Ничего не изменилось после самой масштабной утечки нефти в Мексиканском заливе

Массивная нефтяная платформа охвачена пламенем. Она тонет, извергая при этом огромный столб дыма. Пожарная команда гасит её струёй океанской воды со спасательных суден. Уже погибло 11 человек.

Даже сегодня, фотографии береговой охраны утечки нефти на платформе британской нефтегазовой компании BritishPetroleum (BP) — вы знаете какие — выглядят, как будто они были сделаны на съемочной площадке фильма-катастрофы Майкла Бэя. Место происшествия, тогда и сейчас, на деле выглядит как реальное место катастрофы. Но на руку BP работает и тот факт, что место изолировано, как большое пятно посреди бескрайнего океана. Мизансцена экшена оставляет зрителя дома, зритель остаётся в стороне, как будто все действия разворачиваются за миллион миль от него.

При этом, самая большая утечка нефти в истории США, за который компании был выставлен самый большой в истории штраф за нанесение вреда окружающей среде в сумме 18,7 миллиардов долларов, вердикт по которому был окончательно вынесен на прошлой неделе, никоим образом не поменял отношение на государственном уровне к вопросу добычи нефти. Через пять лет после разлива, и, по подсчётам BP, 54 миллиардов долларов прогнозируемых суммарных расходов, не произошло никаких серьёзных законодательных усилий по улучшению надзора или контроля всё ещё продолжающихся морских нефтяных операций США. В течение этого тяжкого испытания общественное мнение о глубоководном бурении практически не изменилось; сегодня большинство американцев поддерживают увеличение его объёмов.

Главный парадокс разлива нефти на платформе BP – он был огромным по масштабу и затратам, но невидим обывателю по своему влиянию за пределами залива. Он погубил жизни, уничтожил экосистемы и стоил очень дорого, но не было издано никаких новых законов для предотвращения повторения подобного происшествия. Белый дом недавно утвердил дальнейшие морские нефтепоисковые исследования в значительно более опасных водах, чем Мексиканский залив. В то время как вы читаете эту статью, буровые судна компании Shell направляются к Арктике, несмотря на то, что их пробный рейс в 2012 году был катастрофой с постоянными авариями. Морское бурение остаётся таким же рискованным, как и до взрыва нефтяной платформы Deepwater Horizon.

«Разлив BP должен был подтолкнуть Конгресс и администрацию Обамы как можно быстрее принять самые жёсткие нормативные положения о морском бурении, и «заморозить» новые исследования до тех пор, пока в эксплуатацию не войдут новые технологии, написал недавно Стюарт Смит, юрист по вопросам окружающей среды из Нового Орлеана, в публицистической статье для The LA Times. «Вместо этого спустя пять лет Мексиканский залив подвержен катастрофе снова как никогда».

Так почему же общественность не заинтересовалась в его защите? Почему изменилось так мало?

После освещёния в СМИ разлива на его начальных этапах, докладывая о его последствиях в течение этих лет, и проводя серии интервью с юрисконсультами, внимательно следящими за ситуацией, у меня появилось как минимум три ответа, которые вместе могут помочь ответить на эти вопросы. Во-первых, этот разлив никогда не находил настолько глубокий или эмоциональный отклик в сердцах общественности, как другие крупные нефтяные катастрофы, и не было сильного общенационального негодования и последующих гражданских обязательств. Что более важно, и что оказало наибольшее влияние, так это выступающий за бурение Конгресс оказался в безвыходном положении и по большему счету не желает рассматривать какие-то ни было серьёзные экологические реформы. Также, существует мнение, что такие огромные штрафы будут достаточным сдерживающим фактором для добытчиков нефти, хотя существует много разногласий о том, действительно ли некоторых даже из наибольших штрафов, которыми когда-либо облагали корпорации, будет достаточно, чтобы остановить нефтяную промышленность от безответственных действий с нашими морскими территориями в будущем.

