Десять вопросов, которые вы всегда хотели задать судмедэксперту

Мы все в какой-то момент умрём. Один из вас, читатели, вероятно, умрёт завтра. Уж простите. Большинство из нас может надеяться в лучшем случае сыграть в ящик во сне в глубокой старости. А вот остерегаться стоит конца жизни на плите в кабинете судмедэксперта. Если вы там, значит, случилось какое-то ужасное несчастье, и власти расследуют причину, по которой вас больше нет в живых.

Смерть, в особенности та неестественная смерть, которая приводит людей на столы коронеров, однозначно является бесконечно захватывающей темой. Однако несмотря на все настоящие преступления, детективы и сериалы по мотивам газетных заголовков на свете, работа судмедэксперта для большинства из нас всё ещё достаточно таинственна. Я связался с доктором Уильямом Кларком, судмедэкспертом округа Восточный Батон-Руж в Луизиане, чтобы понять, каково это – зарабатывать на жизнь тыканьем палочкой в трупы.

Данное интервью отредактировано в целях ясности и длины.

VICE : Что из виденного вами на плите – самое ужасное?

Доктор Кларк:Можете себе представить, что этот вопрос на данной работе я слышу чаще всего. Не могу сказать, есть ли что-то самое ужасное, так как мы очень много работаем со смертью, и она [обычно имеет уголовный характер]. Это нечто отличное от естественного, то есть это может быть убийство, несчастный случай или самоубийство. А иногда причина не устанавливается. Поэтому она обычно несвоевременна, когда оказываешься в этих категориях, не в пример смерти от заболевания сердца, старости или чего-то в этом роде. Не знаю, указывал ли когда-нибудь что-то одно как самое ужасное, потому что на мой взгляд, несвоевременная смерть сама по себе всегда плоха.

Скажите-ка честно. Ваши коллеги когда-нибудь отпускают шутки по поводу дурных татуировок, размера гениталий трупа или чего-то в этом роде?

Вовсе нет. Вся суть в сохранении достоинства в отношении покойного. Наша работа – разузнать историю случившегося с ним на основании оставленных улик, связанных с его смертью, потому что мы расследуем нечто уголовное.

Случается ли вам есть ланч в морге, как в детективных сериалах? Это представляется антисанитарным и, пожалуй, может привести к загрязнению улик.

Сам по себе морг – это научная лаборатория, поэтому мы придерживаемся типичных протоколов. Не бывает так, чтобы хирург, вырезающий вам аппендикс, ел бутерброд. Мы занимаемся тем же самым.

Что вы делаете со всеми органами, которые вырезаете? Сдаёте какие-то на пересадку?

Обычно, вырезая органы, мы их макроскопически исследуем. Иногда берём образцы для проведения гистологических исследований. Именно тогда кладут образцы под предметное стекло и изучают их под микроскопом. В остальной части по завершении этих двух осмотров, мы возвращаем органы в тело, которое затем отправляется обратно в похоронную службу для окончательного распоряжения, то есть либо кремации, либо бальзамирования и погребения. Сдавать органы [человека к тому времени, как они достигают моего кабинета] нельзя. После смерти человека можно сдавать ткань, и всем этим управляет другая сторона. Поэтому, если те, кто что-то сдаёт, знают о некоем случае, а покойный и семья покойного желают это сделать, мы с этим разберёмся. Но в случае чего-то вроде почки, дело должно свершиться до смерти человека, потому что перед удалением в ней ещё должны быть кровоток и кислород.

В чём фильмы и сериалы ошибаются, а в чём попадают в точку, изображая вашу работу?

Разумеется, в медиа очень много выдумок. Мы в южной Луизиане, а этот штат – один из наиболее широко представленных в кино и сериалах, помимо Калифорнии и Голливуда, поэтому у нас множество людей, которым по душе пользоваться моргом по окончании рабочего дня в качестве съёмочной площадки. Я обычно интересуюсь у них, что за сцена, а те обычно описывают одно и то же, что является полной выдумкой.

Они говорят об эмоциональном моменте, когда вот-вот приведут члена семьи, тело накроют белой простынёй, а затем её снимут, чтобы член семьи смог опознать покойного близкого. Так не бывает. При опознании людей мы пользуемся современной техникой. Нам не нужно подвергать такой травме кого-то из членов семьи, чтобы опознать близкого ему человека.

Если вы когда-нибудь бывали на похоронах, то эти тела забальзамированы и накрашены косметикой, чтобы казалось, будто человек спит. Здесь, поскольку у нас научная лаборатория, тело обладает более естественной формой, поэтому оно не такое, каким его могут себе представить, а заставлять родственников смотреть на покойного в таком виде нет причин.

Кроме того, в сериалах всё происходит быстро. Есть преступление, затем отправляются на место преступления, затем реклама, а затем – возвращение, и вот уже поймали плохиша. Реальная жизнь обычно требует немного больше времени и труда.

С другой стороны, во множестве программ всё-таки обсуждается научная сторона дела. Для более интересных - люди из этой индустрии приходят на обсуждение с нами заранее, в процессе разработки и написания сцены или сценария. Я рассказываю им, что выдумано Голливудом, а что есть на самом деле. Затем, позднее, я смотрю и вижу, что они воспользовались тем, о чём мы им рассказали, в конечном продукте. По-моему, без ошибок получается чаще, когда с нами советуются.

Вы вообще лишены чувствительности к насилию в поп-культуре из-за того, что вам так долго приходилось видеть человеческие тела в таком виде? 

Я не думаю, что чувствительность вообще можно потерять. Если каждый день снова и снова делать одно и то же, то, на мой взгляд, можно к этому привыкнуть, но «потеря чувствительности» – это слишком уж сильно сказано.

Я работаю с экстренной медициной вот уже 17 лет и судмедэкспертом  – пять лет. Так что видеть приходится очень много всякого.

Что самое безумное из того, что вы находили в желудке или отверстии трупа?

Не могу сказать, что мы много чего удаляли, не говоря уже о чём-то странном или безумном.

С чем в работе было труднее всего справиться, когда вы были новичком?

Трудно сказать. Я всю свою карьеру занимался достаточно травматичными событиями, и я прямиком из этого перешёл в судмедэксперты, так что удивительного было не слишком много.

Как то, что вы судмедэксперт, повлияло на ваше видение собственной смертности?

От этого она, разумеется, гораздо более узнаваема. И я бы не сказал, что так сильно концентрируюсь на собственной смертности, как на смертности своих родственников.

У меня появилась новая тревога. Всякий раз, когда я слышу, что мои следователи отправляются на место автокатастрофы на федеральной трассе, между тем как я сижу в кабинете, а мои родные в школе или ещё где-нибудь, думаю: «Господи, надеюсь, это не кто-то из них и не кто-то мне знакомый». Всякий раз, когда это происходит, действительно слегка чуешь что-то нутром и начинаешь куда-то звонить.

«Привет, вы там где? Вы дома? Ладно, хорошо».

Ирония в том, что эта работа по-настоящему учит ценить жизнь, потому что никогда не знаешь, когда произойдёт смерть. Это совершенно непредсказуемо.

Чего бы вы не пожелали своему телу после смерти?

Ну, я надеюсь, что мне выпадет прожить очень долго, и я также желаю этого всем, с кем знаком.

Но после своей смерти мне на самом деле будет неизвестно и плевать, что со мной случится.

Иллюстрация Энрике Симонета «Анатомия сердца» с Wikimedia Commons