Модель Харнаам Каур говорит, что её борода – это благословение

Подумайте о переходном возрасте. Мысленно вернитесь к тем странным, жутким годам.

Вы на грани юности исследуете первые волоски, вылезающие у вас из подмышек и паха. Вспомните это восхищение, этот страх. Недоумённое возбуждение в сочетании с отвращением к самому себе.

Теперь представьте себя в этом возрасте и представьте, что эти новые чужие части вашего тела видны всем в вашем классе – вот только с этим не приходится иметь дело больше ни одному человеку вашего возраста или пола.

Вы – 12-летняя девочка, и у вас есть борода.

По мере взросления вы пробуете воск, бритьё, выщипывание, а также бесконечно пытаетесь применить другие методы удаления волос, но конец остаётся всё тем же, как будто это некая жестокая шутка, присущая вашему биологическому строению.

Знакомьтесь, Харнаам Каур.

26-летняя уроженка Лондона (Великобритания) сейчас является боди-активисткой, моделью и лайф-коучем. Она – неудержимо страстная сила, и она возвращает себе самооценку, одновременно прокладывая революционный путь для западного мира, погрязшего в неуверенности в себе по физическим причинам и навязываемых стандартах красоты.

Я уже больше года подписана на Каур в Instagram и захотела пообщаться со вдохновляющим человеком, скрывающимся за инста-ником. Однако, несмотря на открытое присутствие в социальных сетях, за её, на первый взгляд, уверенным фасадом (у неё на ноге татуировка с изображением собственного лица) и почти 80 000 подписчиков в Instagram, Каур всё равно подвергается травле, изо дня в день получает угрозы убийством, а также учится любить себя полностью.

VICE: Итак, для непосвящённых: не могли бы вы рассказать, что такое синдром поликистозных яичников?
Харнаам Каур: Синдром поликистозных яичников – это заболевание, при котором уровень половых гормонов – эстрогена и прогестерона – у женщины нарушен. Это приводит к возникновению кист и новообразований на яичниках, которые являются доброкачественными образованиями. И это может приводить к проблемам у женщин с менструальным циклом, фертильностью и работой сердца. Среди побочных эффектов – такие вещи, как диабет, потеря или набор веса, потеря волос, алопеция и волосы на лице.

Когда вам поставили этот диагноз?
Я была очень юной. Мне, пожалуй, было лет 12, то есть буквально перед тем, как я вступила в подростковый возраст.

В каком возрасте вы начали замечать у себя волосы на лице?
Я была в шестом классе – мне, пожалуй, было лет 10-11.

Как вы разобрались с этим? Как вы осознали, что есть нечто, отличающее вас от ровесниц?
Мне было трудно разобраться с травлей. На самом деле не было такого способа, которым я могла бы от них отгородиться. Я подумала: «Ну, ладно, тебя травят за волосы на лице, так почему бы не попытаться их удалить?» [Но] для меня это оказалось сизифовым трудом: меня сначала травили за наличие волос на лице, а теперь травили за их удаление. Я их выщипывала щипцами, удаляла воском, выдёргивала, сбривала, [пробовала] разные кремы от волос, но это просто не работало, потому что, понимаете, у меня это заболевание, и если я пытаюсь удалить волосы, они просто отрастают заново.

Итак, когда вы на самом деле научились принимать своё тело таким, какое оно есть?
В данный момент я до сих пор иду по этому пути. Я постоянно эволюционирую. Не могу точно сказать: «Да, в данный момент я принимаю себя такой, какая есть». Это заболевание меняет моё тело различными способами, [и] мне нужно время на то, чтобы к этому привыкнуть, и я до сих пор нахожусь на этом пути принятия своего тела. Но я отношусь к своему телу с гораздо большей любовью, чем добрых десять лет назад.

Как прочно закреплённые западные идеалы красоты повлияли на вашу самооценку в процессе взросления?

Медиа изображают женщин определённым образом, и от этого разрывается сердце. Когда смотришь на женщин и думаешь: «Ого, да женщины бывают с разными фигурами и разных размеров, а ещё они отличаются цветом кожи», – а ведь мы говорим только о физических чертах. Просто отвратительно, что мне приходилось смотреть в журналы и не находить там женщин, которые представляли бы меня. Отвратительно, что женщинам, подросткам и людям всех поколений до сих пор приходится сталкиваться с боди-шеймингом и травлей лишь из-за того, как они выглядят.