***

В 1969 году неподалеку от побережья Санта-Барбары взорвалась нефтяная платформа, которая выбросила 3 миллиона галлонов нефти на побережье. Это событие (в сочетании с гневом на широкое использование пестицида ДДТ, которое документально подтвердила Рэйчел Карсон в книге «Молчаливая Весна», и на то, что чрезвычайно загрязнённая река Кайахога снова воспламенилась) привело к рождению современного природоохранного движения. Миллионы людей вышли на улицы (так появился первый День Земли) и побудили президента от Республиканской партии Ричарда Никсона принять Закон о чистом воздухе и Закон о чистой воде, два наиболее влиятельных закона по охране окружающей среды, которые когда-либо принимались, и сформировать Управление по охране окружающей среды.

В 1989 году нефтяной танкер «Эксон Вальдез» потерпел крушение у скалистых берегов Аляски. По наивысшим оценкам последующий разлив вытекшей нефти составил 32 миллиона галлонов. Это событие повлекло за собой множество реформ, включая принятие в 1990 году Закона о запрете загрязнения прибрежных вод нефтью, который сделал нефтяные компании ответственной стороной в случае разлива, и обязал их иметь на руках подробный план предупреждения катастрофы и, кроме того, покрыть все расходы по очистке — до 75 миллионов долларов.

Для сравнения, при утечке на платформе BP в Мексиканский залив вылилось 5 миллионов баррелей нефти — это более 205 миллионов галлонов, что более, чем в шесть раз превысило объём нефти, вылившейся при двух последних наиболее значимых для государства разливах вместе взятых. И кроме нескольких слушаний и мимолётных попыток поднять уровень ответственности, которые в Сенате быстро затихли, Конгресс среагировал весьма сдержанно.

«После крушения «Эксон Вальдез», мы прошли через широкомасштабную законодательную деятельность — улучшенный контроль, использование последних достижений науки, более строгие штрафы. На разлив из танкера на Аляске реакция была довольно активной», сказал мне Рик Стайнер, нефтяной эксперт и бывший профессор Университета Аляски. «При значительно большем разливе в Мексиканском заливе, мы и близко не увидели ничего подобного. Меня беспокоит то, что из-за отсутствия реакции мы вернулись туда откуда начали, а индустрия ещё больше укрепилась в Вашингтоне».

Не один Стайнер подавлен. В то время как администрация Обамы перетасовывала регулирующие комиссии, которые контролируют морское бурение (коррумпированная Служба управления минеральными ресурсами была ликвидирована, а её функции были отданы отдельным агентствам), юристы и нефтяные эксперты, с которыми я разговаривал, затруднялись назвать хоть один значимый закон, принятый за последние пять лет, который бы помог предотвратить ещё один глубоководный выброс нефти.

«Конгресс не сделал абсолютно ничего», говорит Дэвид Петтит, юрист по вопросам окружающей среды при Совете по охране природных ресурсов. «Я считаю, что осталось ещё много слабых мест. Произойдёт ещё новый разлив, это неизбежно». Тем не менее, не было создано или изменено ни одного закона, отображающего новые реалии морского бурения. Причиной, по которой BP проводила разведку в таких глубоких водах, в первую очередь является большой спрос на нефть и её недоступность в обычных локациях, где её можно легко добыть. Такая ситуация вынуждает нефтяные компании проводить бурение во всё более опасных местах.

Именно поэтому компания Shell направилась к Аляске, снова отважившись на серьёзное финансовое бедствие и катастрофу в области связей с общественностью ради поисковых работ в холодном и беспощадном Чукотском море.

По словам Стайнера «разлив будет катастрофичным». «При наиболее неблагоприятном сценарии разлив нефти составит два миллиона баррелей за 60 дней. Если что-то подобное произойдёт, это означает, что для экосистемы Чукотского моря, которое и так находится на грани из-за климатических изменений, игра окончена».

Мы до сих пор недооцениваем, насколько губительными могут быть нефтяные катастрофы в открытом море.

***

Я путешествовал по югу штата Луизиана в заболоченном пляжном городке Венеция (который прозвали «концом света»), когда нефть BP начало выносить на берег. Вместе с немецкой телевизионной группой, парой активистов из «Гринпис» и Стайнером, с которым мы впервые встретились на борту катера в поисках дрейфующей нефти, я вывел катер к барьерным островам, где мы вброд преодолели заросшую тростником заболоченную местность, не отрывая глаз от земли. Довольно скоро мы наткнулись на… нечто.

