«Три билборда за пределами Эббинга, штат Миссури» – это моральная оценка, которой мы заслуживаем

В эпоху разрыва человечности и добровольного невежества мы получаем того моралиста, которого заслуживаем. Мартин Макдонах, британско-ирландский кинематографист, чей фильм «Три билборда за пределами Эббинга, штат Миссури» создаёт персонажей, которые не стесняются в выражениях, много пьют, ни на что не надеются, неприятны, склонны к сарказму и нередко как бы склонны к расизму и/или гомофобии. Но эти люди (и их творец) размышляют над откровенными вопросами веры, прощения и человечности. А в трёх фильмах, которые Макдонах снял на сегодня («Залечь на дно в Брюгге», «Семь психопатов» плюс «Три билборда»), как и множестве пьес до этого, он задаёт вопросы о чувстве моральности – как о нашем личном, так и о коллективном. Вопросы, которые с каждым днём кажутся всё острее.

Его дебют 2008 года в полнометражном кино, «Залечь на дно в Брюгге», задаёт эти вопросы самым прямым и неудобным образом. Его главный персонаж, Рэй (Колин Фаррелл), наёмный убийца, который не справляется со своей расправой над священником в исповедальне, убив в перестрелке ребёнка. «Он мёртв из-за меня, – говорит он своему партнёру Кену (Брендан Глисон). – А я пытаюсь смириться с этим и не могу. Я всегда буду убийцей этого маленького мальчика». Стоит заметить, что, по-видимому, ни Рэя, ни Кена, ни их босса Гарри (Рэйф Файнс) не волнуют духовные последствия убийства священника: мы так и не узнаём его явного мотива, но можно предполагать, что для него это было неизбежно, и воротник здесь ни при чём. Итак, планка низкая, но с результатом не поспоришь: то, что сделал Рэй, не подлежит оправданию, как бы он ни старался – и как бы это ни было ему нужно.

И всё-таки: в долгих, глубоких разговорах этой парочки во время вынужденных бельгийских каникул в ожидании следующего задания (спойлер: это задание для Кена убить Рэя) старший из них выражает свою преданность идее прощения и искупления. «Этого мальчишку не вернуть, – говорит он Рэю. – Но можно спасти следующего». (Рэй настроен скептически: «Это кем же я буду, врачом? Тут экзамены надо сдавать».)

Но они оба, по-видимому, мучаются вопросом о том, в рай или в ад они отправятся из-за своих действий (как в тот день, так и раньше), а может быть, в чистилище, которое Рэй называет «чем-то средним», где «человек не был реально хреновым, но был не таким уж и хорошим»? На вопрос о том, верит ли он во всё это, Кен не может дать простого ответа. «Я смирился с тем, что помогаю убивать людей», – объясняет он, и «большинство из них – это люди нехорошие». Но в «большинстве»-то и проблема, не так ли?

Похожий разговор случается в середине второго полнометражного фильма Макдонаха, «Семь психопатов» – картины менее успешной, в основном потому, что она больше озабочена своей подмигивающей метатекстуальной основой, чем более серьёзными гуманистическими проблемами других его работ. Фаррелл возвращается, на сей раз в роли сильно закомплексованного сценариста-алкоголика без мотивации, и эта замена бросается в глаза: этот персонаж – буквально тёзка Макдонаха по имени, данному при крещении. Значительную часть фильма он проводит в компании Ганса (Кристофер Уокен), который просто объясняет: «Бог нас любит, я это знаю, он просто иногда странновато это показывает».

Мартин признаётся о вере и загробной жизни: «Я не знаю точно, во что верю… Я вставляю в свои истории очень много всякого о рае и аде». Но во всей этой истории оба персонажа сталкиваются с настойчивыми напоминаниями о том, что у действий всегда есть последствия, будь то некрасивый разрыв отношений Мартина после пьяной вспышки или убийство жены Ганса при провале плана похищения собаки.

Эта идея ещё сильнее укореняется в «Залечь на дно в Брюгге»; его европейские декорации (в отличие от «Психопатов», основное действие которых, что неудивительно, происходит в Голливуде) усиливают серьёзность идей Макдонаха о воздаянии, характерных для ирландского католицизма, – знания о том, что мы должны расплачиваться за свои грехи, как бы велики или малы они ни были.

Поэтому не только Рэй, как выражается Гарри, «не может убить ребёнка и рассчитывать, что ему это сойдёт с рук», и не только Гарри должен сделать то же самое (его заявление о том, что «я бы, блин, тут же убил себя», довольно быстро подвергается испытанию). Также билетёру на туристическом объекте воздаётся сторицей за грубость с Кеном, а копы догоняют бегущего Рэя (и опосредованно возвращают его в опасную ситуацию), а затем арестовывают его за, казалось бы, никак с этим не связанный акт насилия в ресторане, имевший место гораздо раньше в фильме.

