Как художница Кеннеди Янко перешла от бодибилдинга к работе с металлом

Семь лет Кеннеди Янко суетилась как могла, чтобы свести концы с концами, как это делают многие молодые художники, когда переезжают в Нью-Йорк. Она жила в подвале с 12 актёрами и выступала в ныне закрытом Живом театре на Нижнем Ист-Сайде, за аренду которого платили Аль Пачино и Йоко Оно. Она преподавала йогу и работала личным тренером, параллельно немного участвуя в соревнованиях бодибилдеров. Все жизненные перипетии способствовали созданию творческой личности. Кеннеди сделала себе имя как художница – сначала как живописец, а затем как скульптор, изгибая грубый металл в масштабные и утончённые работы.

Редакция VICE посетила 29-летнюю Янко в её студии в Бушуик. Она встретила нас держа в руках мощную дрель. Она должна была нанести последний штрих на работе, выбранной художником Микаленом Томасом и коллекционером Ракелем Шевремонтом для выставки The Aesthetics of Matter для современной арт-ярмарки VOLTA NY. По всей студии были разбросаны осколки стекла, мрамора, дерева, краски и обрезки металла из старых автомобилей. «Сначала я нахожу предметы, с которыми я буду работать, что само по себе является отдельным проектом», – сказала Янко, которая прочёсывает в поисках материалов нью-йоркские заброшенные здания и свалки.

Янко, выросшая в пригороде Сент-Луис, часто в детстве проводила время на строительных площадках. «Мой отец, Томас, был архитектором», – поделилась она. Я смотрела, как он работает над чертежами, и после ужина мы отправлялись в то, что он называл «туры Томми», во время которых мы ездили вокруг и осматривали строящиеся дома, которые он спроектировал. «Именно поэтому я чувствую себя очень комфортно среди строителей», – добавила она. «Я как бы выросла в строительной каске».

Её произведение «Отдельные мысли» представляет из себя подвешенную скульптуру из металлолома, который Янко нашла среди оставшихся после сноса развалин в Бруклине и покрыла несколькими, как она называет, «кожами из краски», или мембранами высушенной краски с кузовов автомобилей. Её творчество идёт по тонкой грани между твёрдостью и мягкостью, мужественностью и женственностью. Оно призвано завязать новый диалог о меняющейся природе красоты и идентичности. «Я хочу сразу же прервать разговор о металле как о чём-то промышленном, – объяснила Янко. – На самом деле он из природы. Онизмарганцаикальция. Если взглянуть на его атомы, он ничем не отличается от цветка».

Будучи женщиной, которая обрабатывает металлы и экспериментирует с традиционно мужскими способами художественного творчества, Янко, кажется, добивается успехов, идя наперекор ожиданиям. VICEнаведался к ней в студию, чтобы поговорить о том, как новаторски она сочетает краску и металл, как строители научили её сварке и почему бодибилдинг помог ей усовершенствоваться как художнице.

Как твоё актёрское и атлетическое прошлое помогает твоему творчеству?

Дисциплина, выносливость и знание языков. Работа в Живом театре дала мне знание языков и философии, о которых нечасто говорят в мире искусства – в них был другой акцент на телесности и движении.

Занимаясь актёрством в Нью-Йорке, я стала персональным тренером, чтобы зарабатывать деньги. В связи с этим я решила попробовать себя в бодибилдинге. Соревнования жутко истощали психически и физически. Мне кажется, что бодибилдинг – это тоже выступления, потому что там на человека постоянно смотрят. Я всегда задумываюсь об этом в своём творчестве. Кроме того, я думаю об идее физической манипуляции и манипуляции идентичностью, а также о том, как можно изменить ситуацию. Я исследую эти идеи в своих работах.

А как ты стала выполнять сварочные работы?

Я живу в промышленном Бушвике, а в январе прошлого года я зашла на крупную металлургическую фабрику, которой владеет пара румынских парней, поскольку была готова двигаться дальше в своей деятельности. Мне нужен был новый материал, и в Бушвике металла несомненно более чем достаточно. Поэтому я отправилась туда, и сказала: «Послушайте-ка, можно к вам в ученицы? Я очень хочу научиться сварке». Этот опыт был для меня очень важен, потому что ради него я вышла из студии. А вступление в другой мир изменило мои взгляды как художницы абсолютно на всё.