Почти всех нас ещё раньше осенило, что у разлива будет то, что учёные мужи называют «оптической» проблемой – сырая нефть не будет заливать побережье толстой чёрной пленкой, как это произошло, когда «Эксон Вальдез» потерпел крушение у берегов Аляски. Мы не увидим на поверхности, как это было в Арктике .

Петтит говорит: «Обычных людей больше эмоционально потрясло происшествие на Аляске. Птицы, млекопитающие, люди, которые пытаются паром счистить нефть со скал. В Мексиканском заливе этого было меньше».

Нефть BP была коричневой, разжиженной, распределённой маленькими пятнами. На своём пути к берегу, она соединилась с другими значимыми морскими загрязнителями, собравшимися за десятилетия, которые медленно выщелачивались из кто знает скольких других нефтедобывающих действий, подвесных лодочных моторов и потоков отходов, которые потом ринулись к берегу в форме нефтяных сгустков. Её мнимая невидимость отчасти зависела от того факта, что во время утечки из разрушенной скважины «Макондо», находящейся на глубине 5,000 футов под поверхностью воды, нефть мгновенно разрушалась диспергентом (химическим веществом), так называемым «корекситом», который позже признали токсичным.

Одной из причин, почему BP использовали такое количество корексита, в общей сложности 1,8 миллиардов галлонов, было то, что им буквально казалось, что он заставит их проблему исчезнуть. Кто бы мог возмутиться грандиозной нефтяной катастрофе, если в поле зрения не было большого количества нефти? Казалось, что это был сознательный выбор BP, который с самого начала был направлен на то, чтобы заставить общественность недооценить объём разлива, скрыть страшную картину катастрофы и создать приемлемый для восприятия образ «небольшой проблемки». (Кроме батальной сцены береговой охраны, были также снимки сереющего завихрения, сделанные НАСА со спутника, и приукрашенные снимки с подводной камеры; опять таки, в конечном результате катастрофа должна была выглядеть ещё более неестественной, масштабной, но какой-то далёкой и нереальной).

Всего через пару дней после взрыва на Deepwater Horizon 20 апреля 2010 года BP заявили, что дебит скважины был на первый взгляд контролируемой утечкой 5,000 баррелей нефти в день (компания позже столкнулась с уголовными обвинениями за ложь касательно этих цифр; оказалось, что BP знали, что нефть с самого начала вытекала с в 10 раз большей скоростью; Макондо выбрасывала 52,000-65,000 баррелей нефти в день и возможно даже больше). Но в то время ряд СМИ купились на эту историю.Газета The New York Times говорила своим читателям: «Выброс с Deepwater Horizon не является беспрецедентным, а также пока не входит в число самых ужасных нефтяных аварий в истории».

Авария, конечно же, оказалась совершенно беспрецедентной во многих смыслах — спустя несколько месяцев газета Times написала, что «разлив нефти BP является, несомненно, наибольшим в мире аварийным разливом нефти в морские воды, в соответствии с наиболее точными на данный момент оценками дебита скважины». Она затмила катастрофу на Ixtoc-I, морской скважине, которая взорвалась в 1979 году и давала течь в течение девяти месяцев, прежде чем её удалось загерметизировать. Единственная в истории нефтяная катастрофа, которая была больше этой, произошла, когда Саддам Хусейн приказал своей отступающей армии умышленно поджечь сотни нефтяных скважин в Кувейте.

В отличие от аварии с «Эксон Вальдез», в тот момент я заметил, что наихудшие последствия разлива в Мексиканском заливе было сложно увидеть невооружённым глазом. Это было верно тогда, и верно сейчас. В конечном итоге было несколько фоторепортажей с испачканными нефтью пеликанами, однако 5 миллионов баррелей нефти, которые с течением времени вытекли из глубоководной скважины, по большей части остались вне поля зрения. Ущерб оказался под поверхностью воды; он также был нанесён глубоководным экосистемам и экономикам прибрежных городов, зависящих от морепродуктов и туризма. Для большинства американцев, не занимающихся ловлей креветок, и для тех, кто не разбирался в цикле размножения находящегося под угрозой исчезновения голубого тунца (который был подвергнут серьёзному риску в связи с разливом), ущерб был и буквально, и образно очень далёким.