А сталкивались ли вы с какими-то трудностями или напряжённостью, завязывая дружеские или романтические отношения?

О да. Понимаете, наличие бороды – на самом деле я её [свою бороду], между прочим, обожаю, но наличие бороды не дало мне сделать очень много. Я должна была бы ходить на вечеринки, когда была моложе, переживать всё то, чем обычно занимаются подростки, но я была очень замкнутой, и она не дала мне пережить много разного. Она не дала мне сделать очень много, [и] мне до сих пор кажется трудно строить отношения. Но это круто, потому что она соединила меня с людьми в моей жизни, которых я считаю любящими и сочувственными, именно это меня и привлекает.

Говоря о своей бороде, вы говорите о ней, как о девушке – «she». Когда вы начали так говорить? Вы придумали это, чтобы дать ей личность и справиться с этим?
На мой взгляд, просто достаточно неуважительно называть какое-то существо «it». Я подумала: «Ну, и как говорить о человеке любя?» Подумала: «Перестань называть свою бороду «it» – она не такая. Она – часть твоего тела, которую ты принимаешь и любишь». Так что я дала ей имя и личность просто из соображений самоуважения.

Сейчас вы являетесь лайф-коучем, боди-позитивной активисткой, а также боретесь с травлей в качестве активистки. Какой травле вы подвергались в процессе взросления и ещё подвергаетесь сейчас?
Сейчас больше кибертравли. [Люди] сидят за компьютерами и говорят всё, то в голову взбредёт. Поэтому сейчас речь в основном идёт об угрозах в Интернете. Также мне угрожают убийством. Но в школе всякие ужасные люди называли [меня] ужасными кличками, над которыми я теперь, оглядываясь назад, смеюсь, потому что это жалко, но тогда [это было больно].

Боролись ли вы когда-либо с суицидальными мыслями?
Да. Когда меня травили в школе, я занималась селф-хармом, просто потому что ненавидела своё тело за его форму. У меня была огромная ненависть к своему телу, которая привела к сильной склонности к суициду и наличию суицидальных мыслей.

Недавно вы запостили на Instagram запись о том, что вам не верится, что в вас не стреляли и не пытались зарезать. Вы действительно получали такие угрозы убийством из-за своей внешности?
Да, конечно. Мои страницы в социальных сетях открыты – доступны всем [для комментариев или личных сообщений], поэтому да, в Интернете есть люди, которые считают, что отправлять угрозы убийством нормально.

Какова ваша реакция, когда вы получаете эти сообщения? Как вы с этим справляетесь?
Я смеюсь. Я действительно просто смеюсь. Я не боюсь – уж такая я, я не напугана, я не боюсь. Поэтому, когда я всё-таки получаю эти угрозы убийством или сообщения, я над ними просто смеюсь. Это пустые угрозы, которые просто исходят от людей трусливых, которым больше нечем заняться. И я знаю, что моя работа гораздо лучше, чем варианты в головах у людей и замечания, которые они мне делают, и именно это даёт мне силы – я просто знаю, что моя работа лучше.

У вас на ноге вытатуировано ваше лицо – так ли это?

Да.

Когда вы её набили и почему?

Я её набила летом 2016-го. Она представляет Даму. Она – как бы моё альтер-эго – версия меня с самой высокой самооценкой, самая уверенная и самая сильная. А ещё есть Харнаам Каур, она человек очень общительный, любящий веселье, и они собрались вместе, чтобы сделать меня целой, если угодно. То есть она в каком-то смысле является альтер-эго – моим внутренним голосом. Даже то, как она выглядит и какое у неё лицо, то, какая у неё поза. Она очень уверенная, и это представляет Даму – мой внутренний голос.

Если бы все мы смогли научиться любить себя так сильно, как вы научились любить себя, мир был бы гораздо лучше.
Спасибо.

Есть ли у вас какие-то кумиры или люди, на которых вы равняетесь?
Нет. На самом деле мне нравится черпать вдохновение из жизней разных людей. Я бы не сказала, что равняюсь всего на одного человека. Мне нравится иметь дело с разными людьми, разными культурами, бэкграундами и сексуальностями – то есть я вдохновляюсь всеми. Не думаю, что есть какой-то конкретный человек.

