Киски + сиськи

«Твои друзья считают, что имеют точное представление о твоих возможностях, и когда ты пытаешься вершить что-то лежащее вне пределов этих возможностей, меньше всего рассчитывай на одобрение друзей… Они ведь желают тебе только добра и выбирают для этого самый верный путь: ты начни развивать перед ними свой блестящий бред, а они уж постараются, чтобы у тебя опустились руки». Генри Миллер – Сексус

«Истинно крупный писатель не так уж и хочет писать. Ему хочется лишь, чтобы мир стал местом, где можно было бы жить жизнью воображаемых образов. Первое слово, которое он с дрожью доверяет бумаге, это слово раненного ангела: «Боль». Генри Миллер – Сексус

Котенка я назвала «Никак». Он был славный малый… Такой же как я, только кот, а не киска. Забрала его у своей подруги-кошатницы, сумасшедшей хозяйки 13-ти кошек, везла его в метро к себе домой, чтобы напоить молоком и замуровать в стену, пожертвовав архитектуре-дуре, и пока мы добирались, я смотрела на него и думала: «Ох, какой ты приятный на ощупь… Так тебя нежно целовать… Даже жалко в стену замуровывать, слишком ты на меня похож…»
«Агатеночек!» - вдруг вспоминаю я. Так ласково коверкал мое имя один приятель, интуитивно сравнивая меня с котенком. «Никак… Никакой! Не какай! Ник! Никотеночек!» - нашептывала я ему, убаюкивала кис-кис-кис-кису, разговаривала с ним, будто бы говорю с собой. И, действительно, в тот момент я остро чувствовала себя такой же беззащитной, пушистой, русской голубой (крови?), как и он. Так же боялась неизведанного будущего, двери которого лязгали перед моим «мокрым» носом стальными зубами с резиновыми прокладками, так же боялась людей, которые раздирали взглядами мое лицо, обезображивали… Лезли целоваться и обниматься.

Вот оно… Образ кошки, которая гуляет сама по себе и в то же время горда, одинока и беззащитна, встает перед моими глазами. Вижу, как ее толстый зад упирается в ноги хозяину, пердит, тарахтит и мурлыкает в ожидании чашки молока. Вот она ходит по лезвию ножа, рискует, выигрывает, вот, проигрывает… Обливается кровью и пьет шампанское… Вот она – кошка. Живая, настоящая, не с картинки. Вот она моя жизнь…
Что я имею? Розовые соски, мохнатые волосы на заднице… Природа распорядилась так, что мне достались именно эти инструменты человеческой натуры, как кирка или молот, чтобы добывать себе «золото» или другие экскременты, но она не дала мне самого главного – жезла всевластия. Одна надежда на то, что какой-нибудь обладатель сего прекрасного имущества отрежет от себя жертвенно или даст погонять (поласкать) на парочку недель, утешала мое бессмысленное существование…

Мне не хватало его, как молока кошке. В связи с этим обстоятельством, я решилась действовать и поставила спектакль по своей пьесе, которую ранее никогда не доставала из потаенного ящика дубового стола с зеленой лампой на нем и откладывала до лучших времен. Я поставила спектакль на сцене Концептуального (голого) театра Кирилла Ганина.
Выставив свои аргументы наружу и победоносно держа в руках резиновый «жезл», я надеялась убедить зрителя в том, что все, что он видит перед собой: голые сиськи, пезды, горшки для сранья – это все пустота… Именно таким способом я показывала то, что смысл и значение сюжета – вот главная и самая вкусная конфета для кота…
Однако, покусившись на жезл всевластия, я все-таки облажалась. Я задалась вопросом, как когда-то задался Раскольников - маленький Наполеон: «Тварь я дрожащая или право имею?» Выяснилось: все просто – я тварь. Друзья разбежались, кто куда из театра, попрятались по углам как слепые котята, отрефлексировали, вычесали себе блох, пошли на работу в офисы… Вынесли вердикт: ПОРНОГРАФИЯ. Что с них взять… (Порнография и в Африке порнография, обыватели тоже там же…)
Главное, конечно, только то, что я осталась не понята. Сиськи и котятки меня поимели во все щели. Во все дыры залезли, приходили даже во снах… Видела я, как мои герои страдают, мучаются, скорбят на сцене, а над ними, сидя в креслах за столиками, попивая коктейли, смеются сиськи с косыми глазами вместо сосков и жирные прежирные котята… ОбУватели победили…

Но нет, я не сдавалась. Уже в антракте, я понимала, что все, что я говорила зрителю – он воспринимал, как повод посмеяться, похихикать дуриком, и чувствовала, что мне это даже нравится. Это мне придавало неведомые силы, открывало второе дыхание, как будто бы я в ожидании момента, когда уже, наконец, палач отрубит мне голову за то, что я совершила зверское преступление, которое, на мой взгляд, было гениальным открытием!

Голая… Смелая… Публика снимает на айфон, жует за обе щеки хлеб, требует крови с остервенелыми лицами… С резиновым жезлом в руке, я покусилась на самое заветное, самое святое – на право вершить судьбами мира, но как и Наполеон, как и Гитлер, как Раскольников а так же Болконский, я облажалась… Восходя на Голгофу, жертвуя своими розовыми сосками и мохнатыми волосами на заднице, я понимала только одно – я права и моя правда, мой смысл за мною, а все остальное не так уж и важно…
Я погибла как Даша – моя главная героиня, принесла себя в жертву обществу, но, это, черт возьми, было очень приятно.

Подробно о спектакле смотрите фотоисторию «Агата в мире снов». 

Предыдущий - Голые