Главные позиции экологического ущерба, нанесённого Мексиканскому заливу, на которых никто не акцентирует внимание (в соответствии с расчётами Совета по охране природных ресурсов) – тысяча морских черепах, большая часть которых – вымирающий вид. Также вероятно вдыхая нефтяные пары. В общей сложности в отвратительной нефтяной ванне, шириной в Мексиканский залив, погибло до 5,000 морских млекопитающих.

Более 1,100 миль побережья залива были загрязнены, как и 68,000 квадратных миль поверхности воды. «Шокирующее» количество нефти осело на дно океана,и, по словам учёных, большое её количество остаётся там и сегодня (вплоть до двух миллионов галлонов нефти) на площади в 1,200 квадратных миль, что соразмерно площади штата Коннектикут. На морском дне настолько много нефти, что она сворачивается в массивные «битуминозные подушки», и некоторые из которых настолько большие, что их вес достигает 25,000 фунтов.

По оценкам Одюбоновского сообщества в результате разлива погибло около одного миллиона птиц. Место произрастания морских водорослей, которое является домом для крабов, омаров и креветок, очень серьёзно пострадало. По оценкам экспертов, в общей сложности их биологическое разнообразие уменьшилось на 85 процентов. Около 12 процентов особей голубого тунца были подвержены загрязнению во время нереста в 2010 году. Последствия этого нам ещё предстоит узнать эффект. Между тем, оказалось, что другая рыба, выловленная при ликвидации последствий разлива, страдает от очаговых поражений, которые, вероятно, были вызваны воздействием нефти. Также, «масштабно повреждены» оказались три главных столетних глубоководных коралловых комплекса.

Также, разумеется, есть ещё человеческие потери и экономический ущерб. После разлива я общался с рыбаками, потерявшими работу, владельцами курортов, которые обеспокоены по поводу потери туристов, и рестораторами, которые не могли продавать местные деликатесы. Конечно, ситуация ухудшилась по мере того, как разлив и его последствия набирали обороты. Экономисты подсчитали, что до 2013 года, побережье залива потеряло 22,7 миллиардов долларов дохода от туризма. Ожидается, что общие потери индустрии промышленного рыболовства до 2020 года составят 8,7 миллиардов долларов, и до 20,000 ликвидированных рабочих мест.

Хуже того, многие работники, которые собирали разлившуюся нефть, некоторых из которых компания BP изначально не снарядила должным образом защитной экипировкой, начали испытывать проблемы со здоровьем после выброса нефти. Оказалось, что корексит, химикат, который BP использовали в больших количествах в попытках расщепить и разогнать нефть, также разрушал лёгочные ткани людей и млекопитающих, повергшихся его воздействию.

В ходе исследования, проведённого в Алабамском университете в Бирмингеме, учёные обнаружили, что диспергирующее вещество атаковало клетки эпителия, находящиеся в лёгких, и оно могло вызвать заболевание сотен и даже тысяч работников очистки, которые вдыхали вещество. За последние пять лет многие из тех работников жаловались на заболевания дыхательных путей и другие проблемы со здоровьем.

Все без исключения считают реакцию BP несвязной и неподготовленной. Первый раз нефтяной индустрии пришлось иметь дело с аварией на скважине такой глубины, как потом сказал главный исполнительный директор Тони Хейворд в одной из памятных пресс-конференций, проводимых после катастрофы: «Многому мы учимся в масштабе реального времени», сказал он, в то время как BP пыталась справиться с разливом, который буквально поднялся с глубины.

Отчасти вследствие своей лжи и бездействия, в 2012 году BP обязали выплатить 4,5 миллиарда долларов для урегулирования криминального судебного иска за их «крайнюю небрежность» при эксплуатации нефтедобывающей платформы DeepwaterHorizon. На то время это было наибольшим криминальным урегулированием в истории США. Этот иск затмил только JPMorganChase, согласившийся выложить 13 миллиардов долларов за свою роль в разрушении мировой экономики.

Пока всё это происходило, Конгресс зевал.

«Только казалось, что Конгресс не был заинтересован в каких-либо действиях на этот счёт», рассказал мне Дэвид Петтит.