Однако несмотря на весь религиозный подтекст такой расплаты, Макдонах явно творит с точки зрения бывшего католика. Конкретно речь здесь идёт о предположении о том, что здесь, в этой жизни, мы сами по себе. Этот антиклерикализм очевиден в образе Рэя, застреливающего священника в «Залечь на дно в Брюгге», а также в словах Милдред (Фрэнсис Макдонах) из «Трёх билбордов», которая сообщает городскому священнику, что плевать хотела на его моральное руководство, поскольку он и его порода «грешат траханьем мальчиков».

Этот человек Божий пришёл в связи с билбордами, которые Милдред выставила на просёлочной дороге, ругая шерифа Билла Уиллоуби (Вуди Харрельсон) за то, что он за семь месяцев расследования не нашёл человека, изнасиловавшего и убившего её дочь-подростка. Он взывает к её чувству порядочности, сообщая, что у него рак поджелудочной железы. Это не прокатывает: «Я знаю. Это знает большинство людей в городе».

«И вы всё равно выставляете эти билборды?» – настойчиво и не без оснований вопрошает он. «Ну, – поясняет она, – они бы ни были так эффективны после того, как вы сдохнете, правда?»

Милдред является нашей главной героиней на первый взгляд, но не всегда, в чём отчасти и заключается гениальность Макдонаха как сценариста. Он признаёт, каким образом мы можем забыть о своей порядочности, будучи убеждены, что правда за нами, и веря, что это перевешивает нашу готовность легко добиться победы. (Можете вставить собственную параллель с политической спорностью в реальном мире, но вот параллель от меня.)

Когда между ними далее происходит столкновение, получается словесный бокс; парочка улыбается, тычет друг в друга и толкается – пока он внезапно не чихает на неё кровью, не напоминает неожиданно о себе его болезнь. «Я не хотел, – в панике настаивает он. – Это было случайно». А она его утешает. «Я знаю, – уверяет она его. – Я знаю, солнце».

«Три билборда» полны подобных моментов, где спектакли, которые заклятые враги устраивают друг для друга, заканчиваются внезапным решением принять их общую человечность. В этом смысле фильм кажется тонизирующим средством для нынешнего сложного времени – напоминанием о том, что мы, собственно, можем найти нечто общее, если только захотим. В конце концов, если мы не можем в час расплаты обратиться к церкви и не можем положиться друг на друга, то что же тогда остаётся?

В контексте более обширной версии мировоззрения Макдонаха как бы очевидно, что как раз от этого решения признать некое подобие общности и зависит сама наша жизнь. И, возможно, именно это является идеей, которую он тайком пытается выразить во всём своём творчестве. «Я не хочу, чтобы это был очередной фильм о парнях с огнестрелом в руках, – объясняет его сценарист в «Семи психопатах» – собственно, он сам. – Я хочу, чтобы он был о любви. И мире».

Отголоски этого решения, которые, собственно, слышны во всей фильмографии Макдонаха, присутствуют в сцене ближе к концу «Трёх билбордов». Милдред оказывается на туманном поле и говорит с оленем (возможно, это отсылка к чистоте языческой религии на контрасте с ритуалами и накрахмаленными воротничками её организованных потомков), вслух размышляя о том, как это не нашли убийцу её дочери. На этот вопрос она отвечает ещё одним вопросом, риторическим: «Потому что никакого Бога нет, и мир вообще пустой, и плевать, что мы делаем друг с другом?» Она замолкает, совсем ненадолго, а затем отвечает самой себе. «Надеюсь, что нет».

Именно последние три слова ставят размышления Макдонаха выше размышлений самодовольного диванного атеиста или ухмыляющегося нигилиста-сценариста с ружьём наперевес. «Надеюсь, что нет». Тут на ум приходит аналогичное возражение в конце «Семи психопатов», которое так или иначе перенесло нас на улицы Сайгона и показало первое самосожжение в знак протеста против войны во Вьетнаме. Однако несмотря на несовпадение места действия, Макдонах снова находит персонажа в глубоких раздумьях, и когда ему говорят: «Перестань, брат. Ты знаешь, что это нам не поможет», но отвечает: «Возможно, поможет». И он зажигает спичку.

Эти два ответа и два вопроса, на которые они отвечают (может быть, лишь по прошествии времени, но их всё равно задают), неразрывно связаны. Имеют ли значение какие-то наши действия без перспективы (или угрозы) вечного суда? Возможно. Но напрасно ли всё это? Надеюсь, что нет .

Задавая эти вопросы и признавая, что он этого не знает (и на самом деле не знает никто из нас), Макдонах ставит под вопрос наше общее чувство веры и моральности не менее открыто, чем любой кинематографист по эту сторону от Скорсезе в режиме «Молчания» и «Последнего искушения Христа». А в выдающихся заключительных репликах «Трёх билбордов» кинематографист предлагает, по-видимому, единственное вероятное решение этих головоломок: «Полагаю, можно решить по ходу дела».

Следите за сообщениями Джейсона Бейли на Twitter.