Строители знают гораздо больше об искусстве, чем любой художник, которого я встречала, потому что они знают материалы, с которыми работают, их линейную эстетику, и как сделать что-то по высшему разряду. Они строят дома, в которых мы живем. Они мыслят, как архитекторы. Я говорю об искусстве со строителями больше, чем с другими художниками.

Такие материалы как металл традиционно ассоциируются с мужчинами-художниками, такими как Джон Чемберлен, Леонардо Дрю, а ближе к нашим дням – Хьюго Макклауд. Как это влияет на твой опыт художницы, работающей в среде, которую определяют мужчины?

Всякий раз, когда я иду искать металл, в этом участвую только я да ещё несколько строителей. Этот опыт изменил мои представления о парнях, особенно как женщины, которой постоянно оказывают неприятные знаки внимания на улице.

Недавно я приехала на свалку металлолома, а один парниша мне и говорит: «Эй, девочка, у меня для тебя кое-что есть». А я просто его проигнорировала, сосредоточилась на том, чем занималась, и не обратила на это внимания. Но потом я начала ходить по свалке, а он поставил для меня такого милого маленького северного оленя, и это оказалось забавно и очень мило. Работа со множеством мужчин сделала меня гораздо более открытой для людей в целом, а моё чувство юмора вообще вышло на новый уровень, потому что мы на самом деле просто валяем дурака.

Как работа над скульптурами повлияла на твоё представление о живописи?

Занятия скульптурой и живописью не взаимозаменяемы для меня, однако в них существуют некоторые общие аспекты и качества. Когда я создаю произведение, я упорядочиваю цвет и материал, чтобы достичь определенного завершения, как это делает [художник] во время рисования на холсте. Мне нравится, что само понятие «живопись» описывает как действие, так и конечный его результат. Я всегда использую это понимание в ходе процесса — как средство для перехода к следующему шагу, будь-то оформление "шкур" или сочетание их с другими элементами. Когда я создавала проект «33» для PULSE на ярмарке Art Basel в Майами в декабре прошлого года, я думала о том, чтобы размещение металлических компонентов в этом проекте было одной из форм живописи. Я не думаю, что живопись может определяться настолько узко, как дисциплина рисования кистью по холсту.

Как ты исследуешь идентичность в работах, которые демонстрируете в «Эстетике материи»?

Когда я работаю с металлом, действуют мужские и женские системы. Способ, в который я хочу, чтобы моя работа воспринималась, также свидетельствует о том, как я воспринимаю идентичность: идентичность – это нечто эфемерное. Это выбор, и он изменчив, и это то, в чем мы должны сомневаться.

Для выставки Voltaя создала постаменты, которые подходят под стены кабинки. Главное здесь – это подача, которая связана со взрослением и близостью к афроамериканской стороне моей семьи, для которой подача была всем. Также я исследую это в податливости кожи из металла и краски, которая позволяет мне непрерывно конструировать и деконструировать, создавая резкие переходы от одной точки зрения к другой.

Скульптуры, которые ты недавно показала в галерее «Long Gallery Harlem», «Дезинтеграция» и «Подчеркивание», действительно прекрасны. Как ты видишь красоту, когда работаешь с такими тяжелыми материалами?

С концептуальной точки зрения, данная работа отражает то, как преобразование материалов связано с пластичностью восприятия и индивидуальностью. Я считаю, что красота – это жизнь; красота – это необходимая грань нашей радости от существования. Но в том, что касается работы, я говорю: красота, как и идентичность, субъективна. Я считаю каждое произведение экспериментом, и мне совершенно не страшно с ним налажать в попытке исследовать отдельные идеи, о которых я думаю, в плане манипуляции идентичностями материалов, которые я использую.

Скульптуры, похоже, создают собственный язык взаимодействуя с красками, переосмысливая возможности использования дерева, металла и мрамора.

Язык, который я формирую, связан с восприятием и отношением между объектом: каковы естественные элементы и как мы можем лучше понять себя, лучше понимая их? Мы все и всё вокруг состоит из той же вибрирующей энергии и материала. То как мы себя показываем миру отображается в нашем взаимодействии и общении с миром. Мы – отображения друг друга, переживаем общий опыт и обмениваемся материей. В итоге это снова приводит к моему пониманию идентичности как чего-то непременно текучего, изменчивого и приспосабливающегося – реагирующего на свою среду и формирующего её. Эта способность есть у материалов, и эта способность есть у людей.

Следите за сообщениями Антуана Сарджент на Instagram.

Эта статья впервые появилась на VICE US.