В 2010 году демократы контролировали обе палаты Конгресса, и это был только рассвет эры длительного безвыходного положения с американской политике на следующие пять лет. Республиканцы уже серьёзно склонялись к парламентской процедуре затягивания решения вопроса, которую они когда-то критиковали, ещё даже до того, как она планировалась, но первым и, пожалуй, единственным важным законопроектом, который демократы продвинули под влиянием разлива в Мексиканском заливе, стал закон, который бы расширил количество нефтяных компаний, обязанных заплатить в случае аварии от 75 миллионов до 10 миллиардов долларов. (Согласно действующему законодательству, нефтяные компании обязаны только покрыть убытки пустяковыми суммами, которые будут указаны позже, только если их «крайняя небрежность» не была доказана в суде, как это случилось с BP).

Настроения Конгресса часто склоняются в сторону бурения, даже среди демократов. Известный демократ в Мексиканском заливе, сенатор Луизианы Мэри Лэндрю, действительно постоянно боролась за то, чтобы разрешить компании BP и дальше проводить бурение в регионе. Стоит также вспомнить то, как твёрдо республиканцы поддерживали бурение, даже несмотря на катастрофу; представитель Джо Бартон, позже видный республиканец в Палате Комиссии по энергетике, даже извинился перед BP за их неудобства.

«Дико осознавать, что мы неделями наблюдали как нефть выливается в воду», говорит Петит, «и при этом Конгресс не предпринимал никаких попыток сделать хоть что-нибудь».

Несколько демократов выступали за более радикальные меры, но их голоса заглушили. Обречённый климатический законопроект всё ещё был на рассмотрении в Конгрессе, но поддержка быстро рушилась; даже в то время мало кто ожидал каких-либо значительных реформ на фоне катастрофы. Конгресс уже был разделён, и республиканцы уже проявили себя как не очень активные борцы за поддержку природоохранных законов, что проявляется и по сей день.

«Скажем так: назовите мне хоть одну значительную законодательную реформу, которую Конгресс принял за последние пять лет», спросил меня Дэвид Логан, профессор права в Университете Роджера Вильямса и юрист, который тщательно следит за делом о разливе BP. «С этим Конгрессом мы не получим серьёзных реформ в экологическом законодательстве. Что мы можем увидеть, так это послабление экологического законодательства».

Действительно, единственным законопроектом, который смог принять Конгресс в ответ на разлив, стал так называемый Restore Act Act («Акт о восстановлении»), который постановил, что 80 процентов штрафов согласно Закону о чистой воде BP обязаны перечислить в фонд, который перенаправляет деньги в государства Мексиканского залива. В нём не были представлены никакие новые штрафы, постановления или предупредительные меры. Таким образом, Конгрессу не удалось принять законы, рекомендуемые федеральной Комиссией по разливам нефти, которая навязывала более жёсткие нормы безопасности для морского бурения.

Как отмечает Стюарт Смит, «Конгресс также не смог предоставить деньги для фонда, исследующего разлив нефти. Предложенный «институт безопасности» не материализовался. Так же, как и не материализовался новый центр подготовки для федеральных регулятивных органов, предназначенный для оказания им помощи в выполнении большего количества строгих проверок морских платформ». Петтит прав. Конгресс абсолютно бездействовал.

«С законодательной стороны были предприняты некоторые попытки изменения законодательства», говорит Логан. «Но мы не увидели чего-нибудь в отношении корректировки Закона о чистой воде, и дело не в том, что нет основы для поправок законодательства, а в том, что наш Конгресс больше не склонен издавать законы».

Тогда как судьбоносные события стимулировали принятие реформ в прошлом, Логан говорит, что «это не та эра, и этот разлив не был таким событием. Не было такого большого электората, чтобы менять законодательство».

Но дело не только в Конгрессе.

«На административном уровне было несколько положительных шагов», говорит Петтит, «но люди из Министерства природных ресурсов и прочих департаментов просто не были заинтересованы в проведении экологической экспертизы». Администрация Обамы наложила временный мораторий на морское бурение, но запрет был снят в тот же год.

По его словам, федеральные власти с самого начала своих исследований приняли отстранённую позицию по отношению к катастрофе. «После разлива на платформе BP, в то время как агенты ФБР проводили свою экологическую экспертизу, власти делали вид, что ничего не произошло. Они твердили, что это была очень редкая, практически непредвиденная ситуация». Совет по охране природных ресурсов считал такое отношение сумасшествием. «Неужели они не видят, что случилось?», говорит Петтит. «Мы выносим это на рассмотрение суда, и каждый раз проигрываем дело».

