Коррупция, которую я видела, работая в греческой государственной больнице

«Я вас отправляю в отделение анализов крови, потому что вы, судя по виду, умница», – сказал директор по персоналу и позвал одного из своих подчинённых, чтобы тот повёл меня на вступительный инструктаж. Вскоре со мной поздоровалась невысокая рыжая женщина в чёрно-белых роговых очках и с ярко-красной помадой и повела меня к столу, за которым я начну свою двухлетнюю медсестринскую стажировку.

Мне, скорее всего, был где-то 21 год, когда программа стажировок моего учебного заведения дала мне возможность поработать в одной из крупнейших государственных больниц в Афинах. Я не была в особом восторге от этого варианта, но это была оплачиваемая работа, а это значило, что можно было уйти с работы официанткой в кафе. И поэтому дождливым октябрьским утром я прошла в ворота больницы, открыла тяжёлую деревянную дверь и впервые нюхнула стерильной системы государственного здравоохранения.

Очень скоро до меня дошло, что больница – самое худшее место работы. Это камера бесконечной боли, пахнущая смертью, кофе и антисептиком, в которой ежедневно приходится сталкиваться с самыми лучшими и худшими сторонами человечества. С тех пор прошло уже лет девять, но я никогда не забуду то утро, когда увидела женщину, сидевшую на ступеньках, которые вели в маленький больничный дворик. На лице у неё было ошеломлённое выражение, а в руке -–бумажный платочек. Вокруг неё резвились её маленькие дети, просившие печенья и сока.

Проходя мимо, я случайно услышала, как она без лишних церемоний повторяла: «Дети, послушайте, папа умер». Мне показалось, что она отчаянно пытается заставить их усвоить понятие смерти, заставить их осознать, что они больше никогда не увидят человека, который (всего несколько часов назад) был среди них. У меня ещё никогда не было более шокирующего опосредованного опыта, поэтому я пошла быстрее.

Как оказалось, все дни в больнице одинаковы. Люди кричат, что им больно, люди плачут в приёмных покоях, люди в бесконечных очередях несут полные сумки медицинской документации, люди разговаривают с родственниками по мобильным. А ещё кофе – бесконечный поток кофе. Когда я начала там работать, меня волновали все трагические истории, симптомы и болезни вокруг, настолько, что я превратилась в ипохондричку. Каждые 15 дней я заставляла одну медсестру делать общий анализ крови, чтобы убедиться, что я здорова. Не знаю, со сколькими врачами я проконсультировалась за три месяца, которые проработала в том отделении, чтобы увериться в том, что я не страдаю какой-то неизлечимой болезнью.

В конце этих трёх месяцев меня перевели в другое отделение, потому что из-за меня были проблемы у моей непосредственной начальницы. Основной проблемой было то, что я не придерживалась графика, который она установила для пациентов. К примеру, она вывесила записку, гласившую, что результаты анализов будут объявляться пациентам после 12 часов; мне это показалось забавным, потому что нам результаты часто выдавали раньше, и до полудня у нас была куча времени на то, чтобы передать их дальше. В отличие от перегруженной работой, но вечно улыбающейся старшей медсестры отделения, наша руководительница ежедневно делала утренний перерыв с 11 до 12; это значило, что она уходила из кабинета на целый час, «на кофе с бутербродом». Делать мне было нечего, поэтому всякий раз, когда кто-то просил результаты, я их просто выдавала. Она пару раз поймала меня с поличным, и моя работа в отделении анализов крови подошла к концу.

Меня перевели в больничное отделение урологии. Там работали трое ординаторов, а также три младшие медсестры и трое директоров, один из которых был исключительно «для мебели» – он просто сидел и ждал пенсии. Кабинет врачей был крошечным помещением на втором этаже, снабжённым четырьмя маленькими письменными столами и несколькими стульями.

Я должна была делать записи о приёме и выписке пациентов, ставить печати на результаты пациентов или в случае необходимости находить записи в больничной документации. Также я должна была определять график операций и заниматься административно-технической работой. В общем и целом это была идеальная работа: у меня была уйма времени на распитие кофе и болтовню с друзьями на Facebook.