Если бы вы могли описать свои отношения с волосами у себя на лице, как бы вы описали их сейчас?
Это просто любовь, вот всё, что я на самом деле могу сказать. Я просто научилась любить её и принимать её. Это очень странно, потому что она – всего лишь волосы – как волосы у вас на голове, у вас на руках, у вас на ногах – но она выделяется, потому что находится у меня на лице. Я чувствую себя гораздо сильнее и свободнее, будучи тем, кто я есть, и свободно принимая своё «я». Её присутствие у меня на лице – это почти всё равно что сказать обществу: «Вы изображаете или рисуете мужчин или женщин с определённой внешностью, ну, так вот она, я – женщина, носящая то, что должно быть – «должно быть» в кавычках – мужской чертой. Но вот она я, красуюсь ею – ею! – будучи женщиной».

Сказали бы вы, что сейчас это скорее благословение, чем проклятие?
Сто процентов. Однозначно. Как я уже сказала, я принимаю её в куда большей степени и люблю её куда сильнее, чем десять лет назад, когда мне категорически не нравилось её присутствие у меня на лице. Но теперь я научилась принимать её, и теперь она просто часть моей жизни.

Я уверена, что у вас, как и у любого человека, всё равно могут быть очень плохие дни, когда вы не чувствуете себя такой сильной в отношении себя самой. Есть ли у вас мантра или гимн, к которым вы обращаетесь, чтобы возвратиться в состояние супергероя?
Понимаете, в плохих днях нет ничего дурного. За месяц у меня, пожалуй, бывает несколько плохих дней. И я позволяю себе их переживать, потому что тогда просто выходят из тела отрицательные эмоции. Так что я позволяю себе плакать, валяться в постели, есть шоколад, есть мороженое и смотреть Netflix. Есть дни, в которые я просто не хочу даже работать и не отвечаю на электронные письма, пока не начинаю чувствовать себя лучше, так как позволяю себе работать только тогда, когда [чувствую себя] на все сто. Я позволяю себе переживать эти дни спада, потому что, достигнув дна, пройти дальше уже на самом деле нельзя – можно только резко вернуться вверх. Поэтому я всегда держала это в своём сердце – что обратный взлёт будет всегда. Так что, если вы чувствуете себя плохо, просто поплачьте, плакать нормально.

Что, на ваш взгляд, труднее всего в том, чтобы быть самой собой?
Необходимость жертвовать очень многим. Мне пришлось построить себя как активистку с нуля, так что труднее всего уравновешивать то, чего я хочу в своей жизни, с активизмом, но есть и другое – например, я бы очень хотела состоять в отношениях и иметь детей, а ещё быть стабильной, иметь дом и тому подобное. Но я гораздо больше концентрируюсь на своей работе, изменении жизней людей и помощи людям в принятии своей жизни, то есть эту часть своей жизни [стремление иметь дом и детей] мне пришлось отложить до лучших времён.

Что лучше всего в том, чтобы быть вами?
Изменение человеческих жизней. Особенно когда люди рассказывают мне, что у них, например, исчезла склонность к суициду или они больше не занимаются селф-хармом из-за моего посыла. Положительные комментарии, которые я получаю от родителей о детях и о том, чему они у меня научились – это главное. Ради этого я и живу.

Хотелось бы просто поблагодарить вас за работу. И надеюсь, что вы – часть той необходимой революции, которая нужна нашему обществу.
Я очень высоко это ценю. Я живу, чтобы разрушать стереотипы. Я живу, чтобы разрушать барьеры. Я [недавно] искала информацию и [выяснила], что я – единственная бородатая женщина, изображённая в «Teen Vogue», и я хочу работать, чтобы проложить путь следующему поколению. Есть очень много других женщин, у которых будет синдром поликистоза яичников, и я хочу иметь возможность показать им: как бы вы ни выглядели, какая бы у вас ни была инвалидность и что бы в вашем теле ни было устроено иначе, [это] не должно мешать вам добиваться того, чего вы хотите добиться.

Следите за сообщениями Хиллари Виндзор на @hillarywindsor.