Точка зрения, что разливы нефти должны рассматриваться как редкие, неизбежные события, очевидно, юридически закрепилась в нашей политической культуре.

«Новых законодательных инструментов нет», говорит Петтит. «Shell продвигается на север. Те штрафы, что мы видели во время разлива в Мексиканском заливе – это всё. Вы бы не увидели ничего нового, если бы в Арктике случился разлив».

***

Ничего нового, если не считать угрожающую перспективу огромного штрафа, вгоняющего вашу компанию в убытки на десятки миллиардов долларов.

«Я считаю, что сумма, которую BP пришлось заплатить, соразмерна с тем ущербом, который они нанесли», говорит Стайнер. А достаточно ли это, по его словам, зависит от двух вещёй – хватит ли этих денег для достаточного финансирования надлежащей восстановительной программы, и будет ли это эффективно, чтобы нефтяные компании перестали идти на риск, который приводит к глубоководным разливам.

«Штраф для BP 50 долларов или 60 миллиардов? Какая сумма сможет обуздать халатность? Безусловно, штраф должен быть высоким».

Логан согласился.

«Социальные психологи называют это «якорем», говорит он. «Допустим, мы с вами беседуем, и мы пытаемся что-то оценить, и я могу сказать, допустим, что кто-то заплатил Xза это, и существует большая разница, когда число, которое мы видели раньше, намного выше». Как, например, штраф в 18 миллиардов долларов.

«В конце этого числа много нолей. Корпоративная Америка понимает только такие намёки», говорит он. «Это то, что адвокаты называют эффектом общего сдерживания, те дополнительные уровни осторожности, которые будут применяться с большей вероятностью, чем раньше».

«Это без сомнений довольно кругленькая сумма», говорит Стайнер. «Хватит ли её, вам следует спросить людей, находящихся там». То есть тех, кто всё ещё живет с последствиями аварии в Мексиканском заливе.

Конечно, существует критика урегулирования ситуации с разливом BP, настолько же массивная и рекордная, насколько был и разлив. С одной стороны, некоторые налоговые специалисты, указывают на то, компания ВР сможет списать штраф, который она должна была выплатить в качестве компенсации, как расходы и переложить большую часть бремени непосредственно на налогоплательщиков.

Помимо этого, структура оплаты на самом деле кажется довольно гибкой. Как объясняют The New York Times, «Принимая это соглашение, BPполучает значимую уверенность, особенно, если в соглашении не было пунктов, согласно которым судебный процесс может быть возобновлён. Продлённый график платежей также позволяет поглощать боль в умеренных дозах».

BP будет разрешено выплачивать 18 миллиардов долларов ежегодными взносами, вот почему отчасти акции нефтяного гиганта выросли, когда появились новости об урегулировании.

«Меня не удивила сумма», говорит Дэвид Петтит из Совета по охране природных ресурсов, «но я был удивлён периодом времени, который им дали на выплату. Это снижает стоимость доллара».

Петтит приводит ещё одну деталь урегулирования – оно было проведено в частном порядке, и никакого анализа распределения природных ресурсов не проводилось. На самом деле, нет никакого смысла в том, почему и кому были назначены штрафы, – следовательно, пострадавшим нечего будет предъявить по поводу честности такого анализа.

Это происходило в переговорной», говорит Петтит. «Никто кроме присутствующих не знает, каким именно образом была получена цифра, которая преподносится общественности. Посему местные жители могут иметь собственное мнение о том, какую выставить сумму, но сейчас у них может вовсе не оказаться такой возможности».

«Люди звонят мне и спрашивают о расчётах, спрашивают, что в них, и я отвечаю «Я не знаю!», говорит он.

И остаётся большим вопросом, остановит ли штраф дальнейшее бурение. В конце концов Shell сейчас в Арктике в ожидании расширения собственной морской бурильной империи.

«Я думаю, Shell считают себя достаточно крупной компанией», говорит Стайнер, «у них достаточно капитала для покрытия финансовой стороны катастрофы».

«Они все ещё испытывают судьбу», добавляет он, «и они прекрасно знают об этом. Компании поменьше вытесняются, поскольку не выдерживают финансовых последствий подобного нерегулируемого выброса». Крупные же компании могут выстоять – к примеру, квартальная прибыль корпорации Exxon в прошлом году составила 8 миллиардов долларов. Квартальная прибыль BPна сегодняшний день колеблется в пределах 2-3 миллиардов долларов. Shell за первый квартал 2015 года составил 48 миллиарда долларов. Нефтяные компании сегодня – одни из наиболее крупных и прибыльных корпораций на планете, и, как бы дико это не звучало, наверное, всё-таки могут выделить миллиард-два долларов в год на свои эксплуатационные расходы.

Логан, отметивший, что «было бы опрометчиво быть излишне жестокими в своём наказании», также признает, что вопрос о том, достаточна ли величина штрафа для предотвращения очередного выброса в открытом море, повис в воздухе.

«Возможно, вы и правы, и такой суммы недостаточно для изменения линии поведения компании», говорит он, отвечая на мой вопрос о том, достаточна ли сумма штрафа, «но она определяет контекст и сигналы». «Морское бурение не является рискованным предприятием для компаний со слабым капиталом. В конечном счёте, я делаю вывод, что BP была истощена политикой «большой дубинки», и компании, которые игнорируют это, ввязываются в неосторожное и опасное предприятие».

Петтит считает, что это как раз то, чем сейчас занимается Shell, именно так надменно позиционировала себя BP до разлива.

«Эти люди – инженеры высшего класса, имеющие веру в собственные возможности», говорит он. «Они думают, что уж с ними такого не случится».

***

Но это обязательно случится. Компания Shell обнаружила брешь в каркасе одного из нефтебуровых суден по прошествии всего нескольких дней после выхода в последнюю Арктическую экспедицию. Глубоководная добыча нефти – это чудо современного инженерного искусства, чрезвычайно сложное и небезопасное даже в спокойных водах. В Мексиканском заливе установлены тысячи морских нефтяных вышек и гораздо больше по всему миру – бурение проводится у берегов Бразилии, России, Норвегии, в других местах. И их число лишь растёт.

Согласно исследованию конъюнктуры рынка, проведённого консалтинговой компанией Markets & Markets, ожидается, что в течение следующих четырёх лет рынок морских нефтяных вышек вырастет с сегодняшних 66 до 102 миллиардов долларов. Соединённые Штаты всё ещё поспешно двигаются к пику своей производительности за 45 лет, несмотря на то, что глобальная цена на нефть остаётся низкой. Большая часть этой добычи была получена за счёт увеличения гидравлического разлома и извлечения горючего сланца, но, поскольку цена нефти уравновешивается, в сфере морского бурения ожидается наплыв других энергетических компаний. Вся промышленность следит за Shell – если компания сможет справиться в Арктике, даже если лишь на какое-то время, – ожидаем повышения риска или ещё одного колоссального разлива.

«В общем, правительственно-промышленная иерархия хочет рискнуть», говорит Стайнер, «а они не из тех, кто собирается стать жертвой последствий неудачи».

Но без новых законов есть совсем маленькая гарантия, что эта иерархия сделает всё возможное для предотвращения новой катастрофы. Большинство экспертов, с которыми я общался, считают, что для наказания нефтяных компаний, допускающих разливы, предел ответственности следует увеличить минимум до 75 миллионов долларов (некоторые называют эту сумму смехотворной), даже если не было установлено факта «крайней небрежности» их действий. Стандарты морского бурения могли бы быть усилены и нормированы. Другие предложения, как, например, у Стюарта Смита, более радикальны: запретить глубоководное бурение до тех пор, пока не будет доказано, что технология готова для выполнения обозначенного задания. Тем временем кандидат в президенты от демократической партии Берни Сандерс, остановил бы морское бурение вовсе.

Ни одна из этих идей не обсуждается публично. Вместо этого самая масштабная и дорогая нефтяная катастрофа в истории прозвучала лишь жалобой, как очередной ролик для сюжета новостей. Сцены ужасной трагедии зависли в неизвестности. Конгресс, нефтяные компании и общественность остаются по большей части оторванными от реальной чудовищной платы, которую пришлось заплатить за разлив в Мексиканском заливе. А без новых законов наши побережья не защищены от очередных разливов.

«Если это не произошло сразу после трагедии», говорит Логан, «то не произойдёт и через пять лет».