Хотя поначалу мне это немного не нравилось, потому что нужно было сидеть в крохотном кабинетике ещё с десятью людьми, мы очень скоро привыкли друг к другу. Врачи – странный народец: они могут быть сущими святыми и злыми, параноиками и рациональными, спокойными и истеричными одновременно.

Однажды руководитель повернулся ко мне и сказал: «Нам уже почти пора получить премию». Затем он объяснил, что три года назад прооперировал пациента с раком простаты. С тех пор, несмотря на то, что пациент был совершенно здоров, он заставлял его каждые два месяца делать определённый анализ, стоивший 240 долларов. В большинстве клиник такое происходило в открытую. Это был не первый и не последний раз, когда я видела, как врач брал взятку или бесстыдно врал пациенту подобным образом.

Время, которое я там провела, было жизненным уроком, поскольку в греческих больницах интриг и драм больше, чем во всех сезонах «Карточного домика» и «Анатомии Грей» вместе взятых. Именно там я, к примеру, узнала, что давать деньги врачу перед операцией считается «коррупцией», но после операции это «подарок в знак благодарности». Я узнала, что деньги дают не за процедуру – врач обязан её провести. Предполагается, что деньги дают за послеоперационный уход, который также полагается по умолчанию. Врачи явно обо всём это знали, но создавали иллюзию, будто бы без взятки уход за пациентом невозможен. Некоторые откровенно назначали цену, другие же были более осторожны.

СМОТРЕТЬ:

Порой я думаю, что весь этот процесс (присутствующий повсеместно в греческой системе здравоохранения) довёл пациентов до чего-то похожего на стокгольмский синдром. Лучший образчик этого мышления на моей памяти – это тот случай, когда пациент, страдавший раком, настоял на том, чтобы дать мне 20 долларов «на чашечку кофе». На самом же деле ему было нужно, чтобы я подтвердила его свидетельство об инвалидности, а я не могла этого сделать без подписи врача. Эти свидетельства выдавали каждую среду, потому что тогда у врачей было время. Пациент явился ко мне во вторник.

Мне нужно было просто достать его карточку, отксерить старое свидетельство и передать его ответственному врачу, который выписывал диагноз по анализам. Я сказала ему, что со своей стороны сделаю что смогу, а ему придётся подождать, пока врач вернётся из операционной. От денег я неуклюже отказалась, сказав ему, что не пью кофе.

Ещё были представители аптек. Каждое утро под кабинетами врачей вместе с пациентами ждали трое-четверо мужчин и женщин в костюмах. Не знаю, не прекратился ли уже симбиоз между врачами и фармацевтическими компаниями, но, по крайней мере, когда я там работала, распространители препаратов сулили просто дикие привилегии. Ужины в Hilton, банкеты в тавернах, расходы на дорогу при поездках на конференции и всевозможные подарки – от книг до часов; любой врач в зависимости от старшинства мог просить что угодно в обмен на то, что будет прописывать пациентам определённые препараты. Я даже получала подарки, хотя и не могла выписывать рецепты.

Разумеется, были и врачи, являвшиеся полной противоположностью вышеописанных. Те, кому было тяжело говорить пациентам и их родственникам, что у них проблемы со здоровьем. Те, кто отказывался от личного времени и брал дополнительные смены в неблагодарной обстановке. Люди, пропускавшие дни рождения своих детей, чтобы помочь в критической ситуации.

Они ходили бледные, с тёмными кругами под глазами, а когда пациенты дарили им подарки, делились ими с медсёстрами и остальным персоналом. На вопрос: «Доктор, сколько я вам должен/должна?» они отвечали: «Просто берегите себя», а тем, у кого не было страховки, выдавали бесплатные препараты.

Разумеется, труд врачей должен хорошо оплачиваться. Но чтобы дойти до этого, сначала должны произойти перемены по инициативе тех, кто в них нуждается, то есть пациентов. Нам нужно избавиться от иллюзии, будто бы наше общество может работать только так, просто из-за того, что мы выросли в этой системе. Тогда всем остальным останется только следовать за нами.

Эта статья была впервые опубликована на VICE Greece