Люди рассказывают, в какой момент решились на пластические операции

Будем честны: с несколькими героями материала мы связались с помощью MYA Cosmetic Surgery, из-за чего здесь так часто упоминается MYA Cosmetic Surgery. Они – шикарные ребята, но, разумеется, есть и другие заведения, в которых можно делать косметические операции. Но всё равно спасибо, MYA!

VICE: Какую операцию вы делали?

Шериффа: Я изменила размер груди. Большинство людей называют это пластикой груди. Я увеличила себе грудь.

Можете ли вы рассказать о моменте, в который решились на операцию?

Меня бесило, что у меня плоская грудь. В подростковом возрасте я думала, что подожду, пусть моё тело разовьётся, но к 21 году заинтересовалась увеличением груди. По-настоящему я начала об этом задумываться лишь в 25 лет. Знаете, я всегда шутила о своей плоской груди. Я говорила что угодно, и мне это казалось по-настоящему смешным, пока один мой коллега мужского пола однажды не «пошутил», что у него грудь больше, чем у меня. Это было последней каплей. Я очень уверена в себе, я всегда оценивала себя в 9 баллов по десятибалльной шкале, но девять баллов я заслуживала именно из-за груди – чтобы казаться самой себе «десяткой», мне нужен был всего один балл. Так что я подумала: «Почему бы и нет?»

Я начала искать информацию и решила связаться с одной своей хорошей подругой, которой увеличили грудь [пластические хирурги из] MYA. Я посетила множество клиник, но ни одна из них мне вроде как не подходила, но посетив MYA, я сразу расслабилась и ощутила себя частью чего-то. Это звучит очень наигранно, но это действительно было так: я чувствовала поддержку. Все мои отрицательные мысли о пластической хирургии исчезли за ту консультацию.

Сделав её, я испытала небольшой шок: я всегда отрицательно воспринимала пластическую хирургию, людей, которые ею пользовались, и причины, по которым они это делали. То есть поэтому для меня было абсолютным шоком, что я лежала в постели с повязкой и осознавала, что только что увеличила себе грудь. Руки у меня двигались плохо, так как мышцы заживали; мне было неудобно, и в какой-то момент я, помнится, подумала: «Что я с собой сделала?» Но я всё-таки это сделала! Я хотела увидеть, на что это будет похоже, надеясь, что всё пошло так, как надо. У меня в голове роилась куча мыслей, но присутствовало и огромное восхищение: худшее позади, но лучшее ещё впереди. Говорят, окончательные результаты можно увидеть спустя 6-12 месяцев, а у меня сейчас идёт пятый месяц.

Какова была ваша жизнь с тех пор?

Я потрясающе уверена в себе. Спустя месяц после операции я познакомилась со своим парнем, и поначалу я думала, что он меня за это осудит, – боялась, что он воспринимает девушек, которые это делают, так же, как и я раньше. Но принимать саму себя, да ещё и когда меня принимает кто-то другой, совершенно об этом не задумываясь, просто отлично. Это помогло мне понять, что это не страшно. Мать меня очень поддерживала и держала меня за руку всё это время, а моей любимой тётушке очень нравится, что мне хватило смелости на операцию. Отец и брат ещё не в курсе. Если они заметят и скажут что-то о ней, то я с радостью об этом поговорю. Понимаете, я не буду говорить: «Привет, пап, знаешь, что случилось?» Мне 25, но кажется, будто у меня только что начался переходный возраст: теперь я могу надеть платье и чувствовать себя той женщиной, которой хотела быть.

Какую операцию вы делали?

Эдвард: Я прошёл пересадку волос с фолликулярным извлечением волос. Эта операция проводится два дня. Как правило, сзади волосы у людей гуще, чем спереди, потому что их меньше трогают, поэтому волосы для пересадки берут оттуда. По сути, мне пересадили с затылка вперёд 2000 волосков – отдельных прядей. Их четыре часа извлекали по отдельности, а затем, после краткого перерыва, четыре часа вставляли. Поразительно, что волосы можно просто перенести с одного участка головы на другой. По сути, человек может изменить у себя линию роста волос.

Можете ли вы рассказать о моменте, в который решились на операцию?

У меня облысение произошло очень быстро. Много лет у меня всё было в порядке и было несколько участков, в которых волосы, пожалуй, были не очень густыми, но затем у меня начала образовываться лысина в виде подковы с передней стороны головы, волос осталось совсем немного – так, что лысину было не утаить. Дошло до того, что я стал очень стыдиться себя – особенно как мужчина-блогер. Всё это началось спустя шесть месяцев после того, как я начал писать в блоге; я осознал, что, чтобы мои подписчики могли мне сопереживать, я должен светиться перед камерой. Я начал обсуждать фотографирование уличной моды с несколькими друзьями и другими блогерами, а потом ужасался тому, как выглядели мои волосы на фото. Я никак не мог это скрыть. Я сразу решил, что это – решение проблемы, а однажды на меня в Twitter внезапно подписалась специализированная клиника Harley Street Hair Clinic. Я поинтересовался, работают ли там с блогерами, а клиника, к счастью, как раз закончила сотрудничество с другим блогером, поэтому для меня разработали план процедур.

Как с тех пор изменилась ваша жизнь?

Я бы сказал, что у меня однозначно повысилась уверенность. Я могу делать причёски, которые всегда хотел. Я не так неуверен в себе, я меньше ретуширую фото и просто могу принять своё «я» и свою внешность. Неожиданным для меня стало то, сколько сообщений и электронных писем я теперь получаю в день: люди гуглят процедуры и в кои-то веки не просто видят обработанные изображения того, что может получиться, а видят мой опыт и опыт других людей. Я и не знал, что стану почти что послом пересадки волос! Но я очень рад этому почётному статусу.

Какую операцию вы сделали?

Джоди: Я увеличила себе грудь в MYA. Сейчас это вполне стандартная процедура.

Не могли бы вы рассказать о моменте, в который на это решились?

Я всегда об этом думала: уже много лет эта мысль подспудно меня мучила, немного подтачивая мою уверенность в себе. У меня двое детей, шестилетняя дочь и двухлетний сын. Я кормила грудью обоих. О том, что при кормлении грудью есть риск частично потерять объём груди, не рассказывают. Поэтому я решила сделать это после того, как закончила кормить грудью сына.

Какова была ваша жизнь до операции?

Я бы не сказала, что она сильно отличалась. Я изменила род занятий и теперь начала работать моделью, так что можно сказать, что это улучшило мои перспективы. Также я более уверена в себе.

Какую операцию вы делали? Сара:

Я уменьшила себе грудь. Изначально у меня был огромный седьмой размер, а я уменьшила его до четвёртого.

Не могли бы вы рассказать о моменте, в который на это решились?

Я хотела этого годами, именно годами. Просто денег никогда не было. Затем нам с мужем пришлось перезаложить дом, и он, по сути, спросил меня, хочу ли я это сделать. Я уже очень давно хотела это сделать и поэтому согласилась! Я прошла через огромную боль – люди не понимают, что бывает из-за большой груди. Болит спина, болит шея, да и уверенность хромает. Я полностью потеряла уверенность в себе. Мне приходилось носить слишком большую для себя одежду, и поэтому я выглядела жутко толстой. У меня болела спина, болела шея, а под грудью была сыпь от пота. Она была большая и очень неудобная.

Как это изменило вашу дальнейшую жизнь?

Это здорово повысило мою уверенность в себе. Теперь я, скажем так, показываюсь мужу. Раньше я пряталась от него – настолько отвратительной она была. Эту процедуру я прошла до 30 лет, и иметь такую грудь в этом возрасте ужасно: такого скорее ожидаешь от бабульки. С тех пор я ещё и худею, поэтому теперь я покупаю одежду, в которой отлично выгляжу и чувствую себя. Вся она подходит мне по размеру, а не слишком велика, не висит на мне, и я не смотрюсь в ней ужасно. Теперь мне нравится выходить в свет, а мой стиль одежды поразительно изменился.

Какую операцию вы сделали?

Гвен: В детстве мне скорректировали уши. Это называется отопластикой или пластикой уха. Сейчас я создаю произведение на эту тему в порядке арт-терапии. Спрашивая меня об этом – и особенно об одном ухе, – люди очень часто думают, что я заострила его с помощью модификации тела.

Не могли бы вы рассказать о моменте, в который вам решили это сделать?

Я родилась лопоухой. Родителям детей с большими ушами предлагали за казённый счёт делать такую операцию по коррекции ушей; это немного по-садистски и странно. Разумеется, это не было моим решением: мои родители решили, что это будет хорошо. У них обоих были проблемы конкретно с ушами. У моего отца очень большие уши – прекрасные, роскошные уши, – и его из-за них травили, а у матери на одном ухе есть чешуйчатое родимое пятно, из-за которого она всегда комплексовала. Ради моей защиты они решили сделать мне эту операцию, чтобы надо мной не глумились. Мне сделали её один раз в шесть месяцев, а затем одно вырвалось, и мне сделали её снова, в восемь лет. Это решение приняли за меня, приняли из любви, но оно принесло мне очень много боли.

Какой была ваша жизнь после этого?

В юности я жутко переживала из-за своей внешности. Сейчас мои уши очень асимметричны, а отец раньше говорил обо мне и моих братьях, что мы – феи. Я называла это ухо своим эльфийским ухом. Взрослея, я как бы зацикливалась на нём всё больше. Всякий раз, когда я начинала подозревать у себя психическое расстройство из-за многих сторон своей жизни, всё в итоге сводилось к кончику этого моего уха. Сейчас я знаю, что оно прекрасно.

Однако я не считаю, что подобные процедуры стоит предлагать детям, и это было симптомом сексистского перфекционистского общества. Не поступайте так со своими детьми. На мой взгляд, детям не следует ничего менять радикально, потому что это сильно на них влияет, в том числе навязывает определённый гендер. Будучи младше, я действительно всегда хотела, чтобы это исправили – ухо казалось каким-то инородным телом, недоделанным. Я чувствовала себя недоделанной. Я даже думала, не модифицировать ли его или не набить ли на нём тату на сцене в рамках перформанса или для фильма – то ли ради жуткого эксгибиционизма, то ли ради катарсиса.

Чем вы помогаете себе с мыслями о своём ухе и со своей низкой самооценкой?

Пойдя по этому пути, я серьёзно заинтересовалась вычурными костюмами и макияжем и нашла счастье в играх с гендером и свободе манипуляций своей внешностью с помощью одежды, грима, протезов и дрэга. Я ещё никогда не работала над крупным проектом, посвящённым непосредственно моему уху как стимулу, но это всегда присутствует в подтексте. Мне же кажется, что моё тело – это текучее чудо, и со своим телом можно делать всё что хочется.

Какую операцию вы сделали?

Фокс: Я сделал двойной надрез на груди со свободным приживлением сосков. Это значит, что ткань молочных желез у меня полностью удалили, а соски переместили, предварительно изменив их размер. От этого у меня на груди остались два длинных горизонтальных шрама. Частично я скрыл эти шрамы татуировками.

Это было лет пять назад, но я знал, что хочу сделать операцию на груди, ещё задолго до этого. Я значительную часть своей жизни придерживался норм гендера. Это ощущение неправильного строения тела, несмотря на многолетний поиск себя, постоянно усиливалось. Я начал изучать свою гендерную презентацию в роли «дрэг-кинга». Я начал подкладывать себе носок или бутафорский член, перевязывать грудь и обзавёлся растительностью на лице – из собственных волос, порезанных на щетину и приклеенных к лицу театральным клеем. После того, как я побывал на ряде мероприятий под именем Фокс Ламур, мне расхотелось снимать свой костюм.

У меня начались панические атаки, и я понял, что мне нужно набраться смелости, дабы рассказать человеку, который меня послушает, что я трансгендер. Мне казалось, что своим каминг-аутом я предаю женский род. У меня было – и есть до сих пор – множество проблем из-за токсичной маскулинности и из-за того, как мужчины обращаются с женщинами, поэтому принять нужные меры для того, чтобы стать маскулиннее, было трудно. Я становился старше и побаивался, что уже упустил свой шанс. Ситуация казалась критической. Я побаивался, что приложу кучу сил, изменю имя, начну принимать гормоны и сделаю операции, а мне всё равно будет неуютно в собственной шкуре.

В системе государственной медицины ждать приходится очень долго, а выбирать хирурга самостоятельно можно не всегда, поэтому я обратился в частную клинику, так как, если бы мне пришлось ждать дольше, у меня бы что-то случилось с психическим здоровьем. Тогда я как раз снялся в мейнстримной документалке «Моё транссексуальное лето» («My Transexual Summer»). Я четыре года большую часть дня проводил с повязкой на груди. Повязки ограничивают, носить их ужасно – человек как будто всё время задыхается, слишком много потеет, а спина у него начинает болеть. Но альтернатива повязке ещё хуже. Здесь человек оказывается между Сциллой и Харибдой. Именно так я осознал, что хочу сделать операцию.

Моя мама до этого не понимала моего перехода, но тут наконец-то согласилась меня поддержать. Операция обошлась примерно в 6000 фунтов, делал её доктор Гаррамоне во Флориде. Он даёт стабильный результат, грудь получается просто отлично. Я подумал: «Почему бы не сделать себе уникальную грудь, раз уж я собираюсь так напрячься?»

После восстановления я как будто заново родился. Сама по себе возможность натягивать на себя каждый день футболку кажется невероятной. Я знаю, что для большинства людей это просто обыденность, но я просто в восторге от этого и от того, что мне уже не приходится надевать ограничивающую движения повязку. У меня была просто чудесная грудь, но она не была моей. Из-за неё у меня была сильная дисфория, и я был противен самому себе.

Лечь под нож – это, конечно, очень серьёзно, но я ни разу не пожалел об этой операции, так как она действительно делает меня тем, кто я есть. Смотря в зеркало, я могу узнать себя, а не прикрыть грудь и представить, каким я был бы без неё. Это в корне изменило мою жизнь и обеспечило мне лучшее качество жизни благодаря всяческим повседневных моментам. Я учусь ценить свои шрамы всё выше. Я знаю, что моё тело никогда не будет соответствовать стандартам общества, но мне уже всё равно. Я впервые в жизни счастлив и комфортно чувствую себя в своём теле.

@CBethell_photo

Эта статья впервые появилась на VICE UK.