности, привёл парня в квартиру, в которой я жил с нашим общим другом, потому что его жилище было слишком далеко (мы больше не живём в одной квартире). Так как мы жили в одном районе и ходили в одни и те же заведения, мы регулярно натыкались друг на друга. В итоге мы либо цапались, либо трахались, обычно делая и то, и другое. Разумеется, всякий раз, когда он оставался у меня в это время, я ждал, пока он уснёт, а затем тщательно прочёсывал его страницу на Grindr, чтобы выяснить, с кем он переписывался, и ругался с ним из-за этого. Вспоминая об этом теперь, я удивляюсь, что все выжили и никого не убили. Угрозы определённо были.

Забыл ли я своего бывшего? Да, но на это потребовалось немало времени, и есть шансы, что я до сих пор страдаю ПТСР. Мы пробыли вместе лишь чуть больше года, но последствия были настолько ужасающими, что я решился на серьёзные отношения со своим следующим (и нынешним) парнем два с лишним года спустя. Оглядываясь назад, я думаю, что разрыв был проявлением проблем в наших отношениях – недовольства, неуверенности, стремления к превосходству, которые по-настоящему всплыли только тогда, когда мы со всем покончили. Надеюсь, возраст и опыт больше не дадут мне попасть в такое положение, и теперь я однозначно не стал бы вести себя так, как вёл себя тогда. Думаю, он бы тоже не стал, и пять лет спустя мы, наконец, станем друзьями. Наверное, дело также в том, что теперь мы оба счастливы в отношениях. И в том, что он так никогда и не узнал, что я занимался сексом с его отцом (шутка :).

Следите за сообщениямиДэвида,_ Криса, Джеймса и Джона